Трон Знания. Книга 4
Шрифт:
Галисия разочарованно выдохнула:
— Да ну тебя…
— Мне противна сама мысль, что какой-то мужчина будет вдавливать меня в перину и сипеть мне в ухо, — сказала Малика, скорчив наигранно-брезгливую гримасу.
Украдкой посмотрела на Галисию. Вроде бы фраза прозвучала убедительно. Наверное, потому что была близка к правде. Воспоминания о сцене с Иштаром в храме Джурии вызывали неприятную дрожь в теле, а от воспоминаний о Жердяе с его липкой и вонючей «конечностью» горло сжималось в рвотном спазме.
— Тогда что вас связывает? — спросила
Вопрос поставил в тупик. Действительно, что их связывает? Нет ни общих интересов, ни общих целей, ни общих знакомых, кроме Хёска. Если завести разговор о государственных делах, Иштар вряд ли его поддержит. Малика боялась спрашивать его о детстве и юности — а вдруг он расскажет правду? Не спрашивала о будущем, догадываясь, что планы Иштара ей не понравятся.
— Ничего. Если бы не сезон штормов, я была бы уже дома.
Галисию такой ответ не устроил.
— После паломничества вы ни разу не виделись?
С языка чуть не сорвалось: «Лучше бы не виделись». Малика успела проглотить первые слова и озвучила последнее:
— Виделись.
— Если людей ничего не связывает, зачем им встречаться? — не успокаивалась Галисия.
Сказать бы ей, что двум сущностям с противоположными зарядами не нужен повод, чтобы столкнуться лбами — так не поймёт же.
— Ему нравится меня дрессировать.
— Что? — улыбнулась Галисия.
— Я гадкая зверушка, которая вечно чем-то недовольна.
— Для гадкой зверушки ты слишком хорошо выглядишь. Красивое платье. Пахнешь розами.
Иштар не изменял своей привычке: через каждые три дня служанки украшали спальню Малики свежими цветами. Вчера принесли бордовые розы. Цветы издавали такой насыщенный аромат, что пришлось на ночь открыть двери в коридор, чтобы создать иллюзию сквозняка. Но одежда всё равно вобрала в себя запах.
— Браслет он подарил?
Малика поправила на запястье платиновый браслет с изумрудами:
— Он.
Галисия откинулась на подушку и принялась наматывать на палец белокурый локон:
— У моего вечно недовольного отца был приятель. Богатый, молодой, весёлый. И тут он проигрывается в карты. Серьёзно проигрывается. От него уходит жена. В пьяной драке ему уродуют лицо и ломают ноги. В конце концов, он перебирается жить в меблированную комнатушку на окраине Градмира. И вдруг мой отец зачастил к нему в гости. Ты бы видела, каким он возвращался! Не отец, а птица счастья. Однажды он запел в ванной. Мы с мамой жутко перепугались. Думали, умом тронулся. А как-то он потрепал меня за щёку и сказал: «Галисия, детка, обязательно обзаведись подругой-неудачницей. На душе становится легче, когда кому-то хуже, чем тебе».
— Вы это к чему?
— Теперь у тебя есть подруга-неудачница. Приходи ко мне чаще, и Иштару не надо будет тебя дрессировать. — Галисия легла на бок и устремила на Малику тоскливый взгляд. — Я почти год его не видела. Какой он сейчас?
— Такой, как и раньше.
— Какой у него голос?
— Низкий.
— А руки?
— Сильные.
— А глаза?
— Карие.
—
А губы?— За год ничего не изменилось.
— Ладно, ты с ним не спишь. Но он же обнимает тебя, целует. Не стесняйся. Расскажи, как он это делает.
— Вам нравится над собой издеваться?
Галисия приняла грациозную позу:
— Я красивее тебя?
— Намного.
— И умнее?
— Однозначно.
— Что в таком случае он в тебе нашёл?
Малика шумно выдохнула. Это диагноз…
— Не знаю, Галисия. Возможно, ему нравятся глупые дурнушки.
Изобразив на лице недоумение, Галисия покачала головой:
— Почему я такая наивная дура? Ведь знала, что любить — это больно, и снова влюбилась. Знала, что мужчинам нельзя верить, и снова поверила.
Хоть это она понимает.
— А хотите, я вас кое с кем познакомлю? — спросила Малика.
— Хочу, но мне нельзя выходить из комнаты.
— Со мной — можно. Надевайте чаруш, берите портреты Иштара и идём.
Галисия вскочила:
— К нему?
— Нет, — сказала Малика, пытаясь сохранить спокойствие, но услышала в своём голосе жестяные нотки.
— Рисунки в спальне. Тебе придётся подождать, пока я приму ванну.
— К чёрту ванну.
Хохотнув, Галисия выбежала из комнаты. Вернулась, сжимая в одной руке альбомные листы, в другой — чаруш. За короткое время она успела сменить платье, уложить волосы и подвести глаза. Дворянка собралась к Иштару…
Служанка, ожидавшая шабиру в коридоре, провела их до комнаты Фейхель.
— Как мне себя вести? — спросила Галисия, глядя на дверную ручку и нервно прокручивая в ладони листы, свёрнутые в трубку.
— Не снимай чаруш. Им это не понравится, — произнесла Малика и открыла дверь.
Отложив документы, мать-хранительница отодвинулась вместе с креслом от столика и поприветствовала гостей быстрым движением руки: ко лбу, к сердцу и вперёд, вверх ладонью.
— Мама Иштара… — прошептала Галисия.
Придерживая на коленях плед, Фейхель с любопытством воззрилась на дворянку:
— Эльямин, кто это?
Малика не успела ответить.
— Меня зовут Галисия. А тебя как зовут?
— Тебе дали имя, чтобы Всевышний смог призвать тебя из толпы, а не для того, чтобы ты чесала языком, — проворчала Фейхель. — И с чего ты взяла, что я мать хазира?
— Он похож на тебя.
— Такой же старый?
— Такой же красивый. — Галисия положила старухе на колени стопку рисунков. — Посмотри.
Фейхель с недоверчивым видом взяла верхний лист:
— Это он?
— Да. Ты никогда его не видела?
— Нет. Я и себя никогда не видела.
— Даже на фотографии?
— Ракшады не фотографируются, — ответила Фейхель, рассматривая рисунки. — Фотография крадёт частичку души человека. По фотографии можно наслать на человека болезнь и даже смерть.
— Больше не буду фотографироваться, — пробормотала Галисия. Усевшись на подушку возле ног старухи, вытащила из стопки один из портеров Иштара. — Здесь он вышел лучше всего.