Твое… величество - 2!

— Верни Марию.!!!

— Где наша королева?!

— Долой самозванку!!!

Иоанн скрипел зубами, но молчал, отчетливо понимая, что толпу — не перекричишь.

Приказать их разогнать? А вот такие вещи остаются у народа в памяти на века, дешевле не связываться. Остается только молчать и делать вид, молчать и милостиво проглатывать такое отношение… да, людям не пришлась по душе Диана.

Этого можно было ожидать.

Мария за столько лет стала своей, родной, она была в каком-то смысле идеалом жены и матери. Не слишком красивая, добрая, милосердная, покорная мужу и следующая за ним. И тут — такое.

Иоанн понимал, что будь Диана хоть из золота, но… людям не докажешь.

— Прекрати это! — зашипела на него супруга, впервые становясь какой-то хищной, неприятной даже… — Я не хочу этого слышать, немедленно прикажи их разогнать! Или я сама сейчас прикажу!

Иоанн едва успел поймать ее за руку.

— Молчи, идиотка.

Зеленые глаза тут же наполнились слезами.

— Ты!!! Ты меня не защищаешь?!

— Сиди и молчи. И улыбайся, — рявкнул Иоанн, окончательно наплевав на протокол. — Поняла?!

— Д-да…

Диана всхлипнула.

Защитный механизм сработал, и по щекам ее потекли крупные слезы. Благо, вот так, напоказ, плакать Диана умела. Они текли, скатывались по щекам в глубокое декольте, блестели маленькими бриллиантиками, и нос у нее не краснел, и сопли не лились…

Только вот королю в кои-то веки было не до Дианочкиных достоинств. Его сильно занимал вопрос: Саймон? Или кто-то еще?

И знает ли этот кто-то о подмене?

Вопрос был. Ответа не было.

* * *

Время для разговора настало, когда Рэн пришел в себя.

Противная слабость пока еще одолевала, все же крови он потерял много, и голова кружилась, и подташнивало. Куда уж тут встать?

Бертран сильно помогал. И поганое ведро подставлял, и убирал, и даже обтирал Рэна водой, дождевой, правда, ну хоть какая есть. Рана не гноилась, но все равно было плохо.

Подросток долго думал, как начать разговор, а потом махнул рукой, да и спросил впрямую.

— Скажи, ты знаешь, что у тебя на шее висит? Камень Многоликого?

Рэн едва на пол не упал.

Как?!

В другой момент… убил бы он за этот вопрос! Убил бы, потому что нельзя раскрывать такой секрет, просто уничтожил! А что сейчас? И руки не поднять, и… и не поднимется та рука! Все же, Бертран уже не был чужим. Рэн свою кровь отдал, защищая этих людей.

Круглоглазые?

Чужаки?

Не знающие истинного пути?

А наплевать! За это время Рэн понял то, что не осознавали многие на Шагрене — людей нельзя делить по расам, цвету кожи и форме глаз. Людей надо делить на чужих и близких, на друзей и врагов, и если круглоглазые тебя выхаживают, а в родном доме тебя хотели убить, то кто тебе родня? Кому ты помогать должен?

Мачехе, которая тоже шагренка, и которая утопить тебя хотела, чтобы под ногами не путался отпрыск ее мужа, или вот такому Бертрану, который просто помог? И тогда, когда их из лодки доставали, и ухаживал за ними, и ведь переживал! Искренне, такое не подделаешь!

Знает Бертран про камень, и… откуда бы он о таком знал? Вот что спросить-то надо! А то: убить, нельзя, тайна… даже и подумать смешно сейчас! Какие уж тут тайны?

И тонкие губы чуть шевельнулись, выпуская на волю одно-единственное слово.

— Знаю.

Бертран насупился.

— Но ты не двуипостасный?

— Нет.

— Расскажешь, откуда он у тебя?

— Зачем?

Парень засопел.

Зачем-зачем! А вот! Потому что я через эти камешки да милость Многоликого чуть жизни не лишился! Только вот Рэн Тори об этом не знает, а может, и надо ему рассказать? Тяжело было парнишке на такое решиться, а все же придется! Рэн и шагренец, и чужой, и еще…

— Клятву дай. Что никому про меня не расскажешь, не то убьют меня.

Рэн выдохнул.

Даже это легкое движение причиняло боль. Но есть вещи, которые он обещать не вправе.

— Если это нанесет вред Шагрену…

— Нет же! Где Шагрен, а где Фардания! Вы и рядом не стояли! И тейн для вас никто!

С этим Бертран тоже прав был. Какой там тейн? И неинтересен он был Рэну, вот еще! Какая ему разница, во что верят круглоглазые? Если эти глупцы сами ставят каких-то посредников между собой и Многоликим, тем хуже для них. А шагренцы знают правду, их Император — потомок Многоликого, избранный и осененный милостью Его.

К чему кто-то еще?

— Я промолчу, если это не во вред Шагрену.

С этим Бертран согласился. Собрался с мыслями, да и рассказал, как было. Как трое мальчишек шкоду устроить решили, как искру увидели, как один из них к тейну пошел, как потом двоих убили, а Бертран сбежал…

Рэн внимательно слушал, потом согласно опустил ресницы.

— На Шагрене это тоже узнали. Меня послали найти осененного Его милостью и привезти на Шагрен.

Бертран не был бы собой, если бы не спросил:

— А зачем? Привозить, то есть?

— Мы утратили милость Многоликого. Ее можно вернуть…

Бертран аж назад от Рэна шарахнулся.

— На смерть повезешь?! Да!?

Теперь настала уже очередь Рэна дернуться назад, зашипеть зло и коротко от прострелившей все тело боли.

— Рехнулся?!

— А ты не знаешь? Правда?

— Чего я должен знать?

Бертран потер лоб.

— Ну… это. — Вроде и не страдал он никогда косноязычием, а вот признаваться в своих грехах неприятно. Тем более, шагренец, они такие, строгие. — Я ж не просто так из храма ушел, злость меня взяла. Парни в могиле, а тейн будет жизни радоваться? Залез я в библиотеку, что смог унести, то и спер, а остальное спалил!

Рэн покачал головой.

— Книги… жаль.

Книга — редкость и ценность, глаза мудрецов, глядящие на тебя со старых страниц и голоса детей над лугом, слова, остающиеся в вечности. Уничтожить книгу, как убить человека. *

*- между прочим, как-то автору попалось интересное сравнение. Раб во времена Пифагора стоил 300 — 500 драхм, а книга — 2500 — 3000 драхм. Прим. авт.

— А мне парней было жаль, — огрызнулся Бертран. — Тейна я убить не смог бы, и что-то такое ему сделать тоже, ну хоть так его достал, гада!