Трудное бабье счастье

– Сойдёт, сойдёт, – Надежда Николаевна всегда была скупа на похвалу. – Айда я тебя покормлю.

Дома каких-то разносолов у Надежды Николаевны не было. Она совсем разленилась готовить себе обильную еду: напьётся молока с хлебом – ей и довольно. О том, как приходилось когда-то кормить мужа, сколько сил, времени на это уходило, даже вспоминать не хотела. Но для сына, да ещё сделавшего доброе дело, постаралась: сварила мясной борщ на первое, котлеты на второе. Нашла и спиртное, налила с краями стопку. Даже перестаралась: чуточку перелила.

– Ну, короче… Чтобы грела как надо!

– Да не грела, а высушивала.

– Какая разница? – Сын с наслаждением опрокинул в себя содержимое стопки.

«Ох, нехорошо с тобой будет, – думала про себя Надежда Николаевна, наблюдая за тем, как жадно уплетает положенное в тарелку её чадушко, и думая при этом о невестке. – Будет тебе небушко в овчинку с такой непутёвой шалавой. Вызволить бы тебя из её лап загребущих, да не знаю, как лучше подступиться. Как бы хужее не стало».

Ну слава богу! С печкой, спасибо Николаю, разобралась. Ещё сходила в ближайший лес, насобирала, вспомнив тёти-Верины рецепты, кое-какие сучочки, травы, наколола помельче смолистых дровишек, нащепала. Вот теперь – готовность номер один. Теперь вся остановка за глиной.

А её пришлось ждать ещё полторы недели. И как же они долго тянулись! До чего же Надежде Николаевне хотелось подстегнуть своенравное время! Но вот… В очередной раз с утра поднялась, прошла к огороду. Прикоснулась. Кончики пальцев подсказали: глина проснулась.

Значит, пришло то самое благословенное время. Творить.

Глава 3 Базар

1

Утром того дня, когда наметила совершить первую лепку, Надежда Николаевна пробудилась ещё на заре, одновременно с птицами. Одна из них даже постучала клювиком в окошко и улетела не раньше, чем убедилась, что хозяйка квартиры на ногах и готова к бою.

Первое, что сделала в то утро Надежда Николаевна, – постаралась вспомнить с наибольшими подробностями увиденное ею пару недель назад в соборе изображение Богоматери (своих каких-то икон у них в квартире отродясь не водилось). Представив, мысленно коротко попросила: «Матерь Божья, пресвятая Богородица, сделай так, чтобы у меня получилось всё как надо». То была её, по сути, первая в жизни осознанная, наполненная сугубо личным неформальная молитва.

Стояло раннее буднее утро. На огородах, куда ни глянь, никого. Только ветерок расшалился, погуливает, пошевеливает полиэтиленовую плёнку, прикрывшую засаженную огурцами грядку у ближайших соседей, да каркает оседлавшая нижний сук на берёзе ворона. То ли так, по-вороньи, заранее радуется, что день обещает быть хорошим, то ли о чём-то предупреждает Надежду Николаевну. Мол, держи, тётка, ухо востро, иначе не ровён час…

Для начала Надежде Николаевне предстояло на время забыть, что ей идёт пятый десяток, представить себя такой, какой была тридцать лет назад, испытать – хотя бы примерно – те же ощущения… А дальше предоставить полную свободу рукам. Мышечная память наверняка самая верная, самая твёрдая. Они, если дать им волю, сделают всё сами. Тем более что нового, неизведанного, ещё ни разу не сотворённого Надежда Николаевна им пока не навязывает. Пусть это будет старый, испытанный набор. Вроде удивлённо взирающего на мир цыплёнка, или тянущей длинную с колокольчиком шею козочки, или бородатого козодоя. Всего-то с пару десяток поделок! Больше на первых порах не потребуется. Это пробное. Сигнал: «Я живая! Я есть!» А дальше – видно будет…

2

– Ну ты чего, мамк? Короче, пойдёшь когда-нибудь на базар? Или, выходит, зря я старался?

Первый, пробный «выводок» Надежды Николаевны готов – прошёл неоднократную сушку, покрыт глазурью, расписан. Уже середина лета. Пора, сынуля прав, пора нести товар на базар. Интересно, как оценит народ? Но… Ох, как не по душе это занятие Надежде Николаевне – торговать! Так противно её натуре! Была б дочка под боком – заарканила бы её. Но дочка далеко. А из Николая какой продавец? Задаром отдаст, только б поскорее отделаться. Вот и приходится самой.

В конце концов пересилило воспоминание о тёте Вере. Ей ведь тоже, поди, эта торговля не по душе приходилась. Но ведь торговала же! «А я что? Не барыня, чай… Значит, тоже смогу».

Наконец воскресным утром Надежда Николаевна собралась, уложила своих ни о чём не подозревающих глиняных «детишек» в сумку и понесла на базар. Или официально: рынок «Урожайный» при районном потребительском обществе (райпо) города Кошкино. Уже знала, где сможет встать, чтобы ненароком не залезть на чужую территорию. Сынок всё указал, растолковал: недаром по-прежнему водил дружбу с верховодящей здесь чернотой.

Место оказалось глухое, в отдалённом углу базара, народу туда доходило немного, только самые дотошные; но зато был готовый прилавок, даже навесик над ним. Чуть что, если и покапает дождь, – совсем не страшно. Из продавцов, кроме неё, были за этим прилавком совсем незнакомая и, судя по внешнему виду, приезжая из-за какой-то деревни с ворохом берёзовых веников и их местная, кошкинская, – подумать только! – с валенками. Точь-в-точь копия тех, которые совсем недавно выходили из рук самой Надежды Николаевны. Может, даже из её валяльни исподтишка и… «Несуны проклятые!»

Стараясь выглядеть как можно более хладнокровной и безразличной к пересудам, Надежда Николаевна разложила на прилавке свой товар и стала ждать-пождать покупателей.

А их не было. Редко кто замедлит шаг при виде глиняных безделушек. Ещё реже возьмёт в руки. Таких за полный день, что простояла Надежда Николаевна, едва-едва набралось с полтора десятка. Попадались и те, кто был знаком с Надеждой Николаевной. Подойдут просто из любопытства или сочувствия. Подивятся, пожелают удачи, но желания что-то купить не возникает. А ведь запрашивала Надежда Николаевна за свои поделки по нынешним заоблачным ценам, можно сказать, совсем ничего: двадцать пять рублей за штучку. Правда, к концу дня готова была просить и по пятнадцать – только бы купили. Но ведь никто даже ни разу не приценился! Обидно было наблюдать, как потихоньку редеют запасы у её соседок: худо-бедно, но на веники спрос был, и валенок на глазах у уже почуявшей зависть Надежды Николаевны было продано с пять пар.

Ближе к вечеру прибежал Николай. Глаза горят. Чувствуется по всему: здорово на наживу надеется.

– Ну чего? Как тут у тебя дела?

– Как сажа бела.

Лицо у сыночка вытянулось. Облом.

– Слушай, мать… Короче… Может, тебя куда в другое место? Может, прямо перед воротами? Хошь, я с Магерамом поговорю?

– Не надо меня никуда больше ставить! Сама, если надо, поставлюсь! Оставь в покое своих магерамов. Ты ещё меня прямо на ворота поставь! – вспылила Надежда Николаевна.

Почти сразу, как поговорила с сыном, готовая заплакать, стала собирать с прилавка свой товар.

3

Однако подошло следующее воскресенье, и Надежда Николаевна вновь появилась на базаре. Тот же прилавок. Только соседи другие – мужик с деревянными кадками и две женщины: одна с пуховыми платками, у другой – горшочки с комнатными цветами. Вновь высидела полный день. Останавливались лишь редкие любопытствующие, даже иногда вопросы задавали: «Откуда это у вас? Нешто сами делали?» Пара-другая спросили-таки: «А сколько за эту хотите?» Но не купили ни одной. У Надежды Николаевны к концу дня такая злость накипела на этих бестолковых! Так и хотелось выкрикнуть: «Эй вы, слепота! Как так можно? Не оценить такой красоты! Ну пусть у вас уже мозги с годами перестали работать, так подарите хотя бы радость своим малолеткам. Пусть хоть они позабавятся, потешатся!»