Трудовые будни барышни-попаданки 4

— А кое-что решил взять с собой, — нейтрально заявила я. — То, что прячется в карманах?

— Мушка, — ответил супруг уже без улыбки, — наш давний договор не рисковать без необходимости — в силе.

Об утреннем происшествии мы молчали. Я не хотела делиться своими подозрениями и отвлекать супруга. Хотя бы потому, что не верила — ну не может же такого быть!

Ага, не может! Жизнь в этом мире приучила ко всякому.

Чтобы версия стала основной, мне был необходим свидетель. А он, как назло, несмотря на страх перед богопротивными пароходами, отбыл на одном из них помолиться в Александро-Невской лавре. Чтобы вернуться вечерним пароходом.

Я обняла Мишу еще раз на причале. Он шагнул к трапу, протянул руку осторожно спускавшейся Павловне. Махнул с палубы, кораблик взревел еще раз и медленно исчез в сумерках.

— Как помолилась, Павловна? — спросила я, удерживаясь от вопроса, что решила задать ей еще утром.

— Хорошо, барышня, на душе легче да теплей стало, — ответила бабушка, — только вот с сердца у меня ваш паренек Антошка не идет.

— Это с чего, Павловна?

— Он утром одним путем на дымовухе плыл, только я до лавры, он — дальше. Видно, парень мается, места не находит. Я сказала ему: «Сойди со мной, помолись, полегчись», а он: «Разве иудин грех отмолить можно?» Я уж: «Свят-свят-свят, что за грех иудин?», да тут приплыли, мне сходить пора. Вы не прогнали его, барышня, или Михаил Федорович?

Среди учеников только один Антон — Михайлов. Родом из уезда Павловны, потому-то ей и близкий. Не столько острый умом, как Павлуша, сколько спокойный, дотошный, основательный, как барсук, да еще — сильный. Что с ним такое, что за «иудин грех»?

— Нет, Павловна, никто его не прогонял. А напомни, пожалуйста, когда мы с Мишей венчались?

— Ох, барышня, как вам, молодым, прожить без памяти стариковской? Семь годков назад это было, в генваре месяце, в первый день после Крещения Господня. Мне-то сейчас вам сказать не в труд. Вот когда Лизонька позавчера меня об этом выспрашивала, тут уж пришлось потрудиться старым мозгам, повспоминать… Барышня, что вы?

Глава 30

— Все хорошо, Павловна, оступилась на мокром. Иди переоденься — ты ведь под дождиком была, чаю попей. Обязательно сама с тобой чаю попью, милая моя… не сегодня.

Итак, даже не пришлось спрашивать. Павловна сама ответила на незаданный вопрос. Лизонька выпросила у Миши кодовый замок, узнала, как поставить запоминаемые числа, расспросила старую нянюшку, ну а Крещение — не переходящий праздник, и в каждом месяце день после него — один и тот же.

Пазл сложился? Нет, пока контур. Я все равно не верила, не понимала. Безумие… Нерешаемая задача…

Следовало бы решительно отправиться к Лизоньке. Но я, чувствуя, что после разговора надолго выйду из рабочего состояния, решила покончить с прочими делами и направилась в кабинет. Теперь Настя проводила в приемной едва ли не сутки.

— Скудна сегодня почта, Эмма Марковна. Отчеты да еще одна бумажка странная, непонятно от кого. Принес мальчишка из учеников, ему передать велели, чтобы только вы прочитали.

Я развернула лист.

«Эмма Марковна. Это письмо, адресованное вам, самый подлый поступок в моей жизни. Я предал товарища, потому что не мог предать вас…»

Я читала, печально улыбаясь, и кивала головой. Сложившаяся картинка было по-прежнему безумной, невероятной. Но обрела краски и сюжет.

— Совсем плохо, Эмма Марковна?

Я не сумела сдержать особо горький вздох на последних строчках. Антоша Михайлов закончил свое повествование тем, что он не мог не рассказать мне обо всем. Но и не может после этого поступка остаться с товарищами, поэтому уехал и будет сам искать себе хлеб. Еще извинялся, что покинул Новую Славянку в ученической одежде, та, в которой прибыл, уже мала.

— Ничего, Настюша. Худшего не случится. Я еще поработаю, а ты ступай к Ивану, вы же мало с мужем видитесь.

— Спасибо, Эмма Марковна. Он сегодня до полуночи в дозоре, что Михаил Федорович поставил, ничего, дождусь.

Я хотела сказать, что его дозор сегодня окончен, как и остальных дополнительных караульщиков. Не стала. Я имею право отменить распоряжение супруга, но для этого необходим письменный приказ, занесенный в журнал.

— Настюша, подготовь распоряжение о снятии новых караулов, я его подпишу. Потом сходи в корпус к ученикам и прикажи Павлу Волгину быть в усадьбе, в моем кабинете. Потом ступай домой.

Я подписала бумагу. И направилась к Лизоньке, еще не зная, с чего начнется разговор. Болезненно вздрогнула, услышав смех из комнаты братиков, сейчас у меня нет сил общаться с ними.

Как и с Елизаветой. Я даже не знаю, что ей скажу. Но ноги меня несут — я уже рядом.

Постучалась. Лизонька открыла минуту спустя. Посмотрела на меня немного сердито, взглянула в глаза, отшатнулась. Отступила на два шага.

Теперь в ее взгляде не было ни дерзости, ни вызова, а только нарастающий ужас.

— Маменька…

— Ты… Из-за тебя сегодня мы потеряли двух учеников: твоего друга Павлушу и Антошу, с ним вроде ты тоже дружила.

— Маменька?!

— Что «маменька»? — сказала я тоном, каким прежде не говорила с Лизонькой, и дочкина решимость сдулась, будто Зефирка случайно взяла мяч слишком крепко и прокусила.

Кстати, псина была тут же. Все поняла и заскулила, будто ее ударили.

— Маменька, — спокойно сказала Лизонька, — я виновата. Делай со мной что хочешь, а мальчики…

Я не стала ни спорить, ни объяснять. «Делай что хочешь» — сделаю. Вышла, закрыла дверь, поменяла шифр на замке на дату нашей первой свадьбы в XX веке. И защелкнула, поместив Лизоньку под домашний арест. Показалось или нет, что и дочка позвенела щеколдой?

* * *

Павлуши еще не было, и я приготовилась к его приходу. Сделала небольшую канцелярскую работу.

Потом в коридоре послышались несмелые шаги. Я выглянула в приемную.

— Заходи, Павел Волгин.

Судя по внешнему виду Павлуши, не надевшего куртку, дождь усилился. Он зачем-то провел пятерней по мокрым волосам и вошел в кабинет короткими шагами. В другой раз я назвала бы его мокрым котенком. Но сейчас не могу и, наверное, не назову никогда.

— Не буду тебя спрашивать, — сказала я безразличным тоном, — сама буду говорить, а ты кивай, если права, или возражай, если не так.

Мальчишка кивнул, несколько дождевых капель упали на паркет.

— Лизонька сказала тебе, что хочет снарядить наш пароход и поплыть освобождать Грецию — дать грекам мои нарезные ружья, чтобы они по их образцу такие же сделали и турок победили. Что ты ее самый лучший друг, поэтому должен помочь. Так?

Павлуша кивнул.

— Ты понимал все трудности этого предприятия, что придется нанимать взрослую команду, идти по морям на корабле, который до этого плавал только по рекам. Ты пытался отговорить мою дочь?