Трогать запрещено
Шрифт:
– Я готова просить прощения у тебя на коленях, Богдан. Я готова умолять! Я очень перед тобой виновата, – ее голос меняется на фальцет, губа дрожит. Еще немного, и хлынут слезы. Да вот только Илона – актриса от бога. Верить ей – себе не доверять.
– Я слышать тебя не хочу! Ты это понимаешь?! На выход, – повышаю голос, киваю на дверь. Сердце в груди долбит так, что ребра начинают ныть.
– Я знаю, кто виноват в том, что ты оказался в больнице, – вдруг выдает бывшая.
Я замолкаю.
– Что? Ну-ка повтори.
– Я знаю… – всхлипывает. – Знаю, кто…
– И кто же? Давай, удиви
– Твой конкурент Бурматов кое-в-чем помог мне, – запинаясь, блеет эта овца. – Я… такая дура, Богдан… Я…
Услышав знакомую фамилию, замираю. Стенания бывшей проходят уже мимо ушей. Бурматов – мерзкий и скользкий тип. Был у нас один инцидент, но сто лет назад. Неужто падла злопамятный? Или это просто очередная игра фантазерки Илоны?
– Даже не буду спрашивать, чем он тебе помог, – качаю головой. – Мне неинтересно.
– Деньгами! Ты оставил меня без копейки!
– И?
– Он одолжил мне денег с условиями.
– Ил, мое терпение не железное!
– Я должна была вывести тебя из строя. На время. Он нацелился на твой бизнес. Хотел отвоевать пару больших контрактов, чтобы спустить твою фирму на дно, – тараторит так быстро, что я еле успеваю за ее ходом мысли.
Молчу, впитывая все, что она говорит.
– Я тогда была на грани! На такой, что страшно представить, – перебирает нервно пальцами край халата. – Я нашла парней. Предложила денег. В общем, это они тебя избили. Знаю, что их вычислили и арестовали. Они дают показания. Меня будут искать. Прошу тебя, не дай меня посадить! Я не хотела тебя убивать, клянусь! Только напугать! Богдан! Сделай что-нибудь, чтобы меня не трогали! У тебя же сильный адвокат. У тебя есть связи. Деньги! Ты же можешь…
Она подходит к моей кровати почти вплотную. По щекам слезы текут. Глаза красные. Рыдает. Уже почти в ногах валяется, бестолковая! Меня накрывает…
– На грани? Что же это была за “грань”?! Я вот благодаря твоим рукам чуть не скопытился на парковке. Припугнуть? Да меня на хрен чуть не убили! Вот так ты меня любила, да, Илона? – шиплю, на голос нет сил. Меня потряхивает так, что кровать ходуном ходить начнет. – Идиотка. Какая же ты идиотка! Если ввязалась во всю эту криминальную херню, то умей доводить до конца. А сейчас развернулась и пошла вон отсюда!
– Но ты сам виноват! Если бы…
– Заткнись. Вот просто заткнись. Мне плевать: найдут тебя, посадят, по кругу пустит тот самый Бурматов, услышь меня – теперь мне плевать! Ты сама испортила себе жизнь. Сама! У тебя был шанс жить припеваючи. Но ты сама выбрала этот путь. Юлю лишила учебы. Сука, человек столько лет пахал, добиваясь высот, а ты, тварь, сунула свой нос! Бабки, которыми ты подкупила ректорессу, тоже Бурматова?
Илона, взвыв, падает перед кроватью на колени. Другого ответа не надо.
Я нахожу в себе сил подняться с постели и дернуть ее за шкирку здоровой рукой, ставя на ноги. Продолжаю под ее вой:
– Меня решила проучить? У тебя вышло. Спасибо! Благодаря тебе я ценю жизнь так, как никогда раньше. Люблю в сто крат сильнее. Думал, не умею. Правда. А теперь все чувства обострились, благодаря тебе. А ты бестолочь! У тебя был шанс расправиться со мной окончательно, ты
его просрала. Теперь вытирай сопли и чеши отсюда, пока я самолично тебя в руки органов не сдал!– Ты говоришь ужасные вещи!
– А ты творишь! – тряхнув за шкирку, игнорирую приступ боли во всем теле. Отталкиваю от себя Илону. Та, переступив на пару шагов назад, бормочет:
– Я не могла по-другому. Я слишком люблю тебя. Я не понимала, что делала. Прости меня, Богдан! Ради того, что у нас было, прости!
– Ничего мне не говори о любви. Ты не знаешь, что это такое.
– Помоги мне…
– Пошла вон, – дергаю головой в сторону двери.
Она в этот момент распахивается, и на пороге появляется трое мужчин в форме, один из которых следователь. Вовремя. Видать, исполнители ее уже давненько сдали. А опера “вели”.
– Доброго дня, – здоровается Майоров, впиваясь взглядом в гостью.
Илона изменилась в лице. Позеленела вся.
– Я пойду, – проблеяла она, сделав шаг к двери.
Ее останавливает следак.
– Ну, что вы, Илона Владимировна, останьтесь. Нам есть, о чем поговорить.
Оседаю на кровать. Состояние хреновое. Наблюдаю за происходящим, и у меня в голове оно не укладывается. Как она могла опуститься до такого? Как? Эта женщина со мной бок о бок прожила пять лет! Клялась в любви. Неужели я был настолько туп и слеп, что не видел за красивым фасадом гнилого нутра?
Пока Майоров рассказывает ей о правах при задержании, я словно не здесь нахожу. Будто со стороны смотрю немое кино. Жутко представить, что из-за обиды она меня попросту “заказала”. Меня могли убить. И не было никакого “долго и счастливо” у нас с Юлей.
А если бы не Юлькина настойчивость? Где бы был я сейчас? Закопался в работе, в бумагах. Жизнь проходила мимо. А рядом восковая фигура, готовая подставить свой зад, получив за это кэш на карту. Не жизнь, блядь, а сказка. Но мне тогда это подходило. Я и не подозревал, что может быть по-другому. Нет, я не снимаю с себя ответственности за наш разлад и расставание. Но я хотел, чтобы мы оставались людьми цивилизованными. А не вот это все…
Впервые за много лет мне по-настоящему становится жутко.
Любовь? Когда любишь, готов заставить страдать того, кого любишь? Готов причинить вред здоровью? Что это было у нас с Илоной? Комфортная договоренность. Можно было разойтись без всех этих драм и криминала. Людьми. Друзьями. Товарищами.
Нет, даже не хочу лезть в дальнейшие разбирательства. Нет желания мараться об это.
– Богдан Андреевич? – в сознание врывается голос Майорова.
– Да? – перевожу взгляд с Илоны на него.
– Вашу бывшую сожительницу мы задерживаем, – проговаривает официальным тоном. – Если вы понадобитесь…
– Все через адвоката, – отвечаю, перебив.
– Хорошо, – кивает. – Поправляйтесь! Пройдемте, гражданочка…
Илона вскидывает на меня свой ледяной взгляд. От слез ни следа. В глазах ненависть. Ровно в этот момент я понимаю: эта не пропадет. Выкрутится. Не здесь, так на зоне. Я же? Безоглядно доверяя той, кто при любом удобном случае всадит нож в спину, я получил хороший урок. Страшно давать такому человека доступ к своей жизни и телу. Никогда не узнаешь наверняка, чем это может аукнуться.