Тритон
Шрифт:
Я улыбаюсь.
– Моя мама?
– Хуже. Король Антонис. Сходство просто неимоверное.
– Он наклоняется и прижимается своими губами к моим, и слишком быстро снова встает.- А сейчас, веди себя хорошо, мое милое маленькое чудо, и держись, пока я схожу и возьму еще обезболивающих.
– Гален…
– Хммм?
– Как сильно меня ранили?
Он проводит рукой по моей щеке. Само его прикосновение может выбить меня из колеи.
– Достаточно сильно, как по мне.
– Да, но ты ведешь себя, как ребенок, и вечно все преувеличиваешь, - я усмехаюсь его притворной
– Твоя мама говорит, что это всего лишь царапина. Она ее обработала.
– Мама здесь?
– Она внизу. Э… Ты должна знать, что Гром тоже здесь.
Гром покинул трибунал и отправился на сушу? Значит ли это, что все закончилось плохо? Ну, еще хуже, чем то, что я ранена? Нужно срочно узнать обо всем, что касается меня.
– Черт возьми. Сядь. Рассказывай. Сейчас же.
Он смеется.
– Я расскажу, обещаю. Но сперва я хочу, чтобы тебе было комфортно.
– Хорошо, но тогда ты должен прийти сюда и поменяться местами с кроватью.
Румянец заливает мои щеки, но меня это не волнует. Он мне нужен. Он весь. Наш разговор показался мне вечностью, только я и он. Но разговоры обычно не длятся долго. Губы созданы и для других вещей тоже. И Гален очень хорош в этих вещах.
Он идет обратно и садится на корточки рядом с кроватью.
– Ты не представляешь, как это заманчиво.
Кажется,что его фиалковые глаза потемнели. Они всегда становятся такого цвета, когда он отрывается от меня, стоит нам собраться нарушить кучу законов Сирен, если мы не остановимся.
– Но тебе не достаточно хорошо, чтобы… - он запускает руку в волосы.
– Я пойду, найду Рейчел. Потом мы сможем поговорить.
Я немного удивлена, что его отказ не начинается со слов “Но закон…” Именно это останавливало нас в прошлом. Теперь же, похоже, единственной вещью, которая останавливает нас, является мое состояние.
Что изменилось?
И почему я не взволнована этим? Раньше я расстраивалась, когда он отстранялся. Но небольшая часть меня любила это в нем - его уважение к закону и традициям своего народа. Его уважение ко мне. Уважение, которое не так просто отыскать в человеческих парнях. Неужели оно ушло?
Не по моей ли вине?
Через несколько минут ко мне приходят мама и Рейчел. Они дают мне обезболивающего и воды. Мама заявляет, что пришло время принять душ и надеть свежую пижаму. В ванной она помогает мне помыться и распутать колтун из волос, обильно намыливая их шампунем. И она на самом деле думает, что мы сможем оставить его таким образом.
– Я не спущусь вниз с видом бродяги, - говорю я ей.
– Мы должны расчесать их.
– Твое воронье гнездо сломает эту хлипкую расческу. Ты не можешь просто расчесать его пятерней?
Странно спорить о моих волосах, когда мы все еще не обсудили мою рану: как я получила ее и каким образом очутилась в постели Галена. Но кажется, мы обе благодарны нелепой ситуации. Мама поднимает брови.
– Не думай, что тебе светит особое отношение только потому, что ты можешь заставить кита танцевать танго. Я все еще твоя мать.
Мы обе смеемся так сильно, что я чувствую крошечный разрыв в своей ране. Без предупреждения, мама осторожно обнимает меня, чтобы не задеть больное
место.– Я так горжусь тобой, Эмма. И я знаю, твой отец тоже гордился бы. Твой дедушка не прекращает тарахтеть об этом. Ты была удивительна.
Ах, примиряющая сила запутанных волос и танцующих китов.
Она отпускает меня прежде, чем наступает неловкий момент.
– Давай оденем тебя. У нас много всего, что нужно обсудить. И я держу пари, ты проголодалась. Рейчел приготовила для тебя… э … омлет Тошнотик.
– Она старается на 5 с плюсом.
Мама протягивает мне мою одежду.
*
Гален и Гром сидят в столовой, тихо общаясь друг с другом через гигантский стол из красного дерева. Вздымающийся пар из нескольких кастрюль наполняет воздух в комнате запахом морепродуктов. Из шестнадцати отполированных стульев с высокой спинкой, я выбираю тот, что рядом с Галеном.
Он останавливает свой разговор с Громом и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
– Как себя чувствуешь?
– Голодной.
Рейчел накладывает в тарелку яичницу с перцем, беконом, сыром и кучей других ингредиентов, о которых может заботиться менее голодный человек. Я даже не дую на нее, прежде чем отправить ложку в рот. Как только я это делаю, Гром говорит:
– Доброе утро, Эмма.
Я вежливо киваю.
– Доб утга - чавкаю я.
Гален подмигивает мне, затем откусывает кусок своего завтрака, который выглядит как крабовый пирог размером с его лицо. Кроме того, он пахнет грязными носками и квашеной капустой.
– Эмма, мы тут обсуждали наши планы, - продолжает Гром.
– Я рад, что ты присоединилась к нам.
Я делаю глоток апельсинового сока.
– Какие планы?
Мама садится рядом с Громом с чашкой кофе.
– Планы насчет жизни на земле.
– Мы уже живем на земле.
– Да, - соглашается она.
– Но похоже, что мы должны будем создать место для некоторых дополнений в нашей жизни.
– Она не смотрит на Грома, но я понимаю, что речь идет о нем.
А это значит, что все мои усилия пошли насмарку. Если Гром собирается жить на земле, это означает, что он не может вернуться на свою территорию.
– Неужели они не поверили мне, - говорю я.
– Они все еще на стороне Джагена?
– Мы не знаем, - отвечает Гром.
– Мы ушли сразу же после нападения на тебя Джагена, во время хаоса. Что произошло после, не имеет значения. Я лучше буду жить среди людей, чем опасаться, что те, кто мне дорог, снова могут подвергнутся подобной опасности.
– Я тоже, - говорит мама, ярость сверкает в ее глазах.
– Тебя ранили, и я не собиралась ждать, пока они нас бросят в Ледяные Пещеры до скончания времен. Идиоты.
Гален опускает руку мне на колено под столом и слегка его сжимает. В этом нет никакого проявления чувств вообще, но меня накрывает волной Галена, и я ничего с этим не могу поделать, кроме как принять эту волну лавы, что сейчас пробегает по моим венам. Я пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь отнестись с уважением к тому, что этот знак должен был просто утешить меня. Гален, видимо, увидел это у меня на лице, потому что он тот час же убрал руку.