Тритон ловит свой хвост

— Нет уж, — сказала она, — в лес не хочу.

— В лес и горы, — продолжил Илья Витальевич.

— Всё равно нет. Я лучше на море.

— Тоже дело.

Подержав жену в кольце сомкнутых рук с полминуты, Илья Витальевич наконец разжал объятья:

— Поезжай. Надо же тебе развеяться?

— Развеяться, — эхом откликнулась Марина, повела плечами и вышла из комнаты. Илья Витальевич вернулся в кресло и сел, не отводя взора от дверного проёма. Правильно ли он поступил? Довольно ли тепла было в его голосе? Вдруг она подумает, что он равнодушен и не интересуется её жизнью? Да, они договорились пару лет назад, что самостоятельные люди, что молодая страсть прошла, и они вольны выбирать сами, как и с кем проводить время, но всё равно. Он считает, что договорились, а она? Рада ли Марина их договору, или с её стороны это была такая попытка давления на него? Парадоксальная попытка приблизиться, намёк на то, что он мало обращает на неё внимание? Илья Витальевич мысленно перебрал вехи их общей жизни. Могла ли она подумать, что он охладел? Он охладел, конечно, это бывает почти всегда, но ведь не так чтобы очень? Ведь он любит её? Наверное. Тогда почему они так редко спят вместе? То есть, это была её инициатива, и Илья Витальевич согласился. Может быть, он согласился слишком легко?

Дьявол их разберёт, этих женщин! Столько лет вместе, а он не может сказать, что понимает её до конца. А она? Илья Витальевич пожевал в сомнении губами. Она понимает себя до конца?

Так и не решив ничего определённого, он прогнал эти мысли из головы. Действительно, пусть съездит, прожарится под солнцем, глядишь, что-то и разрешится.

Словно дождавшись конца разговора, Киса снова запрыгнула ему на колени.

— Ма?

— Кошка это глаза, — сообщил ей Илья Витальевич. — Правильно, Киса?

— Ма, — ответила кошка, и Илья Витальевич был готов поклясться, что это «Ма» прозвучало совсем иначе, чем первое. Согласно прозвучало, подтверждающее. Кошка тем временем вытянулась на его коленях, свесив хвост к полу. Глаза её смотрели куда-то в поручень кресла, прозрачные, как капли росы. Уши сторожко отзывались на гудки автомобилей за окном.

Замечательные существа кошки! Понятные и простые. Если уши не прижимает, то и не вцепится. Главное, за брюхо её не хватать. Нетрудно запомнить, что именно им не нравится. Жаль, женщины не кошки, женщины-кошки только в глупых американских фильмах встречаются…

***

Июньские ночи коротки.

Только, вроде, встретили закат, только успели, поворочавшись в ожидании отправления, забыться сном — и вот пищит телефон, и пора просыпаться. Не успели выпить кофе, а телефон снова сигналит: Виктор, охранник, он же водитель и инструктор по скалолазанию, сообщает, что машина подана. Не беда, с вечера приготовлены термосы с кофе и чаем, в холодильник-переноску сложены бутерброды и копчёное мясо; перекусить можно и в дороге.

Через двадцать минут Илья Витальевич в сопровождении зевающего Артёма спустился с крыльца во двор. Виктор приветственно помигал габаритами, вышел и направился навстречу.

— Как спалось, шеф? — пожимая Жогину руку, спросил он.

— Спалось… — передёрнул плечами Илья Витальевич. — Так себе. Ты один?

— Вадим за Антоном Сергеевичем поехал, договорились у самолёта встретиться.

Война до города не добралась, но в пригороде располагался транзитный аэродром. Здесь на полпути из Америки в Европейскую часть Союза останавливались аэрокобры, которые Союз получал по лендлизу. Лётчики отдыхали, машины заправлялись топливом и продолжали свой путь навстречу мясорубке войны. В память о тех событиях на выезде из города поставили постамент с самолётом. За прошедшие годы город вырос и давняя окраина стала чуть не центром. Влюблённые назначали свидания «у самолёта», к нему же приезжали после ЗАГСа новобрачные, молодёжь гонялась по дорожкам на скейтах, и вообще, сквер у памятника был у горожан популярным местом отдыха.

— Ага, — кивнул Илья Витальевич. — Ничего не забыл?

— Обижаете, шеф, — улыбнулся Виктор. — Вместе же собирали!

Потом он обернулся к Артёму:

— Здорово, парнище! Ты прямо десантник.

Артём, одетый в новый, необмятый ещё комбинезон цвета хаки, протяжно, клацнув зубами, зевнул:

— Зда-а-арово, дядя Витя!

— Ладно, занимаем места, трогаемся, — распорядился Илья Витальевич и оглянулся на окна первого этажа. Марина не вышла их провожать, да и ни к чему это, хоть и лето, а прохладно, зато смотрела на них в окно. Встретив взгляд мужа, улыбнулась и помахала рукой. Ну и славно. Илья Витальевич отсалютовал в ответ и захлопнул за собой дверцу.

Улицы после ночи были пустынны, и до «самолёта» добрались за считанные минуты. Их уже ждали. Вадим припарковал машину за пьедесталом, но разве такую бандуру спрячешь за небольшим памятником? Особенно, если сзади к нему прицеплен длинный трейлер, этакий домик на колёсах. Главным же «демаскирующим» фактором служила рыжая борода Антона, который стоял у трейлера, облокотясь о запаску.

Виктор притормозил рядом.

— Всё в порядке? — спросил Илья Витальевич, опустив стекло у пассажирского места.

— А то, — широко улыбнулся Антон. — Не возражаешь, если я к тебе сяду?

— Вай нот? — улыбнулся в ответ Илья Витальевич.

— Ну и ладненько.

Антон занял место на заднем сиденье, рядом с Артёмом, и Илья Витальевич мимолётно, почти серьёзно пожалел о своём решении. Машина и так была загружена, а с появлением в салоне приятеля в ней стало тесновато.

— Артёмка, — обратился он к сыну, — места хватает? Не раздавит тебя этот медведь?

— Куда ему, отец, — ломающимся подростковым баском ответил сын. — Как бы я его не раздавил.

— О! — поднял вверх палец Антон. — Узнаю брата Колю. Весь в отца. Ты вымахал, однако. Я тебя во-от таким помню!

Он показал двумя пальцами, каким именно помнит Артёма и захохотал, задрав бороду в потолок. Илья Витальевич тоже вспомнил, каким был его сын когда-то, и улыбнулся. Артём промолчал с совершенно независимым видом, и Илья Витальевич отвернулся, чтобы тоже не засмеяться.

— Ладно, — сказал Жогин. — Поехали уже.

Виктор выехал на безлюдную Ленина. Впереди над Восточным микрорайоном вспухало красное солнце. Навстречу попалась грузовая машина с надписью «Хлеб».

— В Центральный поехала, — авторитетно сообщил Артём.

— Почему это? — обернулся к сыну Илья Витальевич.

— Там всегда хлеб самый свежий.

— Возможно, но ты-то откуда знаешь? — удивился Илья Витальевич. — Ты ведь в магазин не ходишь.

— Так, — сделал неопределённое движение плечами Артём. — Рассказывали.

— Рассказывали. — повторил Илья Витальевич. — Понятно.

— А ты сам как думаешь? — спросил его Антон. — Где хлеб самый свежий?

— В Центральном, — не задумываясь ответил Илья Витальевич. — У нас главбух рядом живёт. По пути на работу заходит, покупает, поэтому у нас всегда свежайшие булочки к чаю. Я ей даже доплачиваю немножко, чисто символически, за заботу.

— И сколько это, по-твоему, выходит? Чисто символически? — поинтересовался Антон.

— Тысяча в месяц, — ответил Илья Витальевич. — Что, много? Или мало?

— Да нет, — сказал Антон. — Нормально. По её доходам, наверное, и точно символически.

Тем временем Виктор свернул на Энгельса, и машину закачало на ухабах. Илья Витальевич всегда удивлялся: почему не могут привезти в порядок улицу с таким гордым именем? Причём так было, сколько он себя помнил. Ещё в старые, союзные времена улица Энгельса была пыльной, кривой, застроенной покосившимися хибарами, словно соратнику Маркса не хватало внимания, словно его уважали не как философа и вообще, наверное, не самого плохого человека, если так можно сказать про одного из классиков, а просто как соратника Маркса. По остаточному принципу уважали. Извини, Фридрих, так получилось. Асфальт, если и лежал, то кусками, на ровных местах, оставляя ямы дождям и прочим явлениям природы. Тех хибар давно нет, по сторонам улицы выстроились нарядные особнячки, но асфальт так и лежал — пятнами, напротив гаражных ворот.