Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

Между первой и второй книгами Сергея Дяченко прошли годы, но это было не даром потраченное, не убитое как и чем придется, а живое, точно течение горной реки, время. Сергей писал киносценарии, которые опубликовывались наравне с литературными произведениями. Во ВГИКовском дипломе Сергея Сергеевича Дяченко черным по белому выведено: «литературный работник кино и телевидения». Несмотря на то, что институт Кинематографии готовил работников кино, сценаристы считались, прежде всего, литераторами, литература выводилась на первое место. Впоследствии у Сергея были опубликованы сценарии о Роксолане и о Довбуше, в журналах и альманахах выходило много рассказов, статей и очерков, связанных со сценариями – а журналы тогда печатались такими тиражами, о которых их сегодняшние потомки могли бы только мечтать – десятки, сотни тысяч, миллионы экземпляров!.. Что же до работы над киноповестью или сценарием, сама судьба толкала их на страницы журнала «Огонек» или даже к выходу отдельными книжками. Киноповесть отличалась от обычной повести более насыщенными диалогами и меньшим количеством описания природы и авторских отступлений, во всем же остальном к этому жанру предъявлялись те же требования, что и к большой литературе. Некоторые сценарии делались знаковой вехой, священным знаменем, разделяющим читателей на тех, кто приобщился и имел собственное мнение и тех, кто ограничивался кинопросмотром. Таким знаковым, например, сценарием по праву стал сценарий Андрея Тарковского «Андрей Рублев», священная орифламма которого звала под свое незримое покровительство тонко чувствующих людей и желающих видеть другое кино, отличное от сходящей, точно с конвейера, отлакированной и зачастую лишенной жизни отечественной продукции. «Сейчас все это ушло в прошлое, – вздыхает Сергей Сергеевич, – пришел американский сценарий, в котором одна страница текста соответствует одной минуте экранного времени. Что сказать – это действительно удобно и, возможно, правильно. Наши же киносценарии могли содержать любое количество страниц. Вот как душа пожелает. Главное было – пройти сквозь строй худсоветов и выдержать цензуру».

Со дня поступления во ВГИК жизнь Сергея Дяченко неминуемо крутилась вокруг планеты Кино, поэтому ничего удивительного, что его второй авторской книгой стала повесть написанная по мотивам фильма «Звезда Вавилова [74] ». Книга вышла в 1985 году.

1987 год порадовал С. Дяченко выходом документального кинофильма «Микрохирурги», киностудия «Киевнаучфильм», фильм удостоился Гран-при международных кинофестивалей в Кракове и Пекине. Кроме того он принес Государственную премию Украины им. Т.Г.Шевченко за отснятый три года назад, также на киностудии «Киевнаучфильм», документальный кинофильм «Звезда Вавилова».

74

1984 г. – док. кф. "Звезда Вавилова", "Киевнаучфильм". Главный приз ХY111 Всесоюзного кинофестиваля, Главный приз Республиканского кинофестиваля в Киеве, Государственная премия Украины им. Т.Г.Шевченко (1987 г.). Сценарий опубликован в книге «Звезда Вавилова» (1988 г.).

В 1988 году Дяченко отправился в Париж на Международный кинофестиваль медицинских фильмов. Причина более чем достойная, снятый по его сценарию полнометражный документальный кинофильм «Совесть в белых халатах», киностудия «Киевнаучфильм», номинирован на международную премию медицинских фильмов. Эта поездка оказалась роковой – об этом я уже писала. После нее и последовал развод.

Встреча

Есть и другая крайность. Сергей, например, порывается называть словом «фэнтези» все, что не содержит примет «жесткой» научной фантастики. Мистика, притчи, «Парфюмер» Зюскинда, «Мастер и Маргарита» Булгакова оказываются, таким образом, в одной корзинке с этим самым ругательным словом на ярлычке. Марина категорически не согласна с соавтором, предлагая считать «фэнтези» только те книги, где имеется вторичный вымышленный мир с определенным набором свойств (кстати, Марина полагает, что «Обыкновенное чудо» и «Дракона» Евгения Шварца с некоторой натяжкой, но можно отнести к презираемому многими жанру).

Из книги Михаила Назаренко «Реальность чуда». О книгах Сергея и Марины Дяченко.

Это было тяжелое время для Сергея Дяченко, депрессия из-за разлуки с детьми, к которым его не допускали. Он уехал в Киев, к родителям, взяв с собой верного друга – шотландскую овчарку Зорика. Пытался работать. Но куда там… Есть люди, для которых депрессия так же обычна, как ОРЗ: чувствуя приближение черной тучи, они обкладываются любимыми пластинками/кассетами/аудио-файлами с заунывной музыкой, читают соответствующие настроению книги, кутая ноги в теплые пледы или прикладываясь к бутылке. Депрессия для них такое же обыкновенное явление, как приход осени, и они прекрасно знают, что с ней делать. Совсем другое дело – люди жизнерадостные, не умеющие сидеть без дела или подолгу грустить. На таких депрессия сваливается совершенно неопознанной напастью, с которой непонятно, ни каким оружием сражаться, ни куда спрятаться, дабы переждать. Дошло до того, что он начал подумывать о самоубийстве, и вообще неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы не…

…Она стояла на сцене – ослепительно-красивая, нежная девушка. Пьеса называлась «Заложники вечности», где у Марины была романтическая роль. Но для Сергея Марина вообще не играла, а была самой собой – гриновской Ассолью в свете приближающихся к ней алых парусов, ждущей своей первой любви Джульеттой. Пьеса Сергею не понравилась, он мог сделать и глубже, и интереснее, но в этом антураже условных картонных характеров она выделялась своей абсолютной верой в любовь, добро, счастье… Сергей не мог не обратить внимание, да что там обратить, не мог бы пройти мимо, забыть. Все его мысли теперь были о прекрасной девушке, ради которой можно и нужно было совершать подвиги, даже находясь под заклятием жестокой депрессии.

– Первый спектакль – «Заложники вечности» – интересная пьеса, фантастическая, тоталитарное государство, радиация, написано до Чернобыля, но игралась именно в те годы, когда Чернобыль стал более чем актуальным, – продолжает рассказ Марина Дяченко. – Романтическая героиня, расставшись с любимым в первой части, неоправданно исчезала с глаз долой во втором действии. Далее о ней упоминалось как-то вскользь, мол, плохо у нее все сложилось.

Специально для этого спектакля пошили костюмы один лучше другого: Бриджи, вечернее платье… в те времена еще были спонсоры, и на постановки выделялись значительные средства.

– Маринка была сказочно красива! – словно не слыша супругу, продолжает Сергей Сергеевич.

– Двадцать один год, вполне себе ничего, – скромно улыбается Марина, – а если еще и надеть вечернее платье и посветить прожектором…

«Для меня покорить Марину – было что на Марс слетать. Чистая фантастика. Судите сами: она красавица, умница, сразила меня наповал. Как молния. Но я-то почти в два раза ее старше, разведен, побит молью жизни, да и внешностью сравним разве что с цыганом-конокрадом, потому как смугляв и кучеряв, да еще с усами. И ростом с Наполеона. Что делать-то? [75] »…

75

М. и С. Дяченко «Сцены супружеской жизни».

Принцесса достойна подвига. Сергей поклялся себе, что найдет или создаст достойный повод, позволивший ему познакомиться с Мариной, сделавшись сразу же заметным для нее, не рядовым кавалером, каких вокруг молодой и прекрасной примы обреталось с избытком, а кем-то из ряда вон.

Через некоторое время он написал пьесу «Грехопадение». О судьбе мальчика, село которого умирает от голода в 1933 году. Марина в этом спектакле должна была играть одну из главных ролей, драматическую совершенно, такой черной мадонны, которая, чтобы спасти своего ребенка, охотится за другими детьми. Потом односельчане должны были поймать людоедку и казнить ее. Но у ярко-отрицательной героини пьесы своя правда, ее несложно понять, представив, что происходит с людьми, на глазах которых погибают их собственные дети, а они не могут помочь…

Марину эта пьеса просто обожгла, это было запредельно, ужасно, совершенно вне ее системы координат. Нет, при всем уважении к новому драматургу, пришедшему со своей пьесой в их театр, она не могла найти в себе силы участвовать в подобном спектакле, приняв на себя роль, полную такой запредельности…

Тем не менее сам Сергей и его пьеса произвели на нее глубочайшее впечатление. Да и могло ли быть по-другому? Ведь совсем непросто было написать такую пьесу. Сделаем отступление – о том, как она появилась, эта пьеса.

Впервые о голодоморе Сергей услышал от отца еще в детстве, потом, вернувшись после развода в Киев, выудил из немногословного Сергея Степановича новые подробности… Задумал художественный фильм о голоде 1932–1933 гг. Пришел на студию им. Довженко, предложил. Но… «Тараканы под диваны, а козявочки под лавочки».

«Это было еще при всесильном руководителе Украинской ССР Щербицком, при советской власти, которая отрицала сам факт этого голода. Когда это отрицают, у меня просто кровь закипает. Со своим диктофоном я начал путешествовать по Украине, записывал свидетельства очевидцев об этом голоде. Не было ни литературы, ни документов – ни-че-го. Фильмы тех лет: “Свинарка и пастух”, “Кубанские казаки” – добрые сказки о прекрасных колхозах, радости труда и любви. Нельзя сказать, что это неправда – в те годы был и энтузиазм, и любовь, но были и миллионы жертв ГУЛАГа, и миллионы крестьян, погибших в СССР от раскулачиваний и от голода на своей земле. Семья отца в 1933 году пострадала страшно».

Сергей ездил по деревням, еще плохо понимая, что будет дальше, и не посадят ли его за то, что он посмел прикоснуться к запретной теме. Обещав родителям вернуться, дабы вместе встретить новый год, Сергей надеялся отдохнуть душой, забыться. Отец, мама, сестра заранее знали, что он приедет, ждали, когда же в прихожей раздался звонок и мама открыла дверь, на пороге стоял худой и бледный, точно вернувшийся не из командировки, а с того света, сын. В гостиной уже был щедро накрыт стол, любимая красная икра, оливье, студень, кружками нарезана колбаса нескольких сортов, шампанское, из кухни лились дивные запахи запеченного мяса… Сергей смотрел на все это великолепие и не мог заставить себя дотронуться до еды. Занятый своей страшной работой, выслушивая рассказы людей о событиях 1933 года, он уже давно ничего не ел, и вот теперь родители смотрели на него, не в силах понять, что происходит. Да, он изменился, и дело даже не в том, что за одну неделю похудел на десять килограммов – глаза выражали боль и ужас, как будто бы он сам сделался невольным свидетелем, обжегся и никак теперь не может прийти в себя.