Тусклое золото

–  Не представлялись,- отрезала Клава.- И я с ними не знакомилась… Только зашла в калитку, а там сразу шум поднялся, стали ловить меня, но я убежала. Вот и все. Или еще…

Пресвитера разом взорвало. Он дико замахал кулаками перед самым Клавиным носом:

–  Дрянь! Потаскуха! Хвост привела к самому дому? Отвечай, привела?

–  Мне откуда знать? Вы в таких делах опытнее.

–  Молчать!

Клава едва успела увернуться от огромного кулака. Иннокентий рванулся к сундуку, зацепился по дороге за табуретку, отшвырнул ее в сторону. Табуретка ударилась о шкафчик с посудой. Со звоном на пол

полетела кастрюля. Мать в испуге отшатнулась, и тут же цепкие руки столкнули ее с сундука.

–  Не путайся под ногами, давай ключ!
– С лихорадочной поспешностью пресвитер отпер сундук, погрузил в него руки и стал рассовывать по карманам пачки денег, то и дело бросая на Клаву подозрительные взгляды, будто та готовила ему новую неприятность.

Потом он захлопнул крышку, надел картуз, кивком головы подозвал к себе мать и отступил с нею в сторону. Он что-то шептал ей на ухо, кося взглядом на дверь. Мать покорно и молча кивала в ответ головой. Клава расслышала только обрывок фразы: «…пусть к старику приходит…»

И когда он ушел, Клава впервые за всю суматошную ночь свободно вздохнула. Взглянула на мать, та тоже вроде бы посветлела лицом и, кажется, чуточку улыбнулась уголком рта.

–  Поешь, Кланя,- ласково предложила мама.

–  Что-то не хочется. Совсем отбил аппетит твой праведник.

Мать в испуге замахала руками:

–  Опомнись, доченька! Разве такое дозволено?

А Клава еще пуще развеселилась, запрыгала, точно маленькая:

–  Дозволено, дозволено.- И звонко рассмеялась.

VII

Шариков ожидал неприятного разговора с начальником. Скептически оценивая свои действия при задержании Голодко, он убеждал себя, что поступил как неопытный, ничего не смыслящий новичок. «А за плечами как-никак пятнадцать лет службы на границе,- думал он, досадуя на себя.- Следовало предвидеть возможные осложнения. Одно дело - бумага, на которой изложен план действий, пусть даже самый подробный, другое - действительность… Вот и опростоволосился ты, парень. Поторопился, не выяснил до конца всех деталей. Разве не знал, что такие, как Голодко, никогда не действуют в одиночку. Он ведь не увлекающийся нумизмат, а контрабандист! Хитрый, алчный, изворотливый. А ты бил растопыренными пальцами…»

И еще вспомнил старший лейтенант дельный совет старшины: не торопиться с арестом Голодко. Зря не прислушался. Кубладзе - очень опытный пограничник. Он оказался прав…

Недавний ливень освежил город. Улицы, чисто вымытые дождем, блестели под ярким солнцем. Легкий ветерок с Веснянки шелестел в посвежевшей листве тополей, приятно холодил тело. На газонах по-весеннему ярко пестрели цветы. Но старшего лейтенанта не радовала красота летнего утра, не веселил оживленный гомон людей, торопившихся на работу. Он быстро шагал по тротуару, погруженный в свои невеселые думы. У входа в штаб Шариков молча откозырял дежурному и, переступая через ступеньку, быстро поднялся на второй этаж. Перед дверью майора Дудина остановился, несколько раз глубоко вздохнул и негромко постучался.

–  Здравствуйте,- поднялся навстречу майор, дружелюбно протянул загорелую руку.- Садитесь, Валентин Иванович. Признаться, я ждал вас часам к двенадцати,- сказал он, присаживаясь на диван.- Вы и выспаться не успели толком. Надо было отдохнуть.

Шариков насторожился: что это, скрытая ирония?

Майор словно не замечал состояния старшего лейтенанта. Или не хотел замечать. Он потянулся рукой к лежавшему на столе портсигару, взял папиросу.

–  Вы, кажется, не балуетесь этим снадобьем?
– спросил Дудин.- И не нужно, Валентин Иванович. Знаю по собственному опыту. Могу предложить конфету взамен. Хотите?

«И чего он тянет?
– подумал Шариков.- Папироску, конфетку! Говорил бы прямо. А то, как кошка с мышкой…» Но решил не возражать.

–  Спасибо, не курю. И конфетами тоже не балуюсь. Зубы берегу.

–  Вольному воля.

Дудин энергично встал с дивана, притушил папиросу, лукаво взглянул на Шарикова и бросил в рот леденец. Он упрямо не хотел замечать состояния своего помощника,- так казалось Шарикову.

–  Вы чем-то огорчены?
– осторожно спросил Дудин.

–  Вроде нечему радоваться.

–  Почему?
– искренне удивился Дудин.- Чем недовольны?

И в этом вопросе старшему лейтенанту почудился подвох: «Сначала трогательная забота, потом все сантименты в сторону…»

Он ошибся.

Майор присел к столу, открыл папку с бумагами, пробежал глазами по мелко исписанной страничке и улыбнулся каким-то своим мыслям. Потом оторвал глаза от бумаги:

–  Если имеете в виду дело Голодко, то не усматриваю особых причин для огорчений. И так получилось неплохо. Пока вы отдыхали, я успел с ним поговорить. Предварительно. Так сказать, по горячим следам. Почитайте мои заметки.- Майор протянул через стол папку.

Шариков читал, а о себе думал: «Экое я нагородил… Майор и в мыслях ничего не имел…» Даже стыдно стало.

–  Вы меня извините, товарищ майор,- заговорил он.- Мне казалось, что…

–  Не нужно,- остановил Дудин.- Вам ли не знать, что в нашей работе не всегда все предусмотришь! Важен финал, к нему и пойдем вместе.

По мере того как майор говорил, глаза Шарикова теплели.

–  Разрешите папиросу,- попросил он и стал неумело раскуривать.

Дудин оставил на время помощника и через несколько минут возвратился вместе с Голодко.

Угрюмый, невыспавшийся Голодко был жалок. Он присел на краешек стула и, не ожидая вопросов, заговорил просительно:

–  Так как, гражданин начальник? Отпустите? Ведь я все сказал… Да разве ж я пошел на такое, кабы не нужда?.. Ну вот, опять смеетесь, не верите. От чистого сердца говорю: жизнь у меня незаметная, маленькая…

Дудин действительно улыбался, собрав у глаз сетку морщинок. Откровенная ирония сквозила в его усмешке. Да и сдерживать ее незачем было.

–  Слушайте, Макар Пантелеевич, мы ведь договорились… Ну зачем вы, ей-богу, опять за свое: «нужда заставила», «пожалейте»… Какая нужда вас заставила? Зачем околесицу несете? Ничего себе нужда: полгектара сада, четырехкомнатный дом, полным-полно всякой живности… Все у вас «маленькое»: маленький садик, маленький домик, маленький огородик, маленькие поросята… С каких доходов?

–  Так я…

–  Оставьте, - перебил майор.
– Слышал уже.

Лучше выкладывайте начистоту все как есть. Так лучше, поверьте моему слову. Ну день, ну два поморочите голову нам и… себе. А дальше? Неужели на простачков весь расчет? Вы ведь и сам не простак. Верно?

Впервые в течение этого разговора Голодко поднял голову, посмотрел в лицо майору. Пристально, хитро.

–  Мягко стелешь, начальник,- хрипло проговорил он.- А спать как доведется? На нарах?
– В его вопросе слышалась скрытая надежда. И выжидающе смотрел.