Триумф поражения

Саша не охает от восторга, не хватает меня в объятия, не тянется с поцелуем. Он, смеясь, спрашивает:

— Ты пришла голая и с телефоном?

— Там фонарик, — сообщаю я важно. — Но он не понадобился, от луны светло…

— Это от тебя светло… — шепчет Саша, протягивая руки и нежно обнимая меня, словно я не живая девушка, а лунная проекция.

Подняв меня на руки, он осторожно кладет меня на свою кровать.

— Ты уверена? — нежно спрашивает он, но по мелкой дрожи в сильных руках я понимаю, что он сдерживается из последних сил.

— Да! Но… — договорить не успеваю, он набрасывается на мои губы и долго целует, прижимаясь всё сильнее.

— Но? — одурманенным взглядом смотрит на меня.

— Скажи, что с Евгением! — прошу я, молитвенно сложив руки. — Если ты его наказал или уволил…

Саша растерянно улыбается и отводит глаза:

— Про Евгения завтра… Пока ты на меня не разозлилась…

Хорошо. Всё завтра. И Сергей, и Евгений, только бы он был здоров…

Глава 49. Девять кругов рая

Сколько мужчин,

влюбившись в женщину из-за глаз,

имели глупость жениться на ней целиком.

Ги Район

Просыпаюсь от того, что мою спину перестает греть что-то большое и теплое. Открываю глаза. Надо мной, лежащей на кровати, стоит Саша. Он, видимо, только что из душа: на широких голых плечах в лучах утреннего солнца, лукаво заглянувшего в комнату, насмешливо блестят капельки воды, волосы тоже влажные и кажутся темнее, чем на самом деле. Но меня настораживают и удивляют его глаза. В них тревожное беспокойство и искреннее сомнение. Он смотрит на меня и молчит.

— Доброе утро… — осторожно прощупывая почву, говорю я. — Что-то случилось?

Для верности широко улыбаюсь. У меня нет опыта просыпаться в мужской постели, и я не знаю, что говорят в таких случаях. И надо ли что-то говорить? Увидев мою улыбку, Саша с настоящим облегчением вздыхает и, наклонившись ко мне, неожиданно легко, как соломинку из стога, вытаскивает меня из постели. Я трусливо взвизгиваю и успеваю прихватить с собой одеяло, чтобы разделить им себя и его.

— Испугалась? — шепчет он, прикусывая мочку моего левого уха. — Мне понравился вчерашний стриптиз. Только номер очень быстро закончился. Ты одеяло для нового номера схватила?

— Шутка года! — довольно ворчу я, млея под его губами, но медленно и верно закутываясь. — Ничего я не испугалась! Просто неожиданно…

— А я испугался… — сообщает он теперь уже моему правому уху. — Ты глаза открыла — и у меня сердце в пятки ушло… Думаю, сейчас скажешь, что всё это было ошибкой… Как в мелодраме…

— А если и правда ошибкой? — лукаво спрашиваю я его сильную шею, прижимаясь к ней губами.

Саша вздрагивает и даже стонет:

— Это не может быть ошибкой. Это чудо, госпожа Симонова-Райская. Я прошел с вами девять кругов ада, теперь настаиваю на девяти кругах рая. Нет. Не настаиваю. Требую!

— Как?! — усмехаясь, поражаюсь я. — У тебя столько грехов? Вот не зря я тебя подозревала во всех смертных!

— Зря! — Саша прокладывает дорожку поцелуев по моему плечу, зубами пытаясь стащить одеяло.

— Подожди! — строго говорю я, отстраняясь. — Нужно отпущение грехов! Надо проверить, из какого ты круга, и наказать соответственно.

— Из первого! — клянется Саша, захватывая мою нижнюю губу. — Самого невинного.

— И кто же ты? Некрещеный младенец или добродетельный нехристианин? — интересуюсь я. — Хочешь обойтись безбольной скорбью?

— Почему? — не понимает он меня.

— В первом кругу такое наказание, — поучаю я, с удовольствием подставляя его губам шею и плечи.

— Тогда не подхожу, — Саша делает вид, что огорчился. — Тогда максимум второй!

— Да? — шутливо отталкиваю я его. — Там сладострастники и прелюбодеи…

— Что-то припоминаю… — рычит Саша. — Ты меня этими званиями уже награждала. Не хочется признаваться, но да… Это я! Какое там наказание?

— По Данте, кручение бурей, — пугаю я, обнимая его за шею и подставляя губы для поцелуя.

— Я согласен… — шепчет он, поднимая меня на руки и унося на кровать. — Сейчас ты узнаешь, как связываться с нами, сладострастниками!

Время, только что неспешно тянувшееся, совсем замирает, будто ждет нас в этой реальности, пока мы находимся в другой. И здесь только наши руки, губы, глаза. И еще мои стоны, которые он глотает, не давая им сорваться с губ, и его вздохи, которые я неумело ловлю, заставляя его содрогаться от нежности и страсти, замешенных в один коктейль.

— Я хочу накормить тебя завтраком, — первые слова Саши в первые секунды возвращения в нашу реальность.

— Очень кстати! — смеюсь я, проводя пальцем по его высокому лбу. — В третьем кругу ада обжоры, чревоугодники и даже гурманы. Тебе, как бывшему ресторатору и хорошему кулинару, придется дойти и до этого круга! Но наказание очень уж противное — гниение под дождем и солнцем.

— За те завтраки, обеды и ужины, которыми я собираюсь кормить тебя всю жизнь, я готов рискнуть! — Саша губами и зубами ловит мой указательный палец, которым я медленно обвожу контуры его лица, не отпускает и говорит сквозь зубы угрожающе. — А ты будешь моим вечным десертом… Я буду тебя баловать. Я так хочу тебя баловать. Я ночью проснулся, смотрел на тебя и придумывал, как я буду тебя баловать…

— Тогда ты дошел и до четвертого круга, — пытаюсь забрать у него свой палец.

— И кто там? — щекоча мой палец языком, спрашивает Саша.

— Скупцы и расточители! — торжественно объявляю я. — Их наказывают вечным спором.

— Ха! — смеется Саша, освобождая мой палец и отправляя в томительное путешествие по моему телу свои ладони. — У меня, благодаря тебе, такой опыт споров и выяснения отношений… Закалка и тренировка! Не боюсь!

— А я всегда боялась, что ты перегреешься! — глупо хихикаю я, нервно дрожа от его легких прикосновений. — Даже переименовала тебя как-то из Холодильника в Обогреватель.

— Я сам себе казался человеком, пропитанным гневом, — моя дрожь передается Саше, и он тянется к моим губам.

После долгого тягучего поцелуя я авторитетно сообщаю ему, что он сам себя довел до пятого круга:

— Там гневные и ленивые. И вечная драка в гнилом болоте!

— Гневные более грешны, чем скупые и транжиры? — удивляется Саша, приподнявшись на локте и начиная наматывать мои волосы на свою руку. — Значит ты меня, ведьма странноглазая, в гнилое болото затягивала?

— Ты сам придумывал поводы для гнева! — возмущаюсь я, чувствуя, что он снова нацелился на мои губы. — То юбка не та, то платье…