Творец

Соня вопросительно приподняла брови.

— Мы дружим уже столько лет, девочка, но я о тебе почти ничего не знаю. Ты пару раз обмолвилась, что у тебя есть и родители, и младший брат, но ни разу я не слышала от тебя, что они приехали в гости или ты собралась к ним, или… какие-то детские воспоминания. Как правило, именно в твоём возрасте, когда в копилочку капают заветные тридцать сребреников, начинается неуёмная ностальгия по детству и родной крови, которую ничем не утишить и не прикрыть.

— Ида, если я ничего не рассказывала о своей семье…

— Такая холодная, отстранённая, безразличная….

— Это не холодность, — Соня посмотрела старухе в глаза, — Это другое. Мне пришлось очень долго этому… учиться.

— Подозреваю, что кто-то из родных тебя крепко обидел или недопонял, а детские обиды остаются с нами на всю жизнь… Но все же — ни слова, ни полсловечка. И я сомневалась, пока не приключилась эта несчастная история с твоим мужем. Ты полгода поедала себя заживо, превратилась в тень, но ни разу я от тебя не услышала ни единого плохого слова в адрес мужа или этой его… как её?

Соня молчала.

— Есть такая поговорка: «О мертвых или хорошо или — ничего». У тебя она применима и к живым. Если не можешь сказать что-то хорошее, то и молчишь, воды в рот набравши. Что толку распыляться на злопыхательство, так?

Соня неуверенно кивнула, не совсем понимая, куда клонит старуха. Вроде как к тому, что Сонино поведение она интерпретировала по-своему.

— Слушай, давай мои детские обиды оставим в покое, — несколько поспешно произнесла она, — Ты лучше скажи, какое они могут иметь отношение к Мухамеджановой и её Фонду. У меня уже голова кругом от этих загадок, и я всерьёз задумываюсь о том, чтобы послать этот Фонд к чертям. А если речь идёт о какой-то волонтёрской работе во имя спасения моей пропащей души, то у меня просто нет на это времени. Я и так из кожи вон лезу, принимаю по несколько клиентов ежедневно, чтобы содержать дом и…

— От тебя ничего такого не потребуется, милая! — воскликнула старуха, — Делать ты будешь только то, для чего создана. Творить!

— И все же…

Ида замялась и, склонившись к Соне, зашептала с видом безумного заговорщика.

— Ну, ладно… Они… я имею в виду Фонд «Творец»… уже очень давно имеют доступ к самой сакральной и древнейшей тайне человечества. Тайне того сорта, что может изменить ход истории, а то и… привести к Концу, если окажется в недостаточно чистых руках. Но! — женщина назидательно вскинула вверх костлявый палец, — Но, в то же время, в руках чистых и умелых она способна улучшить наш мир, сделать его красивее, чище, добрее, справедливее…

— Как это? — Соня скривилась, ища на неряшливо напудренном лице старухи признаки внезапно нагрянувшей деменции, а про себя подумала: «Ну, точно — секта!».

— Я и так уже наболтала лишнего, — Ида поставила кружку на стол и приняла вид загадочный и, одновременно, комичный, — Ты сама вправе решать, принять их предложение или отказаться. Но… поверь мне… Тот опыт, что ты получишь в «Фонде», будет самым чудесным, самым волшебным и невероятным за всю твою жизнь. Сравнить тебе его будет совершенно не с чем, ибо лишь единицы имеют доступ к тайне. Но это и огромная, просто неподъемная ответственность.

Глаза старухи в обрамлении жидких, сереньких ресниц мечтательно закатились к оплетенному тенётами потолку, и Соня едва не фыркнула. А потом её осенило.

— Ты ведь тоже участвовала в этом их эксперименте, так? Не отказывайся, я же вижу!

Ида от неожиданности замялась, на желтых скулах выступил легкий румянец. Она помахала перед лицом уцелевшей рукой, дескать, «давно».

— Эксперимент — не совсем верное слово…, - пояснила она, тщательно подбирая слова, — Это целое движение. И зародилось оно еще до Первой Мировой. По слухам, Николай II был в курсе, но не пожелал выдать тайну, потому большевики с ним и расправились. Тайна была утрачена почти на полвека, а потом…

— Я ничего не поняла, — Соня с усталым раздражением разглядывала свою пожилую подружку. История интриговала, но всё больше отдавала чем-то, что хотелось обойти десятой дорогой и забыть. От греха. Она рассчитывала на большие деньги, но судя по всему, о деньгах речь не идёт. Она окинула добротное, но потрёпанное временем убранство гостиной, подтверждающее её домыслы, и вздохнула.

— И сколько продлится эта… программа?

— У каждого по-разному. Все зависит только от вдохновенья!

Соня поколебалась и вздохнула.

– . Конечно, всё это так интересно, но, боюсь, мне придётся отказаться. Бросить работу на неопределённый срок… Я потом не вылезу из долговой ямы. И дом…

— Немедленно прекрати эти мещанские речи! — возмущенно воскликнула старуха, — Ты художник, творец! Когда ты вернешься, я тебе помогу с оплатой счетов. Кое-что Иль мне оставил, — она заговорщицки подмигнула, — А если доверишь ключи, я присмотрю и за домом.

Соня, сдаваясь, благодарно улыбнулась, напомнив себе до отъезда врезать на дверь мастерской крепкий замок. Она доверяла Иде, но не могла допустить, чтобы любопытная старуха, шастая по дому, ненароком обнаружила её автопортрет. Это могло бы поставить жирный крест на их дружбе.

…

На крошечном аэродроме её встретил дотошный охранник, который, не отпирая ворот, затребовал с неё письмо и скрылся с ним в своей будке. Вытягивая шею, Соня видела в окошко, как он нацепил на голову что-то похожее на лупу часовщика и надолго склонился над запиской с инструкциями. Сразу стало ясно, что та была написана от руки вовсе не из небрежности или спешки. Он скрупулёзно сличал почерк…

После он запустил её на совершенно пустую автостоянку, забрал смартфон и ключи от машины, пообещав сохранить вверенное ему имущество до её возвращения, а потом с большим почтением проводил девушку в белоснежное, кожаное нутро маленького самолёта с наглухо затонированными иллюминаторами.

Соня напряглась, осознав, что не будет знать направление движения, но быстро успокоила себя: если её везут в рабство на таком самолёте, то дай бог каждому такое рабство. Да и что будет с того, если она вдруг неким фантастическим образом на высоте нескольких километров сообразит, что ее везут, например, в Сомали или Мьянму? Не выбросится же она в иллюминатор, прежде разбив его — чем? Она огляделась. Бутылкой шампанского?

Так что — наплевать. За этот месяц её сотни раз накрывали сомнения, страхи, тревоги и даже панические атаки, но каждый раз она вспоминала Иду. Ида прошла через это и, кажется, осталась довольна. Хоть и не разбогатела. Впрочем, как знать? Быть может, старуха и разбогатела, но, не слишком интересуясь деньгами, просто… зашивала их в матрас? Это предположение косвенно подтверждало её обещание помочь со счетами.

Когда сомнения и страхи становились невыносимыми, она звонила подруге, и та, неизменно терпеливо и весело, её успокаивала и ободряла:

«Ни о чем не тревожься, Софа, и наслаждайся каждым мгновеньем! Считай, что выиграла Джек Пот, ибо лишь исключительные творцы получают такую возможность!»

Сознавая, что шампанское в салоне отнюдь не для того, чтобы скрасить её перелет, она, тем не менее, выдернула пробку и налила себе полный фужер. Оно ударило по мозгам почти мгновенно, мягко и бережно погружая ее в безмятежную сонливость. А проснулась она от того, что уши заложило — самолётик пошел на посадку. Но приземлившись, тот еще непозволительно долго продолжал движение, прежде, чем остановиться и поднять пассажирке дверь.