Тринадцатая ночь

– Ну, давай, – подначивала она.

Он сжал зубы и стиснул челюсти.

– Тебе придется надавить сильнее.

– Зачем ты это делаешь? – прошипел он.

– А почему ты меня не убиваешь?

Голос был совершенно невозмутим. Драко попытался передать свое раздражение от ее спокойствия в руки, но они не подчинились, вопреки желанию хозяина ослабив хватку, бессильно соскользнув с ее горла на плечи и обратно на его бока. Слезы начали застилать его глаза. Он сморгнул их. Она опять взяла его руки и положила на свое горло.

– Давай, – сказала она. Безмятежный тон ее голоса надломился, когда губы задрожали. – Попробуй еще разок.

– Прекрати, – проскрежетал он. Вместо того, чтобы сомкнуться на ее горле, руки поднялись к лицу. Он погладил ее щеки большими пальцами, стирая свежие слезинки, скатывающиеся по ним. – Просто прекрати.

– Прекратить что? – медленно, неуверенно она потянулась вверх и взяла его лицо своими руками, как зеркалом отражая его движения.

Он чувствовал ее дыхание на своем подбородке. В голове тут же возникла картина того, как ее лицо выглядело в мягком свете его гостиной в ту ночь, которая была, казалось, так давно, да и в чьей-то другой жизни. Он облизнул губы, но ближе к ней не придвинулся.

– Прекрати… прекрати… вести себя так, будто… будто… – сказал он дрожащим голосом.

– Будто что? – прошептала она.

– Будто не было тех десяти лет, что ты ненавидела меня. – Голос окреп, подстегнутый глубоким чувством отвращения, засвербевшим под ложечкой.

Она отшатнулась и открыла рот, чтобы что-то сказать, но он не дал ей даже попробовать:

– Потому что я тоже ненавидел тебя, Грейнджер. И это было первое, о чем я подумал, когда увидел тебя здесь. Что я ненавидел тебя.

Она взяла его ладони в свои, сжав их так сильно, что было почти больно. Он попытался вырваться, но она не отпускала.

– Я знаю.

– Пусти мои руки.

– Нет.

– Пусти.

– Ну так выдерни. Ты же сильнее меня.

– Чертова идиотка. – Он наконец освободил свои руки.

– Возможно.

– Зачем ты привезла меня сюда?

– Чтобы ты не навредил себе или другим.

– А сама зачем приперлась?

– Я только что сказала тебе.

– Нет. Зачем ты привезла меня сюда? Где Поттер? Уизли? Еще кто-нибудь.

– Я сказала тебе. Никто не знает об этом. И это не потому, – она посмотрела в упор на него, – что ты для меня акт благотворительности. Я могла рассказать все в Министерстве, и уже они бы думали, что делать с тобой. Могли и заново стереть тебе память, чтобы дать новое имя.

Его желудок сжался от этих слов. Он был всего лишь экспериментом, который пошел неправильно, бездумной соринкой, которую можно было стереть и перепрограммировать по желанию. Хреново Министерство и их хренов…

– Но я не хотела, чтобы это случилось. Я не доверяла им, Драко.

– Потому что они так по-королевски облажались в первый раз? – кисло поинтересовался он.

– Нет. Ну, да. Но еще потому, что никто не знал тебя, так…

– Так, как знала ты? – усмехнулся он.

– Да.

– Ты не знала меня, Грейнджер. – Его слова сочились ядом. – Ты знала человека, которым меня запрограммировали быть.

Ее лицо исказилось так, будто он ударил ее в живот, потом поднялась и потянулась через одеяло, подняв билет, упавший на землю. Один момент нестерпимой агонии он был уверен, что она разорвет его на клочки. Он даже сделал полшага, чтобы остановить ее, но потом снова обрел контроль над своим разумом. Ему-то какая разница?

– Мы не программировали тебя, Драко. Мы только стерли твои воспоминания о мире волшебников. Это, – она взмахнула билетом, – и это, – она вытащила из заднего кармана слабую имитацию розы из салфетки, – все ты. Только ты.

– Ты… ты сохранила это?

– А как я могла не сохранить? Это последний цветок, что я получала от тебя. По крайней мере, по твоим словам.

– Сентиментальная дура.

– Да, полагаю, что так. Хочешь, верну? – она протянула ему скомканный билет. Он почти коснулся его. Почти.

– Прекрати это.

– Что?

– Прекрати пытаться заставить меня думать, что я был… будто у меня была хоть капля контроля над моими действиями после того, как вы выебали мне мозг.

– Я тебе это и пытаюсь втолковать, Драко. В заклинании не было ничего, что изменило бы тебя, как личность. Дрейк Малфорд был Драко Малфоем, просто без воспоминаний, без воспитания, без извращенной лжи, которой пичкали тебя родители с самого рождения.

– Не смей говорить о моих родителях! – зарычал он на нее.

– Мне жаль.

– Не жаль.

– Ты прав, не жаль. – В голосе стал сквозить уместный холодок. – Так как оно, Драко?

– Что? – голова начинала болезненно пульсировать. Когда же это кончится, наконец?

– Целоваться с грязнокровкой? Позволять грязнокровке спать рядом всю ночь? Заниматься с грязнокровкой любовью?

– Заткнись.

– Почему же? Потому что тебе это нравилось? Ведь тебе это и вправду нравилось, судя по тому, как ты кричал мое имя, когда…

– Заткнись, на хрен, Грейнджер! – зарычал он.

– Нет, – она снова подошла к нему. Слишком близко. – Нет, я не заткнусь. Пока ты не поймешь следующее: Драко Малфой и Дрейк Октавиус Малфорд – один и тот же человек. Оба они – это ты. Не заклинание заставляло тебя делать, чувствовать что-то или о чем-либо думать. Оно тебя… оно тебя освободило.

– Освободило меня? Освободило меня?! Да ты хоть представляешь, через что я прошел? Особенно под конец?

– Ладно, может, я плохо подобрала слова. Признаю.

– Кто-нибудь, звоните в хренов «Ежедневный пророк»! Гермиона Грейнджер только что признала, что была неправа.

Она закатила глаза. Он смотрел на нее, весь исходя паром.

– А ты какое-то время был отличным магглом. Ходил на работу, на прогулку в парк. Прыгнул в грязный пруд, чтобы спасти плюшевого кролика. Сам сделал тесто для пиццы. Запоминал пьесы Шекспира.

– Заткнись! Господи! Ты вообще способна на это?

– Это был ты, Драко. От начала до конца.

Он зажал уши руками и закрыл глаза. Он чувствовал в горле ком, после которого должны были последовать слезы, словно кислота, жгущая веки изнутри. Он передвинул руки на лицо, надавив на брови пальцами так сильно, что они дрожали. Она положила ладони на его плечи, вцепившись ногтями в кожу.