Тринадцатое дитя

– Там… там живут боги?

Я прищурилась, пытаясь разглядеть вершину утеса, который он назвал своим миром, но ее закрывали грозовые тучи.

– Некоторые из них. – Крестный подмигнул мне.

Я огляделась по сторонам, медленно поворачиваясь на месте. Здесь не было ничего: ни деревьев, ни кустов, ни травы. Никакой даже самой скудной растительности, никакой живности. Только бесплодные, голые скалы. Черный камень. У меня защемило в груди.

Гравьенский лес был суровым и неприветливым местом. Там водились медведи крупнее, чем лошадь, и стаи свирепых волков, там росли ягоды и грибы, аппетитные с виду, но ядовитые настолько, что человек мог умереть даже от крошечного кусочка.

Но здесь… Здесь не было вообще ничего. Ни проблеска зелени, ни искорки жизни. Здесь был только он, мой крестный. Нестареющий, вечный. Я даже не знала, есть ли у него сердце. Наверное, нет. Зачем богу сердце?

Ощущение пронзительного одиночества охватило меня, как невидимая рука, сжавшаяся в кулак.

– Ты здесь живешь? – спросила я, пытаясь поймать его взгляд. Мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его глаза.

– Насколько кто-то из нас живет где бы то ни было, да.

– Совсем один?

– Не один, – поправил он, и я вновь оглядела каменную долину в надежде, что что-то упустила. – Уже не один. – Не привыкший к проявлениям нежности, он неловко погладил меня по плечу. – Теперь у меня есть ты.

– Э-э…

Крестный нахмурился и окинул взглядом долину.

– Хотя теперь я понимаю, что это, возможно, не лучшее место для девочки. Здесь как-то…

– Пусто? – подсказала я и удивилась, услышав, как он рассмеялся.

Его смех был густым баритоном, пряным и теплым, как яблочный сидр со специями. Такого смеха не ожидаешь услышать от бога Устрашающего Конца.

– Да, наверное, для тебя так и есть. Но это поправимо. Просто скажи, что тебе нужно, и я сделаю все, как ты хочешь.

Я поджала губы, ошеломленная властью, внезапно данной мне крестным. Никто никогда не спрашивал, чего я хочу. Иногда отец кричал: «Хочешь, чтобы я надрал тебе уши?» Но это совсем другое.

Я все же решилась и тихо проговорила:

– Может быть… дерево?

На лице бога смерти промелькнуло искреннее удивление.

– Дерево?

Я кивнула.

– Какое именно?

Я пожала плечами.

– Не знаю… Я видела только деревья, которые растут в нашем лесу. Ели, сосны, ольху. Они очень красивые, но… – Я с трудом подбирала слова. Внезапно во мне поселился голод. Но не потому, что за событиями этого дня я пропустила завтрак и обед. Это был голод иного свойства. Мне хотелось чего-то большего. Чего-то, что не увидишь в Гравьенском лесу. Чего-то нового. Необычного.

– Значит, ты любишь зелень.

Он говорил тем голосом, каким говорят взрослые, не привыкшие общаться с детьми, поскольку дети им неинтересны. Обычно меня раздражал такой тон, но у крестного он звучал мило и трогательно. Разумеется, богу Устрашающего Конца нет необходимости упражняться в искусстве приятной беседы.

– Да, – сказала я так, будто открыла ему секрет.

Он опять рассмеялся:

– В таком случае, милая Хейзел, смотри. Я надеюсь, тебе понравится.

Он указал на выступ в ближайшей скале. Сначала не произошло ничего, и я ощутила укол горького разочарования. Может, даже бог Устрашающего Конца не всесилен.

Но вскоре на гладком, как стекло, камне что-то шевельнулось. Зеленый побег пробился сквозь базальтовую поверхность, ломая камень, поднимаясь все выше, превращаясь из тоненького стебля в дерево, обрастая корой, выпуская ветки и листья. Дерево поднялось выше меня, выше крестного, заполняя пространство над нами пышным лиственным пологом. Его широкие листья отливали глянцевым блеском, и я задохнулась от восхищения, когда среди зелени начали появляться цветы. Не мелкие цветочки бледно-пастельных тонов, как на наших лугах, а яркие, дерзкие и большие – шире моей ладони. Они распускались, как пышные юбки танцующих женщин, ослепительно-розовые и такие красивые, что у меня перехватило дыхание. Я никогда в жизни не видела столь насыщенного оттенка. Он был теплым, волшебным, неистовым… И я подумала, сколько же чудес лежит за пределами Гравьенского леса, сколько дивных открытий готовит мне мир. Я вновь ощутила пронзительный голод.

Когда дерево завершило рост, оно легко встряхнулось, словно сбрасывая усталость, и замерло в безмятежном покое.

– Тебе нравится? – спросил крестный с волнением в голосе.

– Я в жизни не видела такой красоты. – Я вскарабкалась на каменный выступ, чтобы рассмотреть дерево вблизи. – Как оно называется?

Он пожал плечами:

– Оно единственное в своем роде. Как ты его назовешь?

Я привстала на цыпочки и потянулась к цветку, но, услышав эти слова, резко отдернула руку.

– В каком смысле?

– Я пытался придумать что-то такое, что тебе точно понравится, и… – Он пошевелил пальцами.

Я посмотрела на темный ствол, на переплетение ветвей.

– Это дерево… Оно такое одно в целом свете?

– Да, – подтвердил он, довольный своим творением.

Я задохнулась, будто мне в грудь ударило тараном.

– Ему одиноко.

Мои слова повисли в воздухе жалобным эхом. Я знала, что значит быть одинокой. Не похожей на братьев и сестер. Избранной богом, но им же и брошенной. Отличающейся от других. Не такой. Не способной вписаться в любое пространство, которое занимаешь.

Его взгляд смягчился, словно он понял мою боль.

– Мы сейчас это исправим, – пообещал он и щелкнул пальцами. Один, два, три. Столько раз, что хватило на рощу, чтобы первому дереву никогда не было одиноко.

Когда он закончил, ближайший к нам склон превратился в цветущий сад с дивными оттенками розового и зеленого. Цветы трепетали на легком ветру, поднятом крестным. Он был как художник, сотворивший прекрасную картину на чистом холсте.

– Настоящее волшебство, – прошептала я и закружилась на месте, раскинув руки. Мне хотелось плясать от радости. Хотелось запечатлеть в памяти каждую деталь этой невероятно прекрасной рощи, которую крестный создал для меня.

– Это не волшебство, – сказал он.

Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким резким и жестким голосом. Я удивленно застыла и обернулась к нему.

– Сила, – пояснил он. – Это разные вещи, разве не ясно?

Нет, не ясно. Я не сталкивалась прежде с волшебством и не представляла, что значит обладать силой. Для меня не было разницы между силой и волшебством. И то и другое не про меня. Что-то далекое, недостижимое, запредельное.

Крестный огляделся по сторонам и уселся на валун.

Его черный плащ распластался по черному камню, растекся темным ночным туманом. Он сделал мне знак присоединиться к нему, и я подчинились, пусть и неохотно.

– Волшебство – это ничто. Игры разума, ловкость рук. Нечто поверхностное, механическое. Да, оно требует определенного уровня мастерства, но это навык, который при должном старании может развить в себе любой. – Крестный протянул руку, и я чуть не свалилась с камня, когда он вытащил у меня из-за уха золотую монету. – Видишь? Монета всегда была где-то здесь. – Он зажал золотой кругляшок между пальцами и ловко спрятал его в ладони.