Трое в снегу

Полчаса спустя они и еще двенадцать человек висели в ромбическом ящике над лесистыми холмами, расположенными перед Волькенштайном, и под весьма крутым углом поднимались к небу.

Как только они проезжали возле очередной гигантской опоры, вагончик раскачивался и у некоторых элегантных спортсменов загорелые лица бледнели. От взгляда вниз становилось жутко. Пропасти казались все глубже, а горизонт отодвигался все дальше. Уже пересекли границу лесов. Горные ручьи низвергались по отвесным скалам куда-то в неизвестность.

На снегу виднелись следы диких животных.

После седьмой опоры все пропасти были наконец преодолены. Земля опять приблизилась, и ландшафт на более высоком уровне снова обрел умеренные формы. А залитые солнцем сверкающие белые склоны кишели лыжниками.

– - Похоже на белый муслин в черный горошек, -- сказала какая-то женщина. Кругом засмеялись. Но подметила она верно.

Вскоре их основательно тряхнуло в последний раз, они достигли конечной станции -- одна тысяча двести метров над Брукбойреном. Пассажиры, оглушенные поездкой и разреженным воздухом, вышли из вагончика, взвалили на плечи лыжи и полезли наверх, к горному отелю "Волькенштайн", чтобы оттуда приступить к спуску по одной из хваленых сорока пяти трасс.

Куда ни глянь, тянулись лыжные караваны. На самых дальних крутых склонах крохотные стайки лыжников мчались в долину. Перед верандами отеля толпились туристы и натирали мазью лыжи; ночью здесь выпал снег.

Только на больших открытых террасах царил покой. Здесь длинными рядами стояли шезлонги. И на этих шезлонгах жарились смазанные маслом лица и предплечья.

– - Пятнадцать градусов ниже нуля, -- сообщило какое-то лицо, -- и несмотря на это, можно получить солнечный удар.

– - Так делайте то, без чего не обойтись, -- посоветовало другое лицо, красное как рак.

Шульце придержал своих спутников.

– - Господа, -- сказал он, -- сейчас мы купим пузырек орехового масла, намажем все, что выглядывает из костюма, и завалимся на спину.

Хагедорн побежал в отель за маслом, а Кессельгут и Шульце захватили три шезлонга. Затем они промаслили все, что могло поджариться, и улеглись.

– - Как в гриле, -- заметил Шульце.

Если чуть приоткрыть глаза, видны необозримые горные цепи; их зубчатые гребни рядами наслаиваются друг на друга, а там, где они смыкаются с небосводом, сверкает сквозь опущенные ресницы ледовый фейерверк из глетчеров и солнца.

Вытерпев час зажаривания, они поднялись. Похвалили взаимно загар, выпили оранжаду и прогулялись.

Кессельгут попросил одного престарелого обладателя подзорной трубы показать ему самые известные вершины и не успокоился, пока не увидел горных коз. Впрочем, он мог и ошибиться.

Неутомимая канатная дорога выгружала все новые и новые партии лыжников. Узкие проходы с высокими снежными бортами по бокам были оживленнее, чем улицы больших городов. После того как одной шикарной молодой даме, несшей лыжи на плече, удалось неосторожным движением сорвать с головы Шульце вязаную шапку, троица отказалась от прогулки на лоне природы. Дорожное движение становилось опасным для жизни.

Подойдя к вагончику канатной дороги, они столкнулись с госпожой Каспариус. Она только что прибыла.

Толстяк Ленц, пыхтя, тащил две пары лыж -- ее и свои.

Бременская блондинка шагнула к Хагедорну, чтобы он оценил ее эффектный свитер.

– - Вы ведь придете сегодня вечером на бал?
– - сказала она и, махнув ему рукой, подчеркнуто молодцевато затопала в гору.

После обеда за Кессельгутом зашел Тони Гразвандер.

– - Прошу вас, -- торжественно обратился он.
– - Заниматься надо регулярно. Пошли!

Иоганн кивнул, выпил глоток кофе и затянулся сигарой.

– - Днем не следует курить, -- сказал Тони.
– - Это неспортивно, прошу вас.

Кессельгут, послушно отложив сигару, поднялся.

– - Рlеаsе, Sir, -- сказал Тони и быстро пошел к выходу. Кессельгут с грустью попрощался и рысцой двинулся

за лыжным инструктором.

– - Словно его повели на бойню, -- заметил Хагедорн.
– - Но лыжный костюм чудесный!

– - Еще бы, -- гордо сказал Шульце, -- пошил мой личный портной.

Хагедорн расхохотался, найдя реплику Шульце великолепной.

Тайный советник обрадовался, что его опрометчивое замечание было воспринято как шутка, и тоже засмеялся, хотя чуть скованно. Засиживаться он не стал.

– - Всего хорошего!
– - пожелал Шульце.
– - Папа идет кататься на коньках.

– - Можно я пойду с вами?

– - Лучше не надо!
– - возразил Шульце.
– - Если вопреки ожиданию выяснится, что я вообще могу еще кататься, то завтра, перед званой публикой, исполню несколько танцев на льду. Вас это вполне утешит.

Молодой человек, пожелав ни пуха ни пера, удалился к себе в номер, чтобы написать матери подробное письмо.

Шульце принес с шестого этажа свои коньки и отправился на каток. Ему повезло, он был там единственным. С трудом прикрепил ржавые коньки к тяжелым ботинкам из воловьей кожи. Затем встал на сверкающий лед и рискнул сделать первые шаги.

Получилось.

Он заложил руки за спину и не очень решительно пробежал первый круг. Остановился, радостно вздохнул и похвалил себя: черт возьми, есть еще порох! Приободрившись, он начал выписывать "скобки". Правая скобка получалась лучше, чем левая. Но так было, когда он еще ходил в школу. И тут уже ничего не изменишь.

Он стал вспоминать, что он тогда умел делать. Оттолкнувшись левой ногой, выписал "тройку". Сначала спиной вперед наружу, затем крохотная петля и поворот спиной назад внутрь.

– - Гром и молния, -- сказал он, проникшись глубоким уважением к самому себе.
– - Что выучено, то выучено.

Далее он рискнул выписать восьмерку, составленную из наружной и внутренней троек. Тоже получилось! Обе цифры были четко выгравированы на ледяной поверхности.

– - А теперь пируэт, -- сказал он вслух, сделал мах левой ногой и обеими руками, крутанулся раз десять, как волчок, вокруг собственной оси, задорно рассмеялся, но тут какая-то невидимая сила дала ему подножку. Пытаясь сохранить равновесие, он замахал руками, но тщетно. Шульце рухнул навзничь, в затылке зазвенело, лед хрустнул, ребра заныли. Он лежал, с изумлением разглядывая небо.

Несколько минут он не шевелился. Потом снял коньки. Его знобило. Он встал на ноги и, прихрамывая, двинулся по льду к выходу. У калитки оглянулся назад, грустно улыбнулся и сказал:

– - Кому слишком везет, тот голову теряет.

К концу дня все трое сидели в читальном зале, штудировали газеты и обсуждали важные события последнего времени. Их занятия прервал профессор Гелтаи, учитель танцев в отеле. Он подошел к столу и пригласил господина Шульце следовать за ним. Шульце последовал.