Твое… величество - 2!
Шрифт:
Бертран не променял бы год своей жизни на пятьдесят лет вспахивания одного и того же поля. Может, кому-то такая жизнь и хороша, но не ему! Нет, не ему!
И Многоликий понял это, и подтолкнул Бертрана на его путь. Путь, по которому никто другой пройти не смог бы. Не знал бы языка Шагрена, не утащил бы свитки, не увидел бы искры в камне, не смог бы поговорить с Рэном, тем более, подружиться…
Да, Бертран мог считать себя другом Рэна, может, и единственным — ни с кем иным Рэну просто не хотелось разговаривать. Он был вежлив и любезен с капитаном, боцманом, шкипером, но и только. Просто
Мужчины это понимали, но какое их дело? Хочет парень сдохнуть?
Так они его все равно не удержат, кто пожелает, тот и в луже утонет! Но и юнге не мешали. Не так уж много пользы было от Бертрана, чтобы постоянно его занимать, пусть уж побудет с шагренцем. Пусть его.
Вот Бертран и читал.
А потом и спросил у Рэна.
— Скажи, а ты не думаешь, что, привезя этого человека на Шагрен, ты накличешь на свой остров гнев Многоликого?
Рэн чуть с кровати не упал.
— ЧЕГО?!
— Сам подумай. Многоликий впервые за несколько сотен лет выбрал человека, отметил его, дал ему свой Дар. И тут появляются шагренцы, хватают, тащат, привозят на остров… как отнимается дар, ты прочитал?
— Ты прочитал.
— А ты потом свиток смотрел, чтобы убедиться, — парировал Бертран.
Смотрел.
Что уж там… будь проклят тот род, который занимался всем этим. Будь они прокляты до смерти и в посмертии, да отрекутся от них Боги. Причем — все!
Мразь — слишком мягкое слово для людей, которые творили что угодно. Да-да, именно что угодно в попытках удержать гаснущий дар.
Убивали, пытали, проводили бесчеловечные эксперименты, предавали… если подумать о том, сколько замученных людей стоит за каждой строчкой их проклятых свитков…
Пожалуй, как раз треть Шагрена населить и хватит. И не слишком-то Рэн преувеличил.
Хорошо, что Берт забрал эти свитки с собой!
Плохо, что их вообще кто-то читал! Рэн предпочел бы уничтожить эту мерзость, он воин, не палач. Но пока… пока это может пригодиться.
— Смотрел. Пытками.
— Вот. Человек, осененный благословением Многоликого, будет мечтать о смерти. И молиться Богу. Горячо, искренне… думаешь, о чем? Благодарность твоему императору выскажет за хорошее отношение? За доброту, за ласку…
Рэн процедил несколько выражений, которые Бертран не понял. Но запомнил, звучало это весьма выразительно, а перевод он потом найдет.
— Я о таком не думал.
— И твой император тоже?
Ах, как бы вскинулся Рэн еще месяц назад от этих слов! Плевался бы лавой, не хуже того самого вулкана. А сейчас…
— Я не знаю, о чем думает император. Наверное, он это как-то предусмотрел?
Бертран хмыкнул.
— Вот я не могу себе представить, чтобы человек, которого пытают и убивают, был за это благодарен. Для этого святым надо быть, не иначе…
— Но найти этого человека надо.
— Надо. А если там женщина? Ребенок?
Рэн тихонько застонал.
Он Чернозубый.
Он слуга Императора.
Его жизнь и душа принадлежит Шагрену! Но… он ТАК не сможет!
Не сможет он везти человека на муки и смерть, не сумеет, не…
Бертран только головой покачал.
— А почему бы тебе не найти этого самого, отмеченного благословением, и не поговорить с ним?
—
О чем?— Ну… так, навскидку, можно попросить этого человека приехать и усмирить ваш вулкан. Если получится.
— У императора получилось. Только он был драконом!
— Мы ж не знаем, как легло благословение в этот раз? Может, и дракон будет. Приедет человек, ты его к вулкану сводишь, и живите спокойно еще тысячу лет? Разве плохо?
Рэн кивнул.
— Хорошо бы. А если не получится?
— Если человек получил благословение Многоликого, это не просто так. Пусть попросит и за тебя, к примеру. Или за императора? Если это божественное, то какое значение для Бога имеют расстояния?
Рэн задумался уже серьезнее.
— А так ведь может получиться.
— Попробовать-то всяко стоит. А может, у этого человека есть проблема, которую мы сможем решить. И он будет тебе благодарен…
— Разве могут быть проблемы у тех, кто отмечен Многоликим?
— Точно могут. Это ж человек, он пьет, ест и в туалет ходит. И деньги ему нужны, и крыша над головой, и родные у него есть, наверняка…
Рэн только глаза закрывал от таких заявлений.
Вот раньше как-то проще было. Было задание, надо было его выполнить… только вот когда это какое-то абстрактное существо с благословением… легче, что ли, а вот когда представляешь себе живого человека… например, того же Бертрана…
И вот его надо взять и отправить на мучения.
Привезти на Шагрен и принести в жертву.
Смог бы Рэн?
Положа руку на сердце… смог бы?!
Ты, Чернозубый, опора трона, тайная рука Императора, элитный боец и воин… НУ?!
Нет.
Потому что он — человек. Вот Ишуро смог бы, Рэн был в этом уверен. Украл бы, соблазнил, обманул, напоил… и от брата ждал бы такой же доблести.
Подлости.
А Рэн не сможет.
Он скорее на меч кинется. Раньше… раньше, может, и смог бы. А может, и нет. Стоит только представить, что он возвращается на Шагрен, и смотрит деду в глаза, и…
Нет. Даже без деда не смог бы.
Мерзко становится, словно грязи наелся.
Есть вещи, которые нельзя делать. Просто чтобы оставаться человеком.
Нельзя.
И Рэн прикрыл глаза с тихим вздохом.
— Давай попробуем сделать, как ты сказал, Берт. Ты лучше знаешь обычаи большого мира. Может, тебя и послушают?
— Нас обоих, — согласился Бертран. — Ты ж меня не прогонишь?
— Нет.
— Ты один, ну и я один… и если Многоликий сделал так, что я в этой истории с самого начала… наверное, это Ему нужно?
Вот этот довод Рэн понял.
Действительно, бывает такое.
Есть твоя дорога, а есть чужая. Если идешь по своей дороге, у тебя все получается легко, ты счастлив и доволен своей жизнью. Если пытаешься жить чужой жизнью, тебе плохо и больно. Рэн не смог бы торговать, Бертран не смог бы изо дня в день возделывать землю, капитан не сможет уйти от моря…
Это правильно.
А еще есть дорога, на которую тебя направляют Боги.
Она может быть легкой или тяжелой, и на ней тебя может ждать даже смерть. Но если ты от нее откажешься, не будет тебе прощения, и от людей, и от Богов.