Тролли и легенды. Сборник
Шрифт:
Лавка букиниста пряталась на узкой улочке за церковью аббатства. В дверях меня встретил запах глинтвейна.
— Прикрывай как следует дверь, — добродушно бросил хозяин, — и подходи за стаканчиком, ты же замерзла.
Я поспешила повиноваться. В этом книжном магазине я всегда чувствовала себя легко — в сладком запахе старой бумаги, между стеллажей, согнувшихся от книг. Пока дымящаяся кружка отогревала мои озябшие руки, букинист со всеми предосторожностями извлек из ящика старинный лист бумаги, защищенный пластиковой пленкой. Он был исписан немного неуклюжим почерком скорее ремесленника, чем клерка. Характер материала, почерк и дата внизу письма — 1578 год — не оставляли сомнений в его происхождении. Лист содержал письмо, написанное в конце эпохи Возрождения человеком, наделенным скорее достатком, чем
Когда я закончила читать, у меня задрожали руки, однако не от холода. Меня захлестнула буря эмоций. Я уже понимала, нет, я была уверена, что в рукописи речь идет о моем алтаре. Письмо от краснодеревщика перевернуло все мои представления, отбросило все, что поведал мне прежний куратор, все, в чем я была убеждена. Это изделие не явилось откуда-то со стороны, его не привозил из Австро-Венгрии последний сеньор Брога, его не изготовляли в Швабии, Испании или Антверпене. Нет, оно вовсе не покидало Брога, оно там родилось и не покидало своих краев. Это было логично и объясняло, почему я, несмотря кропотливость своих исследований, не нашла следов его создания ни в одной из мастерских Европы. Но еще это означало, что мой предшественник по музею солгал мне. Что мне лгал весь город Брог и мои друзья в нем. От этих мыслей в голове у меня закружилось. Я чувствовала, что меня предали, — и одновременно восторгалась. В памяти всплыли слова, которые я услышала несколько дней назад. Это те, кто сработал алтарь. Внезапно охваченная вдохновением, я одолжила у букиниста карандаш и чистый лист бумаги.
Со студенческих времен у меня сохранились некоторые представления, как делаются эскизы. Я быстро набросала довольно сносное подобие девушки со звездами, какой я видела ее ночью в лесу. И протянула результат букинисту:
— Ты не знаешь, кто это такая?
— Она мне кого-то напоминает, — сказал он. — Погоди…
Он вытянул из-под прилавка пластиковую коробку со всеми своими бумагами, касающимися истории Брога, и извлек пожелтевшую фотографию, типичную для девятнадцатого века. Женщина в профиль. За исключением цвета волос — это была брюнетка, а не блондинка, — она пугающе походила на мою прекрасную незнакомку.
— Кто это? — потребовала я.
— Элиза де Брог, около 1885 года. За два или три года до ее брака с промышленником из Рура.
Я покачала головой, размышляя вслух:
— Нет, нет, это слишком недавно.
Букинист удивленно поднял бровь и заметил:
— Если ты ищешь кого-то постарше… Говорят, что Элиза похожа на одну из своих прародительниц, Элоизу де Брог, ведьму Элоизу, которая жила в эпоху Возрождения. В замке Брога до последней войны сохранялись портреты этой Элоизы, и моему отцу довелось их повидать…
У меня защемило в затылке. Прошлое всплывало из глубины. Прошлое просачивалось в настоящее, пробираясь между стеллажей, забитых пылью и книгами.
— Ты мне уже говорил об этой Элоизе, да? — с пересохшей глоткой вымолвила я. — Ее отец осудил ее за колдовство. Ее, кажется, сожгли… или утопили?
Книготорговец покачал головой:
— Ни то, ни другое, — поправил он. — Собственно, все, что связано с ней, довольно запутано. Ее отец, Юон, запер ее в склепе родового замка — насчет этого все более или менее согласны. Но после того… никто толком не знает, что с ней стало. Ее отец, напротив, плохо кончил. Он заблудился на охоте в горах, которые знал как свои пять пальцев. Один из егерей нашел его тело посреди леса.
Я буквально впивала его слова с остекленевшими глазами. Алтарь приобретал новый смысл, свое истинное значение. На панелях изображались вовсе не благочестивые сцены. В лучшем случае они маскировали свой глубокий смысл под вуалью христианских мотивов.
На самом деле алтарь рассказывал о судьбе Элоизы. Именно она шла через глухой лес, надев корону света и сзывая ужасных существ, которых я видела между ветвями. Она же была и девушкой, запертой в склепе, а мужчина, смотревший на
нее сверху вниз, отнюдь не был ангелом Гавриилом. Это был ее отец, Юон де Брог. На третьей панели в ужасе умирал именно Юон, не святой Антоний, а на четвертой… Я подняла голову и глубоко вздохнула. Я понятия не имела, что означает четвертая панель. Но это казалось малосущественным по сравнению с тем, что я уже обнаружила.— Я куплю у тебя все, — сказала я букинисту. — Все твои брогские документы. В первую очередь — фотографии и рисунки.
Придется спустить все свои сбережения на жилье, но мне было все равно. Однако букинист отказал:
— Эти документы не продаются. С другой стороны, если хочешь, я тебе их одолжу.
— Спасибо.
Я с облегчением вздохнула. Пока он не успел передумать, я быстро добавила:
— Я сейчас же выпишу тебе депозитный чек.
Он жестом отклонил мое предложение.
— Незачем, — ответил он с улыбкой. — Взамен ты будешь держать меня в курсе своих открытий.
Я кивнула, пробормотав еще раз благодарность.
К концу дня я покидала Кольмар с внушительной папкой исторических источников, касающихся Брога. Я воспользовалась временем, проведенным в экспрессе, чтобы подробно ознакомиться с ней. В отношении некоторых моментов она оказалась на удивление полной, а моему другу-архивисту даже удалось подобрать черно-белые фотографии немецких солдат, которые так ужасно погибли в замке во время последней войны. Конечно, не все имело отношение к алтарной композиции. Однако, погрузившись в изучение, я отвлеклась от мечтаний. Мечтаний о ней. О девушке со звездами. Я думала, что, узнав ее имя, перестану быть настолько ею одержима. Но все оказалось наоборот. Мне хотелось лишь одного — опять увидеть ее. Снова окунуть ботинки в густой перегной темного леса, найти ее, пусть даже среди чудовищ, горных тварей, способных раздавить человека так же легко, как травинку. Больше всего на свете мне хотелось еще раз увидеть ее, вновь покраснеть, когда она улыбнется, и шепнуть на ухо ее имя.
К моему возвращению в Брог уже несколько часов как стемнело. По дороге домой я прошла мимо гостиничного ресторана. Через окно я видела собравшийся внутри местный народ, чокающийся, болтающий и смеющийся в теплой и непринужденной обстановке. Все мои здешние друзья: Сильвия и ее жених. Матье, горный гид, который всегда подшучивал над моим упрямством во время наших походов. Венсан, который регулярно — и неизменно добродушно — чинил мой старенький водонагреватель. Кристель, что уговорила меня спеть вместе с ней песню Далиды во время незабываемой караоке-вечеринки в одном из баров Нанси… Я знала их всех несколько лет и чувствовала, что сблизилась с ними. А сегодня это простое оконное стекло между ними и мной казалось непреодолимой преградой. Почему они лгали мне?
А если я уличу их во лжи, прямо сейчас, с документами в руках, что тогда? Мгновение я повертела в голове идею тычком распахнуть двери, будто шериф из вестерна, и бросить им в лицо правду. В посредственном фильме я бы удалилась оттуда с почестями. В реальном мире все, чего я бы добилась — это что меня бы просто выгнали из музея. А этого я не могла себе позволить. Никак. От одной мысли о разлуке с ней у меня подкашивались колени. Я прошла мимо гостиницы с горьким привкусом на губах. Я ускорила шаг и вернулась в музей.
Свет в алтарной комнате зажегся нормально. Я не знала, следует ли приходить в расстройство. Я достала из рюкзака два больших золотистых бретцеля, купленных в Кольмаре в булочной перед церковью аббатства. Постепенно уходила горечь, печаль, боль… Моя прежняя жизнь снова канула в Лету. Сидя по-турецки перед ретаблем, я откусывала от присоленного кренделя и не отрывала глаз от фигуры Элоизы, такой бледной на фоне темного пейзажа. Но она оставалась неподвижной, пятном белой краски на пятнах черноты и зелени. Глядя на нее, я начала щуриться, и цвета стали расплываться перед глазами. Я встряхнулась, растрепав при этом волосы. Покончив с едой, я вытерла руки о джинсы. Не надеясь на успех, поднесла пальцы к панели. Потрогала лак. Он был немного шершавым, как любой старый лак. Хорошо. Я постаралась не потерять хорошего расположения духа. Я слишком выросла, чтобы верить в волшебные двери.