Трогать запрещено

– Эй, Юляш, это что? Пижама с оленем? – вырывает из унылых мыслей смех папы.

Перевожу взгляд, он уже натянул на себя длинную кофту с рукавами. Принт у пижамы и правда своеобразный: красные штаны со снежинками и милейший лупоглазенький мультяшный олененок на кофте.

– Нравится? – улыбаюсь робко. – Я до последнего сомневалась…

– Спрашиваешь! Как я тебе? – крутится вокруг себя папа Степа.

– Ты в ней очень милый. Готова поспорить, работники твоей фирмы попадали бы в обморок, если бы увидели, что их генеральный щеголяет дома в пижаме с оленями!

– Зрелище не для слабонервных, и то правда.

Переглядываемся, посмеиваясь.

– По размеру хорошо?

– Идеально. Спасибо, малышка, – чмокает меня в щечку родитель. – Я так понимаю, у нас сегодня намечается пижамная вечеринка?

– Если ты не против? Будет у нас с тобой фэмили-лук. У меня точно такая же.

– Против? По-моему, это шикарная мысль, – сгребает разорванную подарочную упаковку папа. – Юль, ты, может, хотела встретить праздник с кем-то из друзей, а не торчать сегодня со своим стариком дома? Если так, чтобы ты знала – я совсем не против.

– Стариком? – взлетает моя бровь, выражая чистый скепсис. – Пап, ты себя в зеркало видел? Половине наших балерунов еще фору дашь. Тю, старик! И нет, Новый год – семейный праздник. Я хочу встретить его с тобой и никак иначе. Так, – вскакиваю со стула, потирая ладошки, – с чего начнем готовку? – ныряю в холодильник.

Сегодня в доме мы одни. И хоть наша чуткая домработница предложила помочь нам накрыть на стол, но мы с папой дружно запротестовали всеми руками и ногами. У Люды семья: муж, дети и внуки – полный дом, короче. Нас двое. Как-нибудь справимся с нарезанием салатиков. Не такое уж и хитрое это дело.

– Три часа дня, – бросает взгляд на часы папа. – Для начала мы сгоняем в магазин за продуктами. Идет? Не хочу звонить в доставку. А там уже сориентируемся.

– Ока-ай. Тогда полетела собираться?

– Давай. Через пять минут встречаемся в прихожей.

– Заметано!

Богдан

Буквы, цифры, счета…

Все идеально, не подкопаться. Отработали по полной. Год выдался более чем удачный. Московский офис, как всегда, показывает лучшие результаты.

Откладываю наконец-то ручку и мажу взглядом по наручным часам. Одиннадцать. Час до Нового года. Вот это я заработался.

Другой на моем месте уже когти рвал бы в сторону дома. Я не рвусь. Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, растирая пальцами переносицу. Мазохист.

На столе снова вибрирует телефон. Кто это про меня вспомнил?

Дотягиваюсь до гаджета. Степыч. Провожу пальцем по экрану:

– Слушаю.

– Ну, ты там как? – настороженно звучит голос друга. – Судя по тону, настроение далеко не праздничное.

– Все в норме, Степ.

– Мне угадать, где ты сейчас?

– Даже гадать не надо. В офисе, – отвечаю за него. И так понятно, что он меня знает, как облупленного.

– То есть с Илоной все? Точка?

– Да, Степыч. Это окончательное решение, пересмотру не подлежит.

– Лады. Знаешь, что ни делается, все к лучшему. Будет еще и на твоей улице праздник семейной жизни, – смеется друг.

– Да даже если и не будет. Помру в одиночестве, не окольцованным – не велика потеря, – смеюсь в ответ.

– Так, ладно. Отставить самобичевание. Я так понимаю, ты собираешься встречать новый год в обществе бумаг в своем офисе? Так не пойдет. Давай, сгребай свою унылую задницу и приезжай к нам с Юлей.

– Нет, Степ. Спасибо за приглашение. Но откажусь.

– Не дури.

– Степыч, еще раз спасибо, но нет, – нам только “семейного ужина” сейчас не хватало. – Извини. Да и офисная бумага не такой уж и плохой компаньон, – пытаюсь свести все к шутке.

– Ладно, – озадаченно тянет друг. – Тогда первого приезжай. Или второго. В общем, Титов, мы тебя ждем. Уж в нашем доме ты всегда желанный гость.

Сильно сомневаюсь. И нет, не потому, что Данилов врет. Дело в его дочери. Юлька точно не рада будет меня видеть, после того, как я отправил ее домой, окончательно поставив точку в тот поганый вечер.

Три дня я запрещал себе думать о произошедшем. Степыч же сейчас все разбередил. Закрываю глаза, а вижу Юлю. На коленях передо мной. Ее губы, ее глаза, ее убийственно покорную невинность. Твою мать!

– Я знаю, – запоздало кидаю в трубку. – И благодарен тебе за это. Хорошо вам отметить, – отгоняя видение, в последний момент торможу себя от фразы “Юле привет” и просто прощаюсь с другом, сбрасывая вызов.

В тот вечер мне будто на глаза повязали платок, лишив зрения и раскрутив. Навешали хорошего пинка, отправив, как слепого котенка, искать путь, что мне уготован. Да вот только я заблудился окончательно. Потерялся в трех соснах и не знаю, что с этим дальше делать. Хоть убейте – все.

Тупик…

Снова трезвонит телефон. Отвечаю, не посмотрев на имя звонящего:

– Сказал же, нет смысла уговаривать, – рычу в трубку, думая, что на том проводе Степа.

– На что же тебя уговаривают, что ты так яростно отказываешься, сынок?

Встрепенулся. Отнял телефон от уха, бросая взгляд на экран. Блть!

– Привет, мам.

– Здравствуй, Богдан, – буднично звучит голос родной женщины.

– Как ты? Как здоровье?

– Все нормально. Все, как всегда.

– М-м. Погода как? – спрашиваю, хотя уже ни хрена не понимаю, о чем с ней говорить.

Я люблю свою мать. Той любовью, которую они с отцом своим весьма холодным браком мне привили. Просто каждый ее звонок – локальный ледниковый период. Мама редко звонит и обычно начинаются наши разговоры с сухих и скупых обменов стандартными вопросами о природе-погоде. Заканчиваются же более красноречивыми постановками матери меня перед фактом о принятом решении. Был бы повод. Поэтому жду, в какую сторону “выстрелит” в этот раз.

– Да какая у нас может быть погода? Вполне себе плюс. На росписи, извини, присутствовать не смогу. Мне не на кого оставить Уильяма, – говорит мама.

Вот, собственно, и ответ. Уильям – это ее кот. Зацелованная в жопу наглая рыжая морда. Но это образно, конечно. Хотя морда у него реально наглющая. А задница с пушистым хвостом такая здоровая, что чудо, что этот увалень все еще умудряется дотащить свою многокилограммовую тушку до мисок. Людей он, кстати, на дух не переносит. Шипит и огрызается. Злыдень редкостный. Очевидно, именно поэтому ни одна из маминых подруг не решилась взвалить на себе эту ответственную миссию. Забавно.

– Чего молчишь, Богдан?