Трогать запрещено
Шрифт:
Провожу языком по всей длине члена. Снова к головке и как можно глубже принимаю его. От того, что делаю, внутри все скручивает от желания. Горит. Хочется отделаться от этого жуткого чувства пустоты.
В мысли врывается стон. Его. Мой мужчина не может сдержать эмоций. Касается моих волос пальцами. Наматывает хвост на кулак, чуть стянув их. Подается бедрами вперед. Перехватывает дыхание от его напора. Его стон, вперемешку с дыханием сводит с ума.
Он двигается бедрами, удерживая мою голову, подстраиваюсь под его движения. Подняв взгляд, вижу все его эмоции. Ему нравится. А меня разрывает на части от чувств.
– Юля-я-я, – срывается
Когда понимаю, что это все, отстраняюсь, чуть отползаю. Мужчина, словно потеряв опору, сползает по стенке вниз. Его глаза по-прежнему закрыты. На нас все еще льется вода. Я понимаю, что замерзла. Озноб прокатывается по телу. Повернувшись, перекрываю вентели. Обернувшись, застываю. Он смотрит на меня. Я облизываю губы. Мне понравилось. Он вкусный.
Чуть склоняет голову в сторону, разглядывает меня пытливо. Я не знаю, что делать. Как себя вести. Что говорить? У меня все это впервые.
– И что же нам теперь со всем этим делать? – его голос хрипит. А у меня мурашки маршируют по телу. Волоски дыбом. И нет, сейчас совершенно не от холода.
Глава 20
Юля
Я долго стою под теплыми струями, пытаясь согреться. Зажмурившись, подставив лицо под «водопад», обнимаю себя за плечи. В голове пустота. Просто пу-сто-та. Оказывается, и так бывает? Мыслей нет. Страхов нет. Переживаний тоже нет. Смущение разве что накатывает временами, когда я по глупости снова вспоминаю, как делала первый в своей жизни неумелый минет. Губы невольно облизываю.
Неловко вышло потом. А как «ловко», я не знаю и не умею. Что люди говорят сразу после того, как им было «хорошо»? Да и та ли у нас ситуация? Судя по всему, нет, потому что даже опытный Титов растерялся. Долго смотрел на меня, видимо, в ожидании ответа на свой вопрос? Вот только я понятия не имею, что нам с «этим» делать.
Богдан вышел из душа первый, бросив тихо:
– Грейся, Юль. Я закажу нам ужин.
Вот и стою. Греюсь. Тут же снова замерзая и пьянея от собственной смелости, проявленной второй раз за неделю. Но я не жалею. Ни об одном своем поступке.
Когда, на мой взгляд, проходит достаточно времени, я выключаю воду и выбираюсь из кабинки. На носочках топаю босыми мокрыми ногами к полотенцесушителю, стягивая одно полотенце. Второе забрал Богдан.
Неторопливо вытираюсь, опасливо поглядывая в сторону запотевшего зеркала. Оттуда смотрит на меня ошалевшими глазами совершенно незнакомая мне Юля. Во мне словно что-то поменялось.
Расчесав мокрые волосы, оглядываюсь в поисках одежды. Хоть какой-нибудь. Мое черное боди промокло насквозь. Нахожу отельный махровый халат. Теплый и большой настолько, что я в нем буквально утонула. Потуже прихватываю поясом, надеюсь, не потеряю. А еще, что из-за моего «отъезда» у Вероники не будет проблем.
Ужасно вышло на самом деле. Если бы я только знала, что это закрытое мероприятие – вечеринка Титова, в жизни бы не согласилась! Тем более рискуя нарваться на отца…
Господи, а если бы папа не опоздал? Если бы Богдан меня оттуда не увез? Вот сейчас
по-настоящему становится страшно. Стоит только подумать, что отец мог увидеть меня в полуголом и размалеванном виде – в краску бросает.Тихо, Юля.
Все хорошо, Юля.
Все почти обошлось. Не считая того, как унизительно было, когда Титов на меня орал. Так орал, как я вообще не думала, что он, непрошибаемый, умеет. Разозлился. Его же аж колотило от бешенства. Вещей ужасных наговорил. Жестоких. Но правильных. Наверное. Все могло закончиться гораздо хуже.
Бедовая ты балерина, Данилова…
Набравшись смелости, выхожу из пропаренной душевой в комнату.
– Да, Кость, – слышу голос Богдана. Он с кем-то разговаривает по телефону. Стоит у окна в одних брюках, облокотившись рукой на раму.
Вот это спина…
Сейчас бы подойти, обнять и щекой между лопаток прижаться. Крепко-крепко. Но, пожалуй, одного потрясения для Титова сегодня достаточно. Да и я все свои лимиты смелости исчерпала.
Неловко перекатываясь с пятки на носок не знаю, куда деть свои глаза и уши. Не хорошо подслушивать, но комната в номере всего одна. Не прятаться же мне в ванной?
На цыпочках прохожу к кровати, присаживаясь на край. Мужчина оглядывается.
– Я понял, – резко и отрывисто собеседнику в трубку. – Нет, и парней предупреди, Илоне знать не надо, что на мальчишнике меня не было, – потирает щеки, – да, с остальным я сам разберусь. Спасибо, Кость, – кладет трубку. – Давай, Юль, ужин стынет, – говорит уже мне, кивая.
Я только сейчас замечаю, что в дальнем углу просторного номера, у окна стоит аккуратный столик, полностью заставленный тарелками.
– Я не г…
– Юля.
Вздох. Закатываю глаза и бурчу:
– Может, еще с ложечки покормишь?
– Думаю, с этим ты вполне способна справиться сама, – выгибает бровь Титов, не оценив мою шутку. – Впрочем, как и со многим другим, – звучит уже тише двусмысленное мне вслед.
– Удивительно, правда?
– Ты можешь язвить бесконечно, но надо поесть. Не знаю, какого алкогольного дерьма ты выпила в этом клубе, но явно на голодный желудок.
– Я трезва, – парирую упрямо, понимая, к чему он клонит.
Богдан не отвечает. Подхватывает спинку стула, легким движением отодвигая его для меня. Смотрит молча и ждет. Глаза в глаза. Упрямство на упрямство. Откуда оно вообще во мне взялось, с учетом того, что десять минут назад я тряслась от неловкости, не решаясь выйти из ванной?
Я сдаюсь. Сажусь, подтягивая к груди ноги, обнимая их руками, уныло таращась на изысканные блюда. Даже если бы я перед этим вечером не ела неделю – сейчас все равно была бы неспособна запихать в себя и крошки.
Титов накидывает на плечи рубашку, отодвигает стул напротив и тоже садится. Мне в стакан “щедро” наливает… что это? Яблочный сок? Себе же плескает виски из графина. Смотрит на меня выжидательно.
– Ты сильно преувеличиваешь возможности моего желудка, – пытаюсь пошутить.
Еды тут столько, что смело можно с этим столом обратно в клуб. Всех его друзей накормить хватит.
– Я не спец в спортивных диетах. Не знаю, что тебе можно, что нельзя. Решил перестраховаться.
– Я правда не голодная, – говорю тихо. – Верней… – запинаюсь, кусаю губы, признаваясь, – вряд ли я сейчас смогу в себя что-то впихать.