Троянский конь

Чтобы труп оттаял, Гемборек направил на него инфракрасную лампу. Вскоре вокруг маленького тела образовалась лужица. Было такое впечатление, словно малыш описался.

Когда члены мумии размякли и обрели некоторую податливость, осмотр продолжился. Оказалось, что конечности, тоже вполне человеческие, были сломаны, как тростиночки. Ступни ног, особенно правая, были странно вывернуты. Внимательный глаз Гемборека обнаружил другие повреждения. Ребра и одна ключица также оказались сломанными. Мрачную картину довершала ужасная черепная рана, которая, несомненно, явилась главной причиной смерти ребенка.

– Готов поклясться, - недоуменно пробормотал ассистирующий доктору Аркадий Петрович, - что младенец погиб от удара о твердую поверхность. Словно его сбросили с большой высоты на булыжную мостовую...

Гемборек подтвердил догадку:

– Да, удар был смертельным...

– Бог мой!..
– Зарянский бессильно опустился на стул, потом вскочил, еще раз осмотрел голову мумии. Оттаявшая кожа на лбу и висках имела и другие повреждения - проколы, надрывы и глубокие царапины.

– Боже, как с ним жестоко обошлись!
– заламывая руки (свои, а не мумии), вскричал потрясенный Зарянский.

Остальные были потрясены не меньше.

Кроме всего прочего, мумия имела следы ожогов. Впрочем, нет, не мумия, а вполне сохранившееся тело, в том-то и дело. Как будто младенца сразу после смерти, до того, как его коснулось тление, сунули в морозилку. Так вот, некоторые части тела были обуглены. Складывалось впечатление, что ребенок стал жертвой какой-то древней катастрофы, с пожаром и прочими ужасами.

– Что вы на это скажите, "коллега"?
– со всей ядовитостью обратился Хопкинс к Идо Ватару.

– Судя по пышности захоронения, младенец, несомненно, царского рода, - высказал осторожное суждение японец, потом преисполнился уверенностью.
– Если бы мы были на Земле в обычной экспедиции, то я бы сказал, что младенец - типичная жертва древней войны. Все следы повреждений указывают на это. Та зверская жестокость, с которой он был убит, также подтверждают мои предположения.

– Вполне с вами согласен, коллега, на лицо все признаки варварской смерти, - сказал Глокенхаммер.
– Впрочем, в древние времена это обычное явление...

– Если это тело убитого землянина, древнего принца, то почему его захоронили не на родине, а где-то на окраине человеческой вселенной?
– резонно заметил Юкос Свенсен.

– Об этом надо спросить у тех, кто перенес это тело сюда, на Тритон, - раздраженно ответил Глокенхаммер.

– В таком случае мы должны продолжить исследования, - сказал Гемборек, берясь за лазерный скальпель.
– Если нет возражений, я проведу вскрытие...

Все промолчали, никто не желал брать на себя ответственность.

Гемборек сделал длинный надрез светящейся рубиновой иглой в области грудины. Открывшиеся ткани увлажнились. Из раны потекла кровь - настоящая, живая, горячая. Конечности ребенка конвульсивно дернулись, словно под действием электрического тока, затем они зашевелились плавно, как у просыпающегося человека.

Гемборек побледнел, но профессионально быстро взял себя в руки.

– Томпоны! Зажимы!
– засуетился он, привычным голосом хирурга отдавая приказы.

Ассистировать ему мог только Аркадий Петрович, что тот и делал, подавая дрожащими руками требуемые инструменты. Рану быстро зашили. Между тем с мумией происходили парадоксальные изменения. Изувеченные, иссушенные морозом ткани вдруг наполнились жизненными соками, кожа растянулась, сделавшись эластичной и будто освещенной изнутри мистическим светом.

– Матерь Божья!

– прошептал Гемборек, отшатнулся, нервной рукой оперся о вспомогательный столик. С грохотом на пол полетела стальная коробка с инструментами.

– Этого просто не может быть, - прохрипел Хопкинс.

– Чудо!
– каким-то бабьим голоском, с подвыванием, воскликнул Аркадий Петрович.
– Воистину воскрес!

Произошло всеобщее смятение.

Католики Хопкинс и Гемборек истово молились, куда только девались их скептицизм и апломб. Аркадий Петрович по-православному осенял себя крестом. Все шептали молитвы, кто какие знал. Швед, будучи атеистом, был, пожалуй, в самом большем смятении, с треском грыз мундштук свой трубки. Буддист Идо Ватару оставался ничуть невозмутим.

Агностик Глокенхаммер упал в обморок.

И тут в лабораторию, как демон зла, ворвался Жак Пулен.

– Почему меня не поставили в известность!
– заорал он с порога.
– Этот вопрос надо было согласовать с кваками... Под трибунал захотели?!

– Заткни свою пасть, - сказал Аркадий Петрович тихо, спокойно, уже придя в себя.

– А это кто такой?
– указывая на младенца и смягчив голос, спросил Пулен. Чтобы сохранить лицо, он игнорировал замечание зам начальника Поста, словно бы не расслышал.

– Не видишь разве, это Сын Человеческий,- опять ответил Зарянский, и вид у него был просветленный, как у человека, обретшего истинную веру.

– Кто это, черт побери!
– взорвался Пулен.
– Я...

– Мы знаем, кто ты... Фарисей и жабий прислужник.
– Глаза Зарянского фанатично сверкнули.

– Вы за это ответите!
– Коршуном взвился Пулен.

– Разрешите, коллега, я ему объясню, - сказал Хопкинс и с разворота врезал Пулену в челюсть.

И вот они собрались в одном зале. Все десять человек. И были здесь: Глокенхаммер - историк, археолог и вождь ученых, и Юкос Свенсен - физик, и Энтони Хопкинс - археолог, биолог Зарянский, астроном-планетолог Идо Ватару, и врач Гемборек, техники-пилоты Илар Кирке и Ясон Аркадос, контролер Особого Отдела Жак Пулен и, наконец, начальник Поста Мерт Стаммас.

Решался вопрос, что делать с младенцем? Он был помещен в реанимационную камеру. Чудо, конечно, чудом, но у Гемборека были сильные сомнения в том, что мальчик, ледышкой пролежавший более трех тысяч лет, выживет. Он все-таки не тритон какой-нибудь, которому заморозка и время нипочем. Или лягушка, которая зимует в глубоком анабиозе. Человеческая кровь при замерзании разрывает сосуды, все эти артерии и капилляры, как разрывает бутылку замерзшая вода.

Правда, если в кровь ввели смягчающий состав типа глицерина или полностью заменили им кровь, тогда, возможно... Данные анализа как будто подтверждают наличие в крови каких-то консервирующих веществ, чей химический состав пока неизвестен современной науке. Науке землян...

Гемборек доложил о состоянии своего необычного пациента и свои соображения на этот счет.

Хопкинс спросил, несколько глуповато себя чувствуя, нет ли здесь намека на Второе пришествие? Чем вызвал у всех сначала легкий нервический смех, потом - глубокую задумчивость. Один лишь японец оставался спокоен и даже преисполнился сарказмом. Взглянув на ирландца, Идо Ватару сказал с особой ядовитостью: