Трудовые будни барышни-попаданки 5

Уже скоро в этих губерниях, недавно бывших фронтиром, а ставших мирными, произойдет демографический взрыв, так что жители будут переселяться целыми селами, сначала в Причерноморье, потом в Южную Сибирь, на Дальний Восток. Пока же существует определенный баланс между работниками и землей для обработки.

Конечно же, я старалась хозяйствовать разумно и справедливо. Так, чтобы главной проблемой — о ней отписывали управители — были не побеги крепостных, а, наоборот, попытки мужиков из соседних имений обосноваться у меня. Потому что обращаются без дури, на барской работе кормят, а за переработку платят.

Все равно, принудиловка есть принудиловка. Я делала все, чтобы обличительные мемы «здесь барство хищное насильственной лозой» не относилось к моему хозяйствованию. Ввела мораторий на телесные наказания, точнее, заменила заключением с принудительными работами.

Между прочим, если мужикам эта мера не нравилась — «велите посечь, барыня, только под замок не сажайте», — то бабы ее оценили. И благодарили меня при каждом визите:

— Скажите Федотке-аспиду, что будет и дальше дурить — вы его опять на неделю запрете. Там-то он у вас сыт, в тепле, зато никакого кабака.

Увы, когда в поместье пятьсот душ, всех случаев не предусмотришь.

— Маменька, — предложила Лизонька, когда мы подъезжали к Константиновке, одному из самых крупных владений на границе Харьковской губернии, — давай гадать, что там такое стряслось, отчего тебе в Питер еще не отписали.

Мы пустились предполагать: какой-нибудь мужик, не удержанный от пьянства, вообразил себя мессией или, напротив, сатаной и обещает чудеса. Волк-оборотень таскает овец, любые запоры и капканы бессильны, а как однажды задели его вилами, так на другой день кузнец захромал. Попова дочка сбежала с проезжим гусаром, а поп уже отписал в благочиние, что дщерь барских книг начиталась, где сказано: любовь превыше послушания.

Мы посмеивались, воображали разную небывальщину, хоть что-то подобное случалось не раз. Надеялись такой вот простенькой магией творческого пессимизма избавиться от проблемы.

Не вышло.

С первого взгляда на управителя я поняла, что десерт будет несладким. С этим менеджером я не ошиблась — спокойный, понятливый, освоивший теорию разумного эгоизма без влияния Спинозы и еще не родившегося Чернышевского: выгодней богатеть от моих премий, а не самовольного воровства. Посему я позволила дать подробный отчет о том, как сохранилось зерно, как готов инвентарь к севу, сколько народилось скотского молодняка и сколько выхожено, сколько родилось народу и кто отошел к Господу. Не мешала структуре доклада: привык он сперва называть число родившихся поросят, потом ребят, ну и ладно.

Лишь затем сказала:

— Спасибо, Сергей Петрович. Теперь огорчай: какая беда приключилась?

— Гришка-Убивец объявился, Эмма Марковна.

— Поймали? — спросила я с печальным вздохом. Тревожно знать, что на воле бродит злая неприкаянная душа, но и знать, что обреченный на муку схвачен, тоже не радостно.

— Поймали, повязали. Сидит под замком и караулом — два мужика от прочих работ освобождены.

— Чего же не отправили обратно? — спросила я с незаметным вздохом облегчения. — Он теперь человек казенный, пусть военное начальство судит.

— Говорит, что его начальство антиправительственный заговор замутило, чтобы России без царя жить, — пояснил управитель, утративший последние остатки оптимизма. — Уж не знаем, куда отправлять его — обратно в рекрутское депо или в губернский суд.

А я вздохнула тоже. Грустная история с Гришкой вышла.

Крестьянский паренек жил без отца, того забрили в рекруты. Мамаша гуляла, но сиротинку не очень-то обидишь — с детства помощник кузнеца, правая рука приобрела тяжесть молота. Бил сверстников и за насмешки, и за косые взгляды, при этом покрикивал: «Убью». До смерти никого не убил, но несколько его жертв окривело, оглохло, а уж сколько утратило зубы до старческого возраста — не счесть.

Управитель и сельское общество едва ли не с того дня, когда я стала владелицей Константиновки, упрашивали меня сдать парня в рекруты. Я отвечала: возрастом не вышел, сама с ним поговорила, постращала, усовестила — надо и в мозгах силу иметь, не только в руках. Тем паче по задаткам ты не дурак. Дала испытательный срок в родном селе, а не образумится — планировала забрать на другую производственную площадку, посмотреть, как сложится в краю, где нет знакомых обидчиков.

Поначалу Гришка завязал с дурными привычками. Но тут — любовь, любушку просватали за другого, более надежного парня. Гришутка напился, явился на свадьбу незваным гостем, с тяжким поленом, и стал пробиваться к молодым. Гости скрутили безумца ценой нескольких серьезных увечий. Кто-то оглох на левое ухо, кто-то остался без глаза. Я прислала письмо с повелением выдать компенсацию пострадавшим, а Гришку с его боевыми талантами отправить крушить врагов Отечества. Получила рекрутскую квитанцию, теперь смогу освободить от службы другого парня.

Гришку отвезли в рекрутское депо, и больше года не было никаких вестей. А теперь сам явился. Сразу к матушке, не утратившей привлекательности и угощавшей хахаля. Тот сообразил усадить Гришку за стол и подливать больше, чем мать подкладывала закуски. Метнулся к управителю, тот отрядил сельских силачей, и дезертира связали почти без потерь. Когда же Гришка проснулся в подвале, то заявил: «Господа офицеры против царя сговорились, я их подслушал, теперь они меня погубить хотят».

Я вздохнула. Почти начальная биография Ваньки Каина, который в нужный момент крикнул: «Слово и дело государево!» — чтобы избавиться от кары. Сейчас-то времена не то чтоб гуманней, но юридически упорядоченней, и никакой извет от наказания не спасет.

— Где он служит? — рассеянно спросила я, заранее готовясь к разговору со связанным негодяем.

— В Вятском пехотном полку, — ответил управитель.

— В том самом? — расширила глаза Лизонька, подошедшая к нам с мелким вопросом и ставшая свидетельницей разговора.

— Да, в том самом, — вздохнула я, осознав, что все предыдущие события путешествия — цветочки по сравнению с предстоящими.

Глава 17

Москва

Ваше Императорское Высочество! Продолжаю прерванное письмо.

— Дяденька, миленький, — воскликнул я, — не бейте графскую собачку! Тому, кто Блэкки вернет, серебряный рубль обещан.

Да, Ваше Императорское Высочество, хотя сейчас мне немного грустно, я по-прежнему горжусь своей находчивостью. Путешествие через лаз порвало мою шинель, она запачкалась, и в темноте я стал неотличим от дворового мальчишки. К тому же маменька говорила, что в любой опасной ситуации надо стараться удивить супостата. В этом случае удивлением стали странное имя собаки и рубль.

— Какой Беки, какой рубль? — растерянно спросил он.

— Он с барского двора сбежал, я за ним через всю Москву гнался, а он вырывался, — быстро произнес я. — Дяденька, отведите меня домой, заступитесь за меня, дайте гривенник, тогда рубль ваш. Старая барыня очень любит эту собаку, она ради нее Москву перерыть готова.

К счастью, Черныш замолчал, и удивление мужика окончательно сменило злобу (agression).

— Не, малый, не могу тебя отвезти. Тут у нас не на рубль дела. И отпустить не могу. Пожди, пока большой придет, он решит, что с твоим Беком делать и тобой заодно. Придержи собачонку.