Триумф поражения

И получает подушкой. Тут же прилетает ответ в виде шлепка по…, в общем — по. Начинается новая джазовая композиция, которую мы играем вдохновенно и на бис.

— Я не покормил тебя ужином, — виновато шепчет мне Саша, целуя мои руки.

— А я не разобрала сумку, — вздыхаю я, целуя его руки.

— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — Саша выбирается из постели.

— Полночь уже, — смеясь, напоминаю я.

— А я что-нибудь легкое, — обещает Саша и уходит на кухню.

Достаю Ленкино белье и смело его надеваю. Зеркало обнаруживается после тщательных поисков только на внутренней стороне огромного шкафа. Какой красивый "черный журавль"! Нет. Не так. Мы с ним, с этим шикарным бельем, на пару очень красивые. И что теперь делать? Идти в таком виде на кухню? На этого моей храбрости не хватит. Выручает спортивный костюм, серый с розовыми лампасами. Он прячет черно-серую кружевную красоту и утешает мою природную скромность.

— Клубника, моцарелла, руккола, бальзамический крем, соевый соус — всё! — церемонно объявляет Саша, усаживая меня за кухонный стол. — Вкусно и легко. Афродизиак.

— Он тебе нужен? — дразню я любимого мужчину, отправляя в рот кусочек клубники с кусочком сыра. — Сказывается всё-таки возраст?

— Получишь! — угрожающе рычит Саша.

— Что? Премию? — хихикаю я. — В виде дополнительного поцелуя?

— Не будем мелочиться! — шутливо сердится Саша. — Выпишем тебе что-нибудь покрупнее.

Я оказываюсь у него на коленях, и он меня кормит салатом, забрав в плен мои руки и не давая есть самой. Легкий ужин заканчивается тяжелым поцелуем. Это какой-то странный поцелуй. Он вдруг становится мне важен, как важен сам Саша, наши новые с ним отношения, как важны мне мои родители, моя работа в агентстве, мой родной старый дом. Меня начинает бить мелкой дрожью, словно я замерзла в теплых Сашиных объятиях. Он успокаивает меня и греет в своих руках.

— Что с тобой, Уголек? — спрашивает меня Саша, заглядывая в мои глаза.

— Уголек? — удивляюсь я. — Ты знаешь значение моего имени на языке индейцев Южной Америки?

— Да. На языке индейцев кечуа, — подтверждает Саша. — Хотел тебя удивить.

— Я удивилась! — клянусь я. — Я знала. Когда-то давно перерыла всю литературу о своем имени. Мне кажется, Уголек мне не подходит. Так называют черноволосых и черноглазых. Такое прозвище больше подходит тебе.

— Ты тоже брюнетка, — прижимается губами к моим волосам Саша. — Но Уголек ты не поэтому.

— А почему же? — запускаю руки в его волосы.

— Ты как настоящий уголек, то раскаленный и горящий, то нежный, тлеющий, то шипящий и жалящий, — Сашины губы осторожно опускаются ниже плеч и всё смелее отправляются в эротическое путешествие по моему телу.

— На древнееврейском "Нина" — Богом милованная, — сообщаю я тоном девочки-отличницы. — А на греческом и грузинском — Царица. Попрошу учесть!

— Ты — мой Уголек, — не сдается Саша, легко поднимая меня на руки и унося в спальню. — Пошли пожар раздувать, а потом тушить!

Начинается совершенно удивительная неделя, проходящая по сценарию, ранее придуманному еще Холодильником. И мы с Сашей с упоением следуем выбранному режиму.

Ночуем и завтракаем у Саши. Обедаем у меня дома. Готовит Саша: меня уже баловали и французским луковым супом, и рататуем, и конфи из кролика, и кордон блю. Перекормленная обедом, я категорически ежедневно отказываюсь от ужина, и мы сразу уезжаем к Саше, иногда по ночам совершая набег на холодильник и в полночь наслаждаясь сыром или суджуком с терпким красным или нежным белым вином.

В пятницу Саша приглашает меня в ресторан, но я отказываюсь. Сегодня праздник в честь дочери Карповых — Ирины, художника-оформителя, а после подобных мероприятий у нас всегда вечеринка старых друзей и работников агентства, готовивших праздник.

Художественную ставку я делаю на последнюю работу Ирины: оформление сборника ее любимых стихов, за который она получила гран-при на международном конкурсе. Мне так нравится эта книга, что я вдохновенно пишу сценарий и собираюсь вести сам вечер, что делаю очень редко.

Первый раздел сборника посвящен стихам о цветах. Димка заказал цветочные корзины необычного набора: белая сирень для стихов Тэффи, Плещеевская фиалка, удивительные одуванчики, герои стихотворения Леонида Филатова, настоящие, сохраненные флористом с прошлого лета при помощи женского лака для волос, розы Омара Хайяма, маргаритки Игоря Северянина, лилии Анненского.

Ленка привозит мне длинное платье из темно-синей органзы с вышитыми по подолу, лифу и рукавам лазурно-голубыми незабудками.

— Смотри, какое платье-чехол под органзу длинное! — рекламирует чудесное платье, не нуждающееся в рекламе, Ленка. — И рукава длинные, и лиф высокий, и спина полностью закрытая! А незабудочки какие насыщенные, прямо под цвет твоих глаз! Мы тебе локоны навьем, бирюзовыми камушками украсим — и всё! Фея цветов!

Ленка тщательно создает мой новый образ. Мы долго подбираем тени для глаз и останавливаемся на голубо-серебряных.

— Подводку обязательно! — уговаривает Ленка. — Со стрелками!

Саша уехал на какие-то важные для его бизнеса переговоры, обещал, что вернется к началу праздника. Он пришел в мою квартиру перед отъездом. Мы не обедали сегодня вместе, в день праздника я не могу есть. Ленка, завивавшая мне локоны, поздоровалась, фыркнула, хихикнула, потом тактично убежала попить чаю к Павлу Денисовичу.

— Я буду скучать, — говорит Саша, протягивая ко мне руки.

— Нельзя, локоны! — пугаюсь я, что он испортит то, что Ленка создавала вот уже второй час.

— Я осторожно, — обещает Саша, мягко притягивая меня к себе, но тут же нарушает обещание, начав перебирать мои волосы.

— Ленка убьет тебя! — зловеще обещаю я, наслаждаясь его прикосновениями.

— Я убегу раньше, — обещает Саша, порабощая мои нетерпеливые губы.

Вечер начинается с известного романса, который исполняет для дочери Степан Ильич.

В том саду, где мы с вами встретились,

Ваш любимый куст хризантем расцвел,

И в моей груди расцвело тогда

Чувство яркое нежной любви…*

Именно эти строки Ирина выбрала эпиграфом к своему сборнику. Под прекрасное исполнение наши элегантные студенты театрального училища дарят всем присутствующим женщинам веточку кустовой белой хризантемы, возле Ирины ставят корзину, полную таких же хризантем, они зефирным облаком ластятся к ее ногам.

Вспоминаю, как сегодня рано утром, проснувшись, мы спорим с Сашей, еще лежа в постели.