Тростник под ветром

Американцы высадили десант на острове Атту двенадцатого мая. Ставка сообщила об этом вечером четырнадцатого. Радио Сан-Франциско и Мельбурна непрерывно твердило об этом событии, сопровождая это сообщение комментариями, гласившими, что взятие острова Атту даст возможность вести наступление на Японию по ближайшему пути с севера. Эти радиопередачи разнеслись по всему миру. А японское радио молчит. В од-ной-единственной передаче несвязно пробормотали, что «противник из кожи вон лезет», и только. Эти фразы не имеют никакого отношения к истинному положению вещей. Очередная трескучая болтовня, в которой окончательно тонет правда.

Сэцуо Киёхара написал подробный комментарий к высадке американского десанта на Атту. Он писал свою статью так, чтобы она годилась для передачи за границу, и вместе с тем — чтобы ее можно было транслировать по всей Японии. Это была серьезная статья, написанная без всяких словесных вывертов, которая, в противовес американской пропаганде, должна была разъяснить миру позицию Японии. Основная мысль статьи сводилась к тому, что северный фронт Тихого океана не имеет решающего значения. Следовательно, было бы ошибкой придавать слишком большое значение высадке американского десанта на острове Атту. Главные участки фронта по-прежнему находятся в районе Соломоновых островов и в Бирме.

На просмотр рукописи капитаном I ранга Хирадэ и его помощником капитаном II ранга Сирота ушло два дня, а со времени отсылки статьи на утверждение главного штаба миновала уже неделя. Материал, построенный на -последних сообщениях с фронта, за это время успел уже устареть. Американцы всегда отвечали на японские радиопередачи без малейшего промедления,— как правило, в тот же день, в крайнем случае — назавтра. А у японской стороны для ответа на пропагандистские передачи Америки уходит от семи до десяти дней только на просмотр рукописи цензурой! Капитану II ранга' Сирота, по-видимому, невдомек, как губительно подобное промедление. Распивая среди белого дня виски в служебном помещении, он весело шутит и пересмеивается с сослуживцами. А народ, ошеломленный гибелью адмирала Ямамото, со страхом следит за трагедией, разворачивающейся на острове Атту. Гнев охватил Сэцуо Киёхара.

Но на кого сердиться? И какой смысл ополчаться против одного лишь капитана Сирота? Тем более нелепо гневаться на Главный штаб — этот своеобразный орден с особыми привилегиями, своего рода тайную канцелярию. Никто не смеет даже приблизиться к этой тайной канцелярии, чтобы узнать, что происходит за ее вечно закрытыми дверями. И в конечном счете, даже если он, Киёхара, будет во весь голос кричать, что постановка пропаганды никуда не годится, потому что всеми делами заправляют военные, наивно было бы думать, что существующие в армии порядки могут внезапно и быстро измениться или что господа офицеры смиренно уступят гражданским лицам командные должности...

С юношеским энтузиазмом он пытался хоть чем-нибудь помочь этой несчастной стране, стоящей на краю пропасти,— в этом была его ошибка. В который уж раз его постигало разочарование! Часто заморгав глазами, как он это делал всегда в минуты душевного напряжения, Сэцуо Киёхара решительно произнес:

— Сирота-сан, попрошу вас взять обратно мою рукопись из Главного штаба.

Капитан, казалось, наконец заметил, что Киёхара рассержен. Но он не испытывал ни малейшей охоты серьезно обсуждать этот вопрос.

— Ну полно, зачем торопиться...— все тем же насмешливым тоном произнес он.— Не сегодня-завтра они сами пришлют весь материал обратно.

— Нет, я настаиваю. Этой статье уже незачем проходить цензуру. Извините, но я прошу вас немедленно получить ее обратно.

— Но раз мы отправили материал в Главный штаб, надо подождать, пока они сами возвратят нам его.

— Нет, совершенно незачем ждать. В радиопропаганде самое ценное — время. А такие офицеры, которые не способны понять эту простейшую истину, недостойны осуществлять цензуру над моей рукописью!

Капитан Сирота громко расхохотался.

— Вы так думаете? Но в армии существует определенный порядок, который не может нарушаться в угоду вашим желаниям... Понятно?

— Нет, непонятно. Хватит с меня, слышите? Кто вы вообще такие, господа офицеры, позвольте спросить? Для чего вы воюете — чтобы спасти Японию или чтобы погубить ее?

Несомненно, никто еще никогда не произносил таких слов в стенах информбюро. Киёхара и сам понимал, что его вспышка немедленно обернется против него самого. Но он больше нс мог сдерживаться. Уже тогда, летом 1943 года, он выразил тот гнев по отношению к военщине, который спустя два года закипел в сердце всего народа Японии.

Капитан II ранга Кавасэ, сидевший за столом напротив, побагровел и громко, тоном приказа, крикнул:

— Киёхара-сан, вы забываетесь! Немедленно возьмите свои слова обратно!

В комнате наступила тишина, все затаили дыхание. Киёхара, по привычке сощурившись, с трудом выдавил на лице улыбку и, нагнувшись, вытащил из-под стола капитана III ранга Томияма бутылку виски. Протянув руку, он поставил эту бутылку на стол перед капитаном Кавасэ.

— Если вы настоящий военный, то, прежде чем указывать мне, призовите к порядку своих коллег... Хорошо, я готов взять обратно свои слова, по думаю, что и всем вам не мешало бы многое пересмотреть в вашем собственном поведении.

Капитан Кавасэ заскрежетал зубами от ярости. Слова Киёхара вызвали у него злобу. Киёхара, не добавив больше ни слова, вышел из офицерской комнаты, прошел по темному коридору в «специальный отдел» и уселся за отведенный ему стол. В помещении «специального отдела» художник-карикатурист усердно рисовал никому не нужные карикатуры, юноша, приехавший из Америки, слушал радиопередачу из Мельбурна. Третий сотрудник стоял без дела, прислонившись к стене; лицо у него было мрачное, словно он оплакивал судьбу острова Атту.

Киёхара надел шляпу, взял портфель и, буркнув «до свидания!», вышел из комнаты. Снова пройдя по коридору, он спустился по ступенькам каменной лестницы, прошел через ворота, у которых стоял часовой, и очутился на улице. Ему было и досадно и грустно. В этой стране, поглощенной войной, не находилось для него места. «А все из-за моего дурацки-упорного характера...» — думал он. По широкому проспекту он дошел до дворцового рва и медленно зашагал в сторону Хибия.

На дверцах кабины лифта белело объявление: «Ввиду экономии электроэнергии лифт не работает». Многоэтажные здания делового квартала — сущее мучение для старика. Директору акционерного типографского общества «Тосин» было уже под шестьдесят, и вдобавок он страдал ожирением. Лысая голова и лицо вечно лоснились от пота, дышал он хрипло — мучила одышка. У директора было больное сердце. Цепляясь за перила, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух, он кое-как взобрался на шестой этаж, некоторое время постоял у открытого окна, утирая катившийся градом пот, и наконец толкнул дверь в помещение редакции «Синхёрон».

К посетителю вышел главный редактор Окабэ, в рубашке, без пиджака, и проводил гостя в кабинет директора Асидзава. Юхэй как раз просматривал рукописи предстоящего июльского номера.

Сегодня прибыл из типографии готовый июньский номер, и в производственном отделе кипела работа — нужно было обернуть бумажной полоской несколько тысяч экземпляров журнала и разослать подписчикам. В этот день завершалась работа целого месяца, и вся редакция с облегчением переводила дух.

Всего несколько месяцев назад журналы пересылались в картонных папках. Но сейчас уже невозможно было заказать картон. Все промышленные предприятия целиком перешли на выполнение военных заказов, готовую продукцию забирало военное ведомство, жизнь гражданского населения была ущемлена до предела. Чтобы обернуть журналы в бумагу, требовалась уйма времени.