Тридцать ночей

Я открыла было рот, чтобы выразить свой протест, но он нежно прикрыл его рукой. Его пальцы были холодными.

— Пожалуйста, послушай. В завершении каждого вечера, неважно каким бы красивым я его ни сделал, ты будешь спать в одиночестве, и это принесёт гораздо больше боли, потому как вечер был прекрасным. Во время дня, ты будешь разрываться на части, выбирая между семьёй и мной. Сначала это будут вечеринки в честь окончания учебы, и праздники, и дни рождения. Потом постепенно, тебе станет невыносимо в моём мире, в отдыхе здесь на природе, на вершине этого утёса со мной. Я не смогу дать тебе твою собственную семью. Я не дам тебе детей, лишь потому, что этот папочка может уничтожить их по несчастному стечению обстоятельств. Последовательно, ты начнёшь терять всё. И это лучший сценарий, если до этого я не причиню тебе вреда. Я не могу отказаться от своего уклада жизни, Элиза, и я отказываюсь принимать твою жизнь в дар, лишь для того, чтобы я смог украсть её у тебя.

Его глаза были сфокусированы, полны решительности. Его рука твёрдо прижималась к моему рту, но на этот раз, ему не требовалось утихомиривать меня. Я сама по себе остолбенела. Мир, как ни странно, стал пустым. Ни "Пинк Мартини", ни ветра. Даже аромат Aeternum увял. Леденящий холод его руки теперь распространялся по всему моему телу, и я задрожала.

Это могло бы показаться странным, что ни одно из его предупреждений о физической опасности не отпугнуло меня, тем не менее, данная картина изоляции, в итоге, достигла своей цели. Но когда я задумалась об этом, на самом деле, это не было странным для такой девушки, как я. Никакая травма, никакая серьёзная угроза моей жизни, ничего из этого не могло мне дать того, чего бы я не смогла пережить, и даже страстно желать этого раньше. Но потеря единственного подобия семьи — потеря моего второго шанса — как я смогу снова пройти через это?

По своей собственной воле серебристые Лубутены сделали шаткий шаг назад. Прочь от него. Он закрыл глаза и убрал руку. Возможно, он увидел перемены во мне, или может быть, перемена произошла в нём самом. Чем бы это ни было, мне надо было подумать. Я развернулась и выбежала из тента.

Ветер хлестко сёк волосами по моему лицу, когда я попыталась успокоить своё дыхание. Я посмотрела на его место уединения. Могла ли я быть с ним на этих условиях? И что случится, если я соглашусь на это? Я потеряю Солисов, Реаган, новых друзей, которых я ещё пока даже и не встретила, и в итоге, даже его. Нет! Я должна уйти. Я должна уйти прямо сейчас.

Всеми своими силами я попыталась сделать шаг вперёд, в сторону вершины утеса. Мои мышцы сократились от этой мысли. Мир снова стал пустым, как будто все мои чувства отреагировали на нависшую угрозу потери Айдена и отказывались признавать что-либо ещё, кроме него. Всё что я могла видеть в темноте этой ночи, так это красивого, терзающего самого себя, мужчину, который организовал доставку роз через весь континент только ради меня, который вернул меня к жизни, в полном смысле этого слова. Мои каблуки утонули в траве. Я не могла уйти. Как минимум, я должна попытаться. Возможно, если он позволит себе немного нормальных, счастливых воспоминаний, они нейтрализуют плохие, и со временем, заменят их.

Я сделала прерывистый вдох и вошла в тент. Он не сдвинулся ни на дюйм — его лицо, по-прежнему, было серьёзным. Широкими шагами я прошла через танцпол, прямо к нему, на удивление мои колени не подвели меня.

— Должен ли я отвезти тебя домой? — спросил он, его голос почти осип.

Я взяла его за руку.

— Не сегодня. Я хочу выяснить всё сама.

Его губы сжались в тонкую линию, и он прикрыл глаза.

— Я узнаю по опыту, а не по рассказам, Айден.

Когда он открыл глаза, они начали озаряться бирюзой. Его губы приподнялись в улыбке поверженного.

— Учёный до мозга костей.

— Значительный генетический изъян, по утверждению моей мамы.

— Так к чему нас это ведёт?

Я сцепила свои пальцы с его пальцами.

— Помню, как ты называл это "перемирием".

Я встала на цыпочки и поцеловала его шрам.

Он вздохнул, либо от испытанного удовольствия, либо от разочарования, я не знала. И на данный момент, мне не хотелось это выяснять. Я проследила поцелуями линию его напряжённой челюсти вплоть до уголка его рта.

— Поцелуй меня, — попросила я.

Теперь он искренне улыбался.

— Одна кратковременная победа, и ты уже отдаёшь мне приказы?

— Да, — я сжала в кулак его волосы, притягивая его ближе к себе. — А теперь, никаких разговоров с твоей стороны, за исключением, если они не похотливые!

Этого хватило для Айдена. Его рот приоткрылся, в этот момент "Пинк Мартини" распевал припев. Затем его взгляд потемнел, и он рывком, небрежно притянул меня к себе. Со стоном, подобному провозглашению капитуляции, его рот накрыл мой. Его язык и губы начали беспощадное танго на своих собственных условиях. Его хватка на моём лице была настолько крепкой, что я ощутила его мощь глубоко в самой сути себя.

— Ты хочешь грязных разговоров, Элиза, но я не могу произносить даже "чёрт" среди всех этих роз, — произнёс он между поцелуями. — Так что на этот раз, ты сама усложнила задачу.

В моих ушах пульсировала кровь, краем уха я уловила, как "Пинк Мартини" нараспев шептал "amado mio". Может быть, дело было в песне, или в кончике языка Айдена, который очерчивал линию моих губ, но последние остатки моего разума, запинаясь, твердили мне об очевидном, сгорая в огне страсти. И вот так просто, я познала слова, которые подначивали меня с того самого момента, как только я увидела это место.

Я обхватила его лицо ладонями и поцеловала его, вкладывая в поцелуй всю силу этих слов, поскольку не осмеливалась произнести их вслух. Но с каждым штрихом моего языка, мой разум кричал: я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Глава 37

Произведение искусства

Прошла неделя. У меня возникло чувство, словно, прошёл всего один день... но и, в тоже время, целая жизнь. Складывалось ощущение, словно прошёл всего лишь день, потому как независимо от того сколько часов я проводила с Айденом, они пролетали слишком быстро, подобно мимолетному видению. Казалось, была прожита целая жизнь, по причине того, что я никогда раньше не чувствовала себя настолько живой, чем проживая каждый миг сейчас.

— Ты не должна выглядеть настолько сногсшибательно. Это привлечёт внимание полиции, — сказал Айден, заключая меня в объятия, пока Бенсон вёз меня на вечеринку, организованную в честь моего выпуска из колледжа.

Мы выяснили, что если Айден держит меня в объятиях в машине, его привычное напряжение из-за дорожного движения слегка ослабевает.

— Ты не возражаешь, что я надела мамино платье? — спросила я его, взбивая голубовато-серый подол платья.

— Элиза, носи всё что пожелаешь, лишь бы ты улыбалась так же, как и сейчас. И в любом случае, полагаю, что твоя мама должна присутствовать на этой вечеринке.

Как должен бы присутствовать и ты.

Я внимательно наблюдала за мелькающим за окном городским пейзажем, чтобы отвлечь себя от пустоты, которая зияла в моей груди каждый раз, когда работа или сон разлучали нас. Водород, кислород, радий — я лихорадочно перебирала элементы в голове, пока наблюдала, как окружающий мир пролетал мимо нас. В противоположном направлении от дома семьи Солосов.

— Умм, Айден, мне кажется, мы едем в неверном направлении. Семья Солисов живёт в северной части Портленда.