Тридцать второе июля
Шрифт:
Ничего более логичного в голову не приходит. Впрочем, как вообще можно логически объяснить всё, что со мной происходит?
В любом случае, надо приложить все усилия, чтобы прожить сегодняшний день так, как будто я больше никогда ничего не смогу в нём исправить. А это значит, что опять придётся тащиться на работу…
Умываюсь и иду на кухню.
– Лимон! Завтракать!
Кот, как обычно, несётся галопом на мой призыв. И я опять выкладываю в его тарелку последнюю пачку влажного корма. А в холодильнике меня по-прежнему ждёт последняя пара яиц. Ну уж нет! Надоела мне уже эта яичница! Роюсь в шкафу и нахожу полупустую пачку с овсяными хлопьями
Мысленно улыбаюсь. Сегодня у меня точно всё получится!
Однако изменениям подвергаются не все события этого нового старого дня. На крыльце я вновь сталкиваюсь с Йори, которой от души желаю хорошего настроения и отличного самочувствия. А выйдя на пролегающий вдоль проезжей части тротуар, как и в предыдущие два дня наблюдаю весело скачущую девчушку с воздушным шариком в сопровождении молодой мамы, за руку ведущей своё счастливое чадо в противоположном моему направлении. И в прежнем месте привычного недлинного маршрута меня обгоняет синий автомобиль с краснокепочным водителем. Но кота, как и вчера, нет.
Кстати! Выходит, вчерашний день тоже не полностью повторил оригинальное тридцать первое июля! Ведь перебегающего дорогу кота уже вчера не было!
Почему же происходят мелкие изменения, тогда как остальные события дня повторяются?
Размышляя об этом, добираюсь до издательства. Вэн и ребята-юристы в рекреационной зоне – без изменений. Зато когда позже в офис входит Кайя, я ненадолго теряю дар речи: на ней золотисто-жёлтое платье с тёмно-зелёным узором, которое очень ей идёт, превосходно подчёркивая все достоинства.
– Салют! – как всегда бодро и задорно восклицает она.
– Привет!
Наблюдаю, как Кайя крутится перед зеркалом. И когда она перехватывает мой взгляд в отражении, зачем-то – сама не знаю, зачем – добавляю:
– Знаешь, а мне почему-то сегодня приснилось, что ты пришла на работу в розовом платье в белый горошек…
Стараюсь придать своему лицу бесстрастное выражение. Кайя резко поворачивается ко мне:
– Да ты что! Серьёзно? Представляешь, а я как раз выбирала утром между этим платьем, – она тыкает на себя пальцем, – и розовым… Ну надо же!
Я делаю удивлённое лицо (впрочем, удивление не такое уж и наигранное):
– Ого! Это… странно…
– Может, у тебя открылся дар ясновидения? – Кайя смотрит на меня большими зелёными глазами. – Я ведь его даже надела… в смысле, розовое… А потом посмотрелась в зеркало, и мне показалось, что оно какое-то… дурацкое… Вот я и переоделась.
Она на секунду замолкает, пристально смотрит на меня и неуверенно спрашивает:
– А тебе больше ничего про меня не снилось?
Кайя так взбудоражена, что я едва удерживаюсь, чтоб не раззадорить её ещё больше, рассказав что-нибудь про Китиала.
– Нет, – говорю, – больше ничего. А это платье и правда тебе очень идёт! Молодец, что выбрала его!
– Ты правда так считаешь?
– Ну конечно! Я уверена, перед столь очаровательной девушкой в таком шикарном платье не устоит ни один мужчина!
Кайя на секунду задерживает на мне полный подозрения взгляд, словно догадавшись о том, что под словом «мужчина» я имела в виду кое-кого конкретного. Но затем, судя по всему, отбрасывает это предположение, весело смеётся и ещё какое-то время крутится перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. А потом, наконец-то, принимается за работу, как
обычно вставив в уши наушники.Меня больше всего поражает даже не то, что новый наряд Кайи – ещё одно существенное изменение текущего дня, а то, что она назвала своё розовое платье дурацким. Я не припомню, чтобы слышала от неё это слово. А вот я именно так про него и подумала. И это не даёт мне покоя. Как будто я блуждаю в туманной дымке какого-то сна, то и дело натыкаясь на загадочные воплощения некоторых своих мыслей…
На протяжении всего дня я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к этой странности. Не могу понять причину, по которой происходят изменения в событиях, но, очевидно, это как-то связано со мной. Каким-то непостижимым образом я влияю на то, что происходит вокруг. Но каким?
Как выявить закономерность? И существует ли вообще хоть какая-то закономерность во всём этом?
Может, я просто сошла с ума и всё это мне видится в галлюцинациях?
Лежу себе, привязанная к больничной койке в сумасшедшем доме, а меня без остановки накачивают какой-то наркотой, от которой у меня ещё больше крыша едет. А возможно, всё гораздо проще: я уже умерла, только не заметила, когда. И теперь обречена вечно проживать один и тот же день снова и снова…
Кто знает?.. Может, так всё и происходит после смерти? Нам кажется, что мы продолжаем жить дальше, а на самом деле топчемся на одном месте. Ходим по кругу, пытаясь достичь невозможного, словно щенок, стремящийся поймать собственный хвост.
– Тэра! Ты что, уснула? – голос Кайи доносится, будто издалека.
– Что? – я пытаюсь осмыслить окружающее, будто и правда только проснулась.
– Я тебя зову-зову, а ты не реагируешь! – возмущается коллега.
– Прости, просто задумалась… Что ты говорила?
– Я спросила, пойдёшь ли ты со мной на обед или нет.
Кайя красит губы перед зеркалом и делает шаг назад, чтобы оценить своё отражение.
– Нет, – отвечаю я. – Иди одна. А я схожу прогуляюсь. Надо проветрить голову.
Погрузившись в свои мысли, я даже не заметила, что уже пришло время обеда. Так что прогулка до леса – то, что нужно, чтобы привести себя в порядок.
Выхожу на улицу и направляюсь в сторону холмов, прочь от города. Миную пустырь и минут через десять оказываюсь в сени раскидистых сосновых и пихтовых лап. Здесь воздух наполнен свежестью и прохладой. Несмотря на то, что небо до сих пор затянуто слоем неплотных облаков, вне леса всё равно довольно душно. А здесь, среди могучих деревьев ощущаешь, будто попал в другой мир. У меня вообще запах леса ассоциируется с детством. Напоминает ту беззаботную пору, когда не надо было ни о чём переживать, когда чувство внутренней свободы было естественным состоянием, а не роскошью, доступной в редкие моменты душевного расслабления.
Наверное, это потому, что в детстве родители часто устраивали пикники. Мы постоянно выезжали отдыхать всей семьёй на природу. И этим, видимо, объясняется моя безграничная любовь к лесу – он напоминает мне о том времени беспечной радости. Радости, не привязанной к чему-то, а существующей самой по себе, беспричинно, в каждом мгновении жизни, в каждом вдохе и в каждом дне.
Медленно бреду по тропе, наблюдаю, как по деревьям шустро скачут рыжие белки, демонстрируя шикарные пушистые хвосты. Наверху, на одной из сосен дятел трудолюбиво выискивает себе пропитание, неистово мельтеша чёрной головой в красном набалдашнике. Вдыхаю полной грудью свежий лесной воздух и чувствую, как моментально начинает проясняться в голове.