Триумф домашних тапочек. Об отречении от мира

Это еще и место, где разные фирмы ведут активную торговлю. Тут, на виртуальной площадке, можно приобрести и оплатить криптовалютой собственность, можно примерить онлайн в 3D шикарную одежду или протестировать новый автомобиль, и все это вам потом доставят в реальном мире. Возможности, несомненно, прекрасные, но разве это расширение своего «я», а не простое удвоение повседневной деятельности? Вспоминается фильм-предостережение «Матрица» (1999), где показано человечество, порабощенное машинами и управляемое Матрицей; машины заставляют людей принимать то, что они видят, за реальность и верить, что у них есть свобода выбора. И даже если под маркой «Матрицы» появилось нечто вроде саги о летучих ниндзя, уснащенной метафизическими рассуждениями, фильм «Матрица 1» остается великим образцом гностицизма, философского учения, считающего земной мир иллюзией, созданной злым демиургом. Чтобы отвратить людей от грешной земли, достаточно сказать, как делает большинство религий, что она — ад или симулякр, от которого надо любыми средствами очнуться.

Прежде путешественники садились на корабль и отправлялись в море. Теперь они берут джойстик или надевают очки виртуальной реальности и ложатся на диван. Что бы ни было у них на ногах — кроссовки, сандалии или туфли, — они поворотом рычажка надевают семимильные сапоги и странствуют по параллельным вселенным. По этому образцу можно представить себе миллионы индивидов, погруженных в боксы сенсорной изоляции и вибрирующих от посылаемых им извне импульсов. Великие путешествия, великие чувства — все будет проживаться в шезлонге. Чему мы обучаемся в виртуальной реальности? Жить сидя или лежа. Жить без движения. Для обездвиженного общества нужны неподвижные тела, чтобы они не рыпались, сидели дома и было легче отбирать у них мозги. Любой экран — настоящий бальзам для глаз; он ничего не запрещает, ничего не приказывает, но делает бесполезным все, кроме него самого, и отвлекает от всего, в том числе от него самого. С этой точки зрения символом постковидной цивилизации, возможно, станет не космическая ракета, не небоскреб, не ядерный реактор, а нечто куда более скромное — кресло-гибрид шезлонга и кровати с откидной спинкой и подсоединенными к нему проводами. Каким будет гражданин XXI века? Человеком, покоящимся в своей клетке сенсорной изоляции, снабженным дополнительными аудио- и видеоорганами, которые обеспечивают ему множество развлечений. У него будут цифровые двойники, проживающие за него все, чего он больше не дает себе проживать. И он будет чувствовать себя страшно одиноким.

Известный всем крайний случай — японские подростки-отшельники хикокомори; они день и ночь сидят перед экранами, бледные, одичавшие, а кормятся готовой едой в самолетных упаковках, которую им просовывают под дверь. Всецело во власти своей ненасытной страсти-зависимости, они пребывают в так называемом «интерактивном одиночестве». Реальным миром для них стал компьютер, физическая же реальность превратилась в какой-то ненужный придаток. В шлемах дополненной реальности экран совсем приблизился к глазам и окончательно вытеснил реальность основную. Обратная сторона этой неестественной сидячей жизни — избыточный вес, повсеместная болезнь, которой страдают чрезмерно упитанные дети. Реклама пищевых продуктов, которую показывают между двумя мультиками, — одна из причин повышенного давления и переедания. Для этого даже название придумали: «инфожирение», которое наступает от поглощения новостей, картинок и пищи превратившимися в роботов людьми. Непрерывно развлекающийся мир — это мир пресыщенный: все только и делают, что обжираются разными играми и программами. За время пандемии из-за рекордно усилившейся страсти что-нибудь погрызть и налетов на холодильники французы, как и другие народы, здорово поправились. Деятельность насильно обездвиженных тел свелась к органическим функциям: еде, пищеварению, сну, они впали в мускульную и физиологическую каталепсию. Актеры и актрисы, снимавшиеся в сериалах за эти два года, полнеют от сезона к сезону, и это тоже следствие локдауна. Кажется, повторился сценарий мультфильма «Wall-E» (2008), зловещей антиутопии — там люди, изгнанные на далекую планету, разжирели так, что разучились ходить ногами. Свободные от капкана работы и надзора начальства, сидя дома со всеми удобствами, мы держим связь с целым миром при помощи компьютерной мыши и пульта.

В конце ХХ века американцы придумали выражение couch potato, обозначающее этакого нового мутанта: он валяется на диване и лопает чипсы, большой ребенок, вечно глазеющий и жующий, которого надо поить из сосочки. Телевизор и видеоигры уже давно служат электронными бэби-ситтерами; они приклеивают к экранам и детей, и родителей, обреченных на компульсивное телепереедание. Этот гипноз силен еще и тем, что позволяет слушать, не вникая: можно оставить устройства включенными и делать что-нибудь другое, но они приковывают нас к дому, и с возрастом, по мере того, как теряем возможность жить самостоятельно, мы проводим с ними все больше времени. Это успокоительные для пациентов хосписов, очень удобные компаньонки, которых можно в любой момент позвать и отослать и которые наполняют дни звуками и красками. А есть еще новейшие подключенные машины умного дома — говорящие ласковыми голосами роботы-пылесосы, миксеры, кофеварки последнего поколения, — они дадут вам иллюзию приятного общения, а заодно будут за вами шпионить.

Попадая в цифровую вселенную, мы думаем, что впускаем в себя бесконечность, а попадаем в пустоту, одуревшие, с головой, набитой разными вздорными картинками и историями: «душа мира» оказывается огромным пузырем, в котором нет ничего, кроме зияния. Можно, глядя на своего двойника, находящегося в чем-то вроде виртуального детского садика, тешиться ощущением полной безопасности. Разрастание человеческого «я» сводится к медленной утечке собственной личности через глаза.

Расширенная реальность, говорите? Но это расширение очень уж смахивает на ампутацию. Классический вымысел мог служить убежищем от жестокого времени. Он врачевал какие-то разочарования, но и делал более привлекательным реальный мир с его красотой, его парадоксами. Литература так же, как кино и театр, позволяет проживать множество жизней, каких мы иначе не могли бы узнать. С виртуальностью не проживешь и одной, вместо этого получишь 3D-артефакт. Разница в том, что тут мы получаем иллюзию действия, тренировки, борьбы, мы считаем, что действительно сражаемся на войне, путешествуем по какой-то стране, а чтение приводит в действие только воображение. В видеоигре мы испытываем реальные, физические чувства, тогда как чтение, любование картинами, слушание музыки активируют другие зоны мозга. В первом случае нас втягивают в действие при помощи устройств дополненной реальности, во втором же мы физически остаемся снаружи. Классическая художественная книга может стать основой визуального ряда. К тексту можно, воскрешая жанр «книги, где герой — ты сам» [55] , прибавить музыку, образы, движение. Но Сеть сама по себе — уже не отправная точка или некий осадок, она охватывает все, что имеется Вовне, всю материальную вселенную. Мы в ней и не в ней, везде и нигде. Но привыкание становится непреодолимым, и возвращаться в реальное время все труднее.

55

Так называлась коллекция интерактивных игровых книг для подростков издательства «Галлимар». Читатель такой книги может сам выбирать варианты развития сюжета и ставить себя на место главного героя. Примеч. пер.

Просто сходить в кино и то становится проблематичным — зачем куда-то идти, сидеть в темноте рядом с незнакомыми людьми, смотреть какой-то фильм, который, может, мне и не понравится, когда к моим услугам неограниченный выбор разных зрелищ на моем собственном экране (во Франции в 2022 году посещаемость театров и кинотеатров уже снизилась почти на 40 %)? Настоящий рай на дому. Общение с новыми людьми из удовольствия превратилось в тягость. Постепенно отпадают такие традиционные вещи, как хождение в гости, вечеринки, торжественные сборища, все это становится заочным. Все, что можно сделать, не вставая с дивана, сегодня в основном именно так и делается: смотрятся фильмы и спектакли, слушаются концерты. Еду, а при желании и сексуальных партнеров, выбирают на свой вкус и заказывают с доставкой. Даже певцы могут давать виртуальные концерты на платформах видеоигр, а зрители — присутствовать в виде своих аватаров. Мы можем украшать стены своих виртуальных жилищ полотнами Делакруа, Мане или Ван Гога, путешествовать, не вставая со стула, хоть в пустыню, хоть в полярные льды. Перемещаться не только в пространстве, но и во времени, посещая то поселение викингов, то космическую станцию будущего (будущим называется все то, что устареет послезавтра). Интернет не только буквально врастил нас в кресло, он дал нашему частному мирку способность поглотить весь безграничный внешний мир. Бесспорно, новые коммерческие удобства очень важны, однако не оборачивается ли это чудо пшиком? Оттого что у меня имеется цифровой аватар и кошелек с криптовалютой, моя обыденная жизнь не становится более интересной. Весь мир отныне стал большой квартирой, похожей на кукольные домики или детскую игру. Это пристанище, тихая гавань, где можно укрыться от слишком тягостной реальности.

Между домом, где мы живем, и домом мечты (Гастон Башляр), будь то хижина, усадьба или дворец, всегда существуют противоречия, но ни один из них не может гарантировать нам одновременно и безопасность, и острые ощущения. Переступив порог, мы вступаем во внешний мир, а там неизвестность, страх и риск. Ханна Арендт сказала как-то о «тупой, убогой частной жизни, у которой нет иной цели, кроме самой себя». Сеть присовокупила к этому убожеству визуальный карманный театрик, столь же обширный, сколь поверхностный. Ты думаешь, что расширяешь свое пространство, но это самообман. Ты сидишь, прилипнув задом к креслу, со стаканом в руке и пялишься в экран — смотришь сериалы, полные крови и насилия, трясешься, ужасаешься, а потом спокойненько ложишься спать. Таким образом страдаешь вдвойне: от неподвижности и от пассивности.

Иммануил Кант говорил, что задача школы — приучить детей сидеть на месте. Этот урок был отлично усвоен, и ученики, давно вышедшие из школьного возраста, не забыли его, даже когда школа как таковая потускнела. В конце прошлого века два французских художника, Кабю (в серии альбомов «Большой Дюдюш») и Клер Бретеше (в серии «Разочарованные»), зафиксировали физиологическое изменение человечества: люди с детства стали ходить согнувшись. Этот новый антропологический тип Homo erectus, который утратил способность держать спину прямо, воплотили, с одной стороны, подросток-экоактивист, пацифист и антимилитарист, скрючившийся в своем кресле, с другой — взрослые из богемно-буржуазной среды, поколение, пережившее 68-й год, депрессивные леваки, валяющиеся на диване. Народы богатых стран поразил своего рода ментальный сколиоз. Сегодня к этой антропологической сутулости добавился еще один существенный признак в цифровом пространстве. В 1998 году в Вашингтоне одна молодая женщина создала в интернете сайт, позволяющий постоянно, все 24 часа в сутки, следить, как она живет в своей квартире, как занимается самыми мелкими делами, и это было первое, пока не слишком сильное потрясение в визуальном мире. Апогеем же такого вуайеризма во Франции стало начавшееся в апреле 2001 года реалити-шоу Loft Story (аналог американской передачи Big Brother), круглосуточно показывавшее жизнь одиннадцати одиночек, запертых в лофте; камеры снимали их в каждой точке квартиры, за исключением туалета. Гвоздем программы стала эротическая сцена между Лоаной и Жаном-Эдуаром в открытом бассейне. С тех пор процесс распространился на Инстаграм, Фейсбук или ТикТок, где развелось великое множество таких бытовых свидетельств в стиле live, где видно все, от душа до обеда, не исключая любовных объятий.

Помимо желания покрасоваться, такие проекты диктуются безумной мечтой: заснять свою жизнь значит придать ей значимость полнометражного фильма, создать самому себе иллюзию того, что участвуешь в чем-то захватывающе интересном. Какое зрелище — варка яйца всмятку, какое чудо — пятислойный гамбургер на тарелке! Все это достойно быть запечатленным с помощью селфи-палки, это надо общелкать со всех сторон и показать всему миру по зуму. Кадры семейного уюта удостоверяют благополучие. Моя жизнь полна необычайных событий: вот я ем завтрак, окунаюсь в бассейн, вот первый зуб моей деточки; и каждый раз сотни лайков, я — повелитель мира, хозяин своей судьбы. Прежде в свой дом забирались, чтобы укрыться от глаз посторонних, теперь же мы запираемся дома, чтобы лучше выставить себя напоказ, раскидывать себя по социальным сетям. Ютуберы, инфлюенсеры, блогеры собирают кругленькие суммы за свои советы по части моды и косметики. Я — герой необычайной истории, которую я сам рассказываю о себе и для себя, а вас зову повосхищаться мною, — так подросток где-нибудь на кухне трясется над своим ТикТоком, не имея возможности поплясать на дискотеке вместе с толпой ровесников. Видеоролики и социальные сети заменили популярные когда-то личные дневники, но, если для записей вольно или невольно что-то отбирают и не вынуждают читателя читать подряд, страницу за страницей, камера фиксирует все подряд: как наполняется мусорное ведро, как опорожняется ванна, как растет салат, как ревет пылесос, и тут же, разумеется, восходы и закаты под восторженное пыхтение в микрофон. Видеонаблюдение за самим собой не так важно, как полная прозрачность для других. Когда личная сфера приобретает непомерную важность, все, что раньше оставалось потаенным: житейские мелочи и подробности, какие прежде были интересны только супругам, — возвышается до публичного уровня.

Тайного больше не существует, скажут пессимисты. Нет, существует, но распахнутое настежь, общее со всеми. И по нему сверяют как свое сходство с ними, так и свою оригинальность. Самое странное при этом, что таким пустякам придается большое значение, такая чепуха воспринимается как что-то серьезное. Наши серые будни сильно отдают отшельничеством, но это отшельничество коллективное. Быть может, смысл столь точного воспроизведения каждого часа и каждой недели в том, чтобы молодые убедились: их жизнь имеет ценность, поскольку все мы из одного теста. Но интернет — еще и общий соглядатай, он шпионит за всеми, кто им охвачен; благодаря глумливой болтовне любовников он разоблачает интимные вожделения, запретные связи и, как советские спецслужбы во времена своего процветания, позорит уличенных в непристойном поведении. Чего не мог предусмотреть Кафка в рассказе «Нора» — о человеке, который зарылся в землю, как крот, и спасается от подстерегающих его хищников, — так это того, что благодаря интернету и социальным сетям самое сокровенное станет самым незащищенным. Превратится, с нашего согласия, в театральную сцену, доступную всеобщему обозрению, и в этом театре зрители и актеры будут взаимопроницаемы. Личное полностью обобществилось, святая святых стала проходным двором, чему мы нисколько не противились. «Внутри себя я существую только внешне. Я живая сцена, по которой проходят разные актеры, играющие разные пьесы» (Пессоа) [56] .

56

Фернандо Пессоа. «Книга непокоя». Перевод А. Дунаева. Примеч. пер.

«Каждый избранный человек, — писал Ницше, — инстинктивно стремится к своему замку и тайному убежищу, где он избавляется от толпы, от многих, от большинства, где он вправе забыть правило „человек“, будучи исключением из него» [57] . Но когда это желание обособиться становится коллективным, когда оно само становится признаком стадности, то «избранный человек» должен от него отказаться из страха уподобиться презренной толпе. Если уже в нынешнем веке пространство частное восторжествует над публичным, каждому придется создать у себя дома заменители всего на свете. Станет великой радостью заменить происшествия их атмосферой, приключения — видеопрогулками (с перерывами на путешествие пешком от кресла до дивана или от кровати до ванной комнаты). А переход из комнаты на кухню и обратно будет считаться переменой мест. Что такое свобода, которая не знает препятствий и не рискует выйти за порог, как не жалкий суррогат? Суждено ли великому театру мира исчезнуть, поглотит ли его экранное окошко? Прежде частная жизнь нуждалась во внешнем мире, не замыкалась в себе, в чем и было ее преимущество. Теперь же, благодаря вездесущей Сети, она ударилась в солипсизм и упивается собой, любуется тенями, которые принимает за реальность.

57

Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла». Перевод Н. Полилова. Примеч. пер.