Трогать запрещено

– Я со своим “хочу” справлюсь, – шепчет Титов, прижимаясь губами к моему лбу. – Не имею я права испортить тебе жизнь, Юлька. Однажды, поверь, ты скажешь мне за это “спасибо”.

– Это глупо… – шепчу сдавленно, поджимая губы, – очень-очень глупо! – чувствую, как к горлу подкатывает ком. Еще немного и разревусь. На этот раз по-настоящему, навзрыд.

Ничего не может быть больнее, чем узнать, что чувства взаимны, но выхода все равно нет.

Я шмыгаю носом, зажмурившись. Мы так и стоим у окна. Не знаю, сколько времени стоим, пока в дверь не раздается тихий стук.

Я вздрагиваю и вскидываю взгляд на Богдана. Он ни капли не удивлен.

– Кто это? Ты знаешь?

– Подруга твоя. Я попросил Костю, он ее нашел и сюда с твоими вещами отправил. Она увезет тебя домой, Юля. Я за руль сесть не могу, выпил. На такси поздно.

– Ты… ты сейчас серьезно? – отступаю в неверии хлопая глазами.

– Отец ничего не знает и не узнает, – будто не замечая моего замешательства, как ни в чем не бывало продолжает Титов. – Что соврать ему по поводу позднего возвращения домой, думаю, сообразишь сама.

– А как же…

– О том, что сегодня произошло, мы с тобой забудем.

Забудем? Просто возьмем и забудем?

Не знаю, что ударило меня острее: тон Титова, который потерял всю теплоту, обжигая своим холодом, или его же взгляд, который явно не хотел меня отпускать.

Что за дурость?! Что за жертвенность?! Что за идиотский принцип?! Я не понимаю! И, наверное, никогда не пойму.

Брыкаюсь и, скинув руки Богдана со своих плеч, иду открывать, потому что Ника стучится уже третий раз и значительно громче. Руку на ручку двери кладу и только тогда, обернувшись, бросаю торопливо, как на духу:

– После того, как Юла не пришла на встречу, ты написал, что разочаровался в ней, – Богдан молчит. – А теперь разочарована я. В тебе. Никогда бы не подумала, что такой сильный и взрослый мужчина может быть таким трусом!

– Ты слишком меня идеализировала, котенок.

– Очевидно, да.

Открываю дверь, ставя точку в разговоре.

Глава 21

Юля

– Юль, он же тебя не обидел, да? – интересуется осторожно Вероника, поглядывая на меня.

Все последние двадцать минут, что мы мчали в сторону моего дома, в машине стояла звенящая тишина. Наверное, лучше бы было, если бы Ника продолжала молчать. Говорить почему-то сейчас в тысячу раз больнее.

– Нет, – качаю головой, – не обидел. Увы, но Титов слишком правильный, чтобы меня обидеть.

На глаза то и дело наворачиваются слезы. Вот и сейчас. Приходится снова зажмуриться, активно хватая носом воздух. Я не буду реветь. Больше я не буду реветь!

Перед глазами весь сегодняшний вечер, как одна сумасшедшая поездка по американским горкам. То дикие взлеты, то захватывающие дух падения.

В отеле я собиралась молча. Ника, которая ждала меня в коридоре, тоже не проронила ни слова. Уходила из номера я тоже безмолвно. Хотя хотелось кричать. Так громко, как никогда в жизни не кричала.

Полное опустошение.

– Когда он тебя выволок со сцены, я так испугалась… – снова заговаривает Ника.

Я ничего не отвечаю.

– Дозвониться тебе пыталась, ты не отвечала…

Да, телефон остался в клубе. Думаю про себя, но вслух по-прежнему не проронила ни слова. Только проглотила очередной всхлип, прижимая ладонь туда, где сжимается в судорогах сердце.

– Юль, ну, скажи хоть что-нибудь! – дрожит голос Вероники, будто и она сейчас вместе со мной начнет глотать слезы. – Я такая дура! Прости, пожалуйста, если бы я знала, что это его мальчишник – в жизни бы тебе не предложила, Юль!

– Я знаю, Ник, знаю.

– Ты обижаешься?

Качаю головой:

– Нет. Просто больно.

– Что… – начинает подруга, притормаживая на светофоре, резко замолкая.

Я оглядываюсь.

– Что “что”?

– Я спрошу, но если это не мое дело, просто промолчи, ладно?

Молчу. Жду вопроса. Ника, будто перед нырком, набирает в легкие побольше воздуха и выпаливает:

– Между вами что-то было, да? А потом он тебя… ну, домой… отправил… поэтому ты сейчас в таком состоянии? Ты только скажи, Юлька, я ему такую “сладкую жизнь” устрою, всю жизнь жалеть будет, что…

У меня с губ срывается смешок. Один истеричный смешок. Ника замолкает. За ним вылетает второй. Третий. В итоге дикий смех перерастает в горький вой и поток слез, которые я все смахиваю и смахиваю с щек, а они все, заразы, не останавливаются!

Было. Ага. Все было! И почти признание, и почти близость, и почти ссора. Все “почти” было. И все закончилось ужасным, страшным разочарованием в человеке. Почему он так? Зачем? Какая разница, сколько мне лет? Сколько ему лет? Какая разница, что подумают люди? Какая разница, что это “не принято”? Да и где кем “не принято”?

Не понимаю!

Глупо оглядываться на мнение окружающих, когда сердце разрывается от боли и чувств. Может, я чего-то не вижу? Может, я в силу возраста все еще слишком верю в сказки? Не знаю! Но точно знаю, что так быть не должно. Любовь способна даже на самые невероятные вещи, стоит двоим только захотеть. А любовь есть! Я точно знаю, что есть! У родителей была! И у меня… Уже, кажется, тоже с приставкой “была”. Потому что Титов совершенно четко обозначил свою “позицию”: нельзя, неправильно, не для меня. Я же уже трижды делала первый шаг, пытаясь доказать ему, что достойна быть с ним рядом. Итог? Одно унижение ярче другого. Больше я этого делать не буду.

Богдан

Виски сегодня залетает, как вода. Ни один градус ни в одном глазу не задерживается, и это, сука, бесит! Я пью, пью, пью, но не пьянею. Голова все еще ясная. Ноги все еще держат. И мне все еще хочется сдохнуть. Впервые за все свои четыре десятка лет желание уснуть и не проснуться. Даже в самые тяжелые времена я всегда находил выход. Из любой ситуации. Сейчас же – тупик.

За грудиной болит так, будто ребра в щепки. Сердце в клочья. Я чувствую себя правильным, но отменным дерьмом. Еще и это Юлькино: “Никогда бы не подумала, что такой сильный и взрослый мужчина может быть таким трусом...” – на повторе в ушах снова, и снова, и снова. Да, котенок, именно трусом.

Иначе, кроме как трусостью, все случившееся сегодня не назовешь. И кто бы знал, как я люто себя ненавижу! За приезд. За чувства такие неуместные к такому неподходящему человеку. И за слабохарактерность, которая не позволила оттолкнуть ее сразу, дав девчонке подобраться слишком близко.

Сука!

Снова наливаю виски. Снова опрокидываю в себя. Глотку обжигает. Морщусь. Все еще дышу – херово. Повторяю. Не знаю, на каком по счету бокале я слышу стук в дверь. Открываю чисто рефлекторно. На пороге Данилов.