Тверской баскак. Том Пятый
Шрифт:
Удар резервных сотен пришелся во фланг потрепанным люксембуржцам. Яростно заработали мечи и секиры, но равное противостояние продлилось недолго. Застоявшиеся саксонцы рвались в бой, а усталым рыцарям Люксембурга нечего было противопоставить этому порыву. Потихонечку, шаг за шагом, они начали сдавать назад. Их примеру последовала конница Лотарингии, а это уже послужило триггером и для центра.
Противник, за исключением фланга, где рубился Робер Артуа, начал откатываться назад, но тут с Льежского тракта им прибыло еще подкрепление. Передовые отряды под знаменами герцога Брабанта начали выезжать в долину. Видя общую нерадостную картину, они с хода отважно бросились в бой. Их заряд подстегнул отступающих, и новая волна атаки покатилась
Глядя на раскатившуюся по всему фронту конницу, я шепчу, стиснув зубы.
— Вот и последний аккорд, господа!
Вновь загрохотали пушки, жахнули ракеты и баллисты. Вновь, отработав, отошли назад арбалетчики и громобои. Рыцарская конница, как и в прошлый раз уперлась в выставленные пики и с отчаяния все же проломила их в некоторых местах. Там их привычно встретили алебардщики, и прорывы затухли, не принеся атакующим успеха.
На флангах, новый порыв принес было движение, особенно на нашем левом фланге, где рыцари Артуа рубились с отчаянием обреченных, но вскоре и оно остановилось, увязнув в жестокой и беспощадной рубке.
Понимая, что пришел звездный час ордынцев, машу рукой сигнальщику. На мачту тут же взлетает треххвостый бунчук, означающий общую атаку.
Монголы, видать, так застоялись на месте, что не успел еще бунчук достичь верхней точки, как оба склона покрылись бесчисленными точками всадников. Одно только появление такого количества врагов, уже само по себе сыграло свою психологическую роль. Оно просто подавило волю противника к сопротивлению. Рыцари Люксембурга и Лотарингии, что сражались с самого утра, дрогнули первыми, и это было уже не отступление, а бегство. Они повернули коней еще до того, как монголы врезались им во фланг. Их бегство потянуло за собой и брабантцев, а вслед за ними дрогнул и центр.
Видя, что поворотный момент наступил, поворачиваюсь к Калиде и Петру Рябому.
— Ну, с богом! Начинайте!
Те, хлестнув коней, помчались к войскам, и уже через секунду грозно зарокотали барабаны. Атака, атака, атака!
Под этот ритм, все пять бригад одновременно шагнули вперед, опрокидывая оставшееся сопротивление. Теперь побежал уже весь центр! Анжуйцы, брабантцы и прочие, побежали настолько вдохновенно, что не посчитались даже с собственной пехотой. Льежское ополчение, так и не поучаствовавшее в сегодняшней битве, попало под раздачу собственной конницы. Растоптанное бегущей кавалерией, оно испуганно кинулось к выходу из долины.
После этого, бегство французов превратилось в настоящую катастрофу. У выхода на единственную дорогу мгновенно образовалась пробка, и началась давка. Это паническое столпотворение довело ужас до того остервенелого безумия, когда свои топчут своих, и никто никого уже не жалеет. Сзади эту человеческую массу подперли насевшие монголы, довершая кромешный хаос.
Я смотрю на это избиение, и в моей голове пульсирует только одна мысль.
«Вот теперь этот обезумивший бегущий поток сметет всякого, кто попытается его остановить!»
Мои дорогие читатели, эта глава предпоследняя! Следующая, станет завершающей главой пятой книги.
Часть 2
Глава 15
Конец ноября 1258 года
В юрте до тошноты воняет горелым бараньим салом и кислым кумысом. Видно, что ее хозяева совсем недавно изрядно злоупотребили чревоугодием и забродившим кобыльим молоком. Стараюсь пореже дышать и не морщить нос, но, по-настоящему, сейчас меня волнует совсем не это. Все мои мысли на этот момент заняты только одним, что ответить Абукану, бросающему мне обвинение за обвинением.
— Почему ты не последовал за нами после разгрома короля франков?! Я простил тебя в прошлый раз, но ты вновь ослушался моего приказа! — Покрываясь красными пятнами, он продолжает орать, не давая мне вставить слово. — И почему ты приехал один, урусс?! Почему я не вижу германских князей,
за которых ты поручился?!Почему Абукан в таком гневе, понятно. Я не поддержал его набег на Францию Тогда, после победы в долине Синьяль, монголы бросились преследовать панически отступающего противника. Беспорядочно бегущая французская конница по пути заразила своим ужасом и идущую ей на помощь армию короля. Плохо вооруженные крестьяне и разномастное дворянство армии Людовика разбежались раньше, чем столкнулись с передовыми монгольскими дозорами. Дорога на запад была открыта. Перепуганное дворянство попряталось по своим замкам, города укрылись за каменными стенами, отдав графство Намюр и восточную Фландрию на разграбление степным варварам.
Я же вслед за ордынцами не пошел, а, дав войску пару дней на отдых, развернулся строго в перпендикулярном направлении. Сделав двухдневный переход на север, я встал лагерем под стенами города Ахен. Грабеж Фландрии и Северных провинций Франции меня мало интересовал. Куда важнее было закончить начатое в Германии.
Союзные герцоги поначалу ломанулись вслед за монголами, но их азарт быстро остыл. Как только сиятельные сеньоры окончательно уверились, что я с ними во Фландрию не пойду, они вдруг осознали, что их желание поживиться, входит в прямое противотечение с нежеланием встречаться с монгольскими военачальниками. Люди не глупые, они сразу поняли, что без моего посредничества, любой контакт с монголами мгновенно доведет дело до прямого столкновения, а им этого бы очень не хотелось. Все они уповали на мое обещание, что еще до весны монголы уйдут в степь и надеялись дотянуть до этого времени, оставаясь в живых.
В общем, германские союзники безобразничали где-то неподалеку в восточной Фландрии и Брабанте. Монголы же ушли дальше на юг и грабили уже Нормандию и Шампань, а я стоял под Ахеном. Я ждал ответа на свои письма, что разослал архиепископам Майнца, Кельна и Трира. В них я уверял добропорядочных князей церкви, что не держу обиды и все еще жду их в Ахене, где они смогут загладить свою вину, отдав свой голос за Конрадина.
Эта переписка затянулась почти на полтора месяца. Святые отцы отчаянно торговались, но страшный разгром короля Людовика был тем аргументом, с которым им трудно было спорить. В конце концов заручившись моим обещанием их личной неприкосновенности, они согласились прибыть в Ахен.
За это время разгульная жизнь монголов во Франции закончилась. Пока можно было безнаказанно грабить, они не особо переживали из-за моего отсутствия, а вот когда начались серьезные трудности, то вспомнили. Их все плотнее обкладывали в Нормандии и возможностей для маневра становилось все меньше и меньше. Вокруг одни города да замки, и в каждом засели враги, которые только и ждут, чтобы ударить в спину. Все чаще стали пропадать маленькие отряды и фуражиры, к тому же король Людовик с братом Карлом вновь собрали армию. Это, конечно, была уже далеко не та армия, с которой Людовик начинал свой крестовый поход, но и с ней, острожный Берке не захотел вступать в бой. И вот тут мое отсутствие послужило ему отличным предлогом, чтобы развернуть тумен в Германию.
Монголы двинулись обратно тем же маршрутом, что и пришли во Францию. Сначала вышли к Намюру, а оттуда в долину Сеньяль. Встав там лагерем, Берке и Абукан затребовали меня к себе на «ковер» для объяснений.
Наверное, я мог бы послать их к черту, и они бы утерлись, но я постоянно держал в уме, что Берке без пяти минут властитель Золотой Орды. Ссориться с Ордой в мои планы никак не входило! Не то, чтобы я все еще опасался большой войны со степью, нет! Просто я смотрел на Золотой Сарай как на тот амбарный замок, что может перекрыть торговый путь из Балтики в Иран и похоронить все мои стратегические замыслы. К тому же, по моим расчетам, весть о смерти Улагчи уже должна была достичь монгольского лагеря, но никаких признаков этого не было. Почему?! Ответ на этот вопрос тоже нельзя было получить, не встретившись с Берке, и я поехал.