Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

Яков Павлович – человек в летах, желая устроить талантливого молодого человека в жизни, настаивал на том, что Дяченко непременно должен защититься немедленно, прямо сейчас. И даже отдавал ему свои незаконченные наработки по проблемам эпилепсии, которые можно было завершить в сжатые сроки. Защитившегося, он мог взять его к себе на кафедру своим преемником уже на законных основаниях. Дяченко же, словно не понимая своего счастья, вместо того, чтобы благоговейно заглядывать в очи наставнику, снова и снова досаждал тому разговорами о генетике, которую не признавал Яков Павлович. Он был далек от этой науки. Сергей же утверждал, что генетика и молекулярная биология – будущее психиатрии. Ведь генетики уже открыли, что из-за дефекта гена человек может получить серьезные психиатрические болезни. Когда-нибудь, лет через сто, люди научатся исправлять ген, а пока можно подобрать специальную диету, в которой будут все необходимые аминокислоты, и человек сумеет выздороветь!

Споры закончились тем, что в 1969 году Сергей поступил в аспирантуру при только что открывшемся в Киеве Институте молекулярной биологии и генетики АН УССР. Все-таки на генетику! Понимая, что не такой благодарности ожидал от него старый учитель, Сергей явился к нему, желая объяснить свои действия. Узнав о том, что молодой человек уже принят и ничего нельзя изменить, Яков Павлович был глубоко огорчен.

«Я вам клянусь. Я закончу аспирантуру, вернусь сюда, мы откроем медико-генетическую консультацию на основе нашей больницы. Первую на Украине! Вы увидите, как это работает, какие перспективы даст генетика психиатрии», – пытался Дяченко объяснить свою позицию. Он был тогда уверен в своей правоте.

Да, многим еще придется столкнуться с упрямством Сергея Дяченко, который выбирал не те пути, что для него наметили, отказывался идти по удобным, ровным дорогам, и страстно экспериментировал со своей жизнью. Причем не фигурально, а буквально. В одной из подводных экспедиций, на обожаемом Сергеем Японском море, у него на большой глубине случилась баротравма. Начиналось воспаление, менингит. Друзья чудом смогли срочно отправить его самолетом в Киев, и там ему сделали радикальную операцию уха, удалив барабанную перепонку и слуховые косточки.

«Это было в 1971 году. Операцию делал профессор Иван Арсентьевич Курилин, замечательный хирург и человек. Особенностью этой операции было то, что трепанацию черепа делали без наркоза – важно было сохранять с пациентом контакт с надеждой сохранить ему слух. На практике это означало нечто средневековое – тебя сверлят, колют, режут часа полтора, при этом ласково разговаривая. Как уменьшить боль? Мудрая мама, поседевшая от переживаний, посоветовала профессору расспросить меня о романе – я тогда заканчивал редактуру «Симфонии». Так что вы думаете? Я так увлекся, что никакой боли не чувствовал, более того – просил Курилина не заканчивать операцию, так как не успел рассказать роман. Иван Арсентьевич не раз говорил потом, что такого пациента у него еще не было»

Разумеется, после этого случая Сергею Сергеевичу строго-настрого запретили нырять, а тем более с аквалангом. Не дай Бог в ухо попадет вода, да еще на глубине – головокружение, потеря ориентации, потеря сознания… Но запретить ему плавать под водой – все равно, что приказать птице не летать… Конечно же, Дяченко продолжал свои подводные одиссеи, закрывая ухо то ватой с вазелином, то поролоновыми пробочками. Впоследствии он побывал во многих странах и континентах, включая не только Европу, но и Африку, Америку, Новую Зеландию – и везде самой большой радостью для него было открытие подводного мира, особенно мира кораллов.

А что же происходило на личном фронте у нашего героя? В 1968 году, на пятом курсе, Сергей в первый раз женился и, разумеется, на первой красавице института. «Это был скоропалительный брак. Дань ветра в голове – если не урагана, – вспоминает Сергей. – Моя избранница, была действительно красива, с изумительной фигурой. Умна, иронична, зла на язык. Она имела польские корни и отсюда ее гонор, аристократизм, непредсказуемость, шарм. И холодность. Этим всем и покорила. Увы, очень скоро оказалось, что более всего ее привлекало во мне то, что я сын профессора. Машина, дача… Родители, потеснившись, выделили комнату в нашей квартире. Она ожидала увидеть хоромы у меня дома, а столкнулась с простотой и скромностью нашего быта. Вскоре ее многое стало не устраивать. Но более всего ее раздражали мои первые литературные опыты».

Да, параллельно с психиатрией, генетикой, подводными путешествиями и женитьбой Сергей писал свои первые рассказы. Они очень нравились маме, друзьям, но отчего-то сделались объектом язвительности молодой жены. Это была первая настоящая трещина в их отношениях, которая очень быстро начала углубляться. Дело в том, что Сергея стало заносить в литературные виражи. Почувствовав вкус к написанию первых своих историй, он уже не мог противиться зову сердца. К тому времени возникли проблемы с аспирантурой. Первый год в аспирантуре Сергей провел весело и азартно, все было внове, все нравилось, потом резко начал скучать. День за днем изнурительные опыты. Пробирки, микроскоп… Сергея тошнило от лаборатории, от опостылевших мушек дрозофил, то и дело забиравшихся в его кудри и таким образом путешествующих в автобусе и метро… Все чаще в мечтах он возвращался под крыло добрейшего Якова Павловича, к интересным беседам, к живым людям, которым он мог и хотел помогать.

На втором году аспирантуры он плюнул на все и заперся у себя писать роман «Симфония». В это было посвящена только мама – Вера Ивановна, и даже жена не знала, что происходит, да это ее и не очень волновало. Думая, что сын занят своими дрозофилами, отец ходил со счастливой улыбкой, воображая, как в один из дней Сергей вдруг сообщит домашним, что у него прорыв с кандидатской диссертацией! Увлеченный новым делом, Дяченко-младший месяцами не появлялся в институте. Дрозофилы его погибли, а самого Дяченко решили отчислить из аспирантуры.

Отец был в ужасе – как же так? Не находя слов, он мог только, держась за, казалось, готовое выскочить из груди сердце, таращиться на своего отпрыска, в которого так верил…

«Ты убьешь отца, возьмись за ум, закончи аспирантуру и делай что хочешь, отец на грани инфаркта», – не выдержала сестра.

Поняв, что был неправ, Сергей вернулся в аспирантуру, где публично признал свою неправоту и покаялся, после чего ученый совет взял его на поруки. Молодой горе-ученый забрал из дома раскладушку и поселился прямо в лаборатории, работая день и ночь. Нельзя сказать, что его жена была шокирована. Во-первых, она получала относительную свободу, и знала, как ею распорядиться. Во-вторых, она была возмущена историей с «Симфонией». Одно дело – рассказики, другое – роман. Этого еще не хватало! Не было печали – черти накачали, ему бы к ученой карьере готовиться, а он, стало быть, в гоголи, салтыковы-щедрины, булгаковы метит?! Да ладно бы шедевр создал, а то… только время тратит курам на смех. К чему гневить судьбу, Везунчику Сереженьке все точно само в руки лезет, а он вдруг, не знамо с какого перепугу, новым делом решил заняться! Вот она его и пыталась с тропинки скользкой, вымоченной кровью молодых авторов да горючими слезами заслуженных графоманов, согнать. Чтобы продолжал своей академической дорогой идти, а не строчил на машинке какие-то художества… Обиды копились, непонимание росло, точно стебли бамбука, готовые впиваться в связанную жертву.

Здесь хотелось бы немного отступить от стремительно несущейся по дорогам и бездорожью карьеры молодого Сергея Дяченко, звякающих пробирок и его громко трещащего по всем швам брака и рассказать о подпольно написанном им романе. О чем он? Это был детективный роман о враче-психиатре, ведущем расследование убийства. Представьте – дача на берегу моря, куда каждый год приезжают люди, друзья и родственники хозяина дачи, профессора Кораблева. Это обычные интеллигентные люди, они дружны и хорошо знают друг друга. Новенький среди них – главный герой романа, Алексей, молодой врач-психиатр, он как бы жених дочери хозяина дачи, Тани. И вот погибает известная актриса, жена Кораблева, горячо им любимая – убита кухонным ножом. Ее утром, всю в крови, обнаружил муж, пытался вернуть к жизни – но тщетно… Следствие скоро установит, что посторонних на даче не было, и, стало быть, преступление совершил кто-то из своих. Но кто? Все убиты горем, все искренне переживают, поддерживают Кораблева, который находится в предынфарктном состоянии…

Милиция не может найти ни единой зацепки, хотя во взаимоотношениях этих людей обнаруживаются скрытые конфликты, зависть, ревность. Но все это не то. Следователь Антон – вдумчивый, немногословный – никак не может обнаружить мотив этого убийства. И только Алексей – главный подозреваемый – сопоставляя мельчайшие детали поведения окружающих, может распутать это дело, да вот только стоит ли это делать, ведь тогда он будет вынужден провозгласить убийцей своего будущего тестя, человека, страдающего скрытой формой эпилепсии, который, находясь в «сумеречном помрачении сознания» убил жену и мгновенно забыл о произошедшем. Причем произошло это под воздействием Шестой симфонии Чайковского – так называемая «музыкогенная эпилепсия». Для подтверждения или опровержения этой догадки Алексею следует поставить еще раз эту симфонию, проследить ее воздействие на психику Кораблева – прервав в самом начале эквивалент припадка. Но имеет ли он право на такой эксперимент? С ужасом для себя врач замечает, что в этой ситуации, ситуации крайнего стресса, у его невесты проявляются признаки той же болезни, нередко имеющей наследственную предрасположенность. Как тут быть с планами семейной жизни, с ребенком, о котором они оба мечтают? Ведь в перспективе у молодой девушки лечение в психбольнице – а уж Алексей прекрасно знает, какие варварские условия там пребывания и как это калечит психику…