Твоя наследница

Я же, наоборот, всегда хотел встретить особенную для себя девушку и создать с ней большую семью. Детей хотел. До фанатизма.

Однако, вышло, как вышло.

Наши желания осуществились с поразительной неточностью.

Но я рад за Алекса. Всем сердцем. Он мне дорог и близок, несмотря на то, что жизнь раскидала нас в последние годы по разным странам.

Хотя, нет. Не так.

Это я сам принял такое решение.

Отдалился.

Скинул российский бизнес на доверенное лицо, поставил толковых наблюдающих, параллельно послал подальше отца с его грандиозными планами на мою личную жизнь, и перебрался в Италию строить судьбу заново.

И ведь почти вышло.

Даже жениться надумал. По собственному желанию. Потому что по наивности верил: одно вполне можно заменить другим, и это сработает. Затянутся старые душевные раны. Перестанут, наконец, зудеть и нарывать, выворачивая нутро. Сотрутся воспоминания, причиняющие боль от предательства.

Не выгорело.

Самообман не удался. И я даже в какой-то мере обрадовался, что вовремя тормознул, решил не дурить голову себе и не портить жизнь ни в чем неповинной девушке.

Она заслужила гораздо больше. Теплоту, заботу, нежность, любовь. Всё то, что я не смог бы подарить ей в должном количестве.

— А она у тебя есть, личная жизнь-то? — хмыкает Гроссо, возвращая мысли в настоящее.

Вот же засранец!

Как обычно прямолинеен и прет как танк.

За это и ценю друга. Он никогда не молчит, никогда ни перед кем не пасует. Рубит правду-матку в глаза.

Вот только…

— Не поверишь, раньше думал, что нет, — зеркалю едкую ухмылку.

— И что изменилось?

Прищуриваюсь и пристально смотрю в глаза того, кто мне был всегда ближе, чем все родные вместе взятые.

— Скажи, брат, — отвечаю вопросом на вопрос, — есть ли смысл делать тест ДНК?

Киваю в сторону Амины, прелестной малышки, маленькой и хрупкой, как ее мать, смуглой и кареглазой, как я.

Девчушка заливается веселым смехом, накручивая на пальчик вьющийся медовый локон, выбившийся из высокого хвостика на макушке, и ловко улепетывает от Богдана.

— Дав, — Алекс только отрицательно качает головой, мгновенно понимая, о чем речь.

А вот я не понимаю.

Не понимаю, почему он молчал столько лет, когда тут, у него прямо под носом, росла моя дочь.

МОЯ ДОЧЬ! Черт подери!

Мне потребовалось меньше минуты, чтобы понять кто она. И охренеть. Потому что приговор врачей в двух клиниках был единогласным — бесплоден.

— Почему ты мне ничего не сказал? — на эмоциях голос проседает и получается сип.

Я впиваюсь в глаза друга, стараясь уловить хоть намек, что ему стыдно.

А друга ли?

Бьет под дых новая мысль, но я откидываю ее, как самую идиотскую. Если не верить Алексу, кому вообще можно верить в этой никчемной жизни. Нет. Нельзя действовать сгоряча.

Стоит узнать все подробно и понять.

— Я ей обещал, что не стану вмешиваться, — Гроссо не называет имени, но мы оба понимаем, о ком идет речь.

И он не чувствует никакой вины, произнося это.

По лицу вижу.

Смотрит прямо. Уверенно. Ни грамма сомнений.

Заставляю себя выдохнуть и расслабиться. Холодный ум, а не эмоции — вот на что всегда я опирался.

Но сегодня вновь происходит сбой. С Котовой всегда все наперекосяк.

Дьявол!

— Дав, Юля летала к тебе в Турцию рассказать о беременности. Или я ошибаюсь? И она ввела меня в заблуждение? — задает четкие вопросы побратим.

— Нет, все верно, — отвечаю, сжимая челюсти.

— Ты ее выгнал.

— Алекс, ты не понимаешь!

— Но факты именно таковы, — Гроссо безжалостен.

И я, с одной стороны, зол, что он бьет весьма прицельно и болезненно, а с другой, рад, что у Юли и Амины все это время был такой защитник.

— Я прилетал к ней позже, через месяц, — не оправдываюсь. Просто стараюсь разобраться в прошлом. — Почему она соврала, что сделала аборт?

— Может, потому что твой отец ей угрожал?

— Что?

— А чему ты удивляешься? Или забыл, как решает проблемы твоя семья?

— Нет, но она же была…

— Никем, — резко заканчивает предложение друг, вываливая наружу нелицеприятную правду, хотя я намеревался сказать совсем другое. — Но все же в матримониальные планы твоего отца умудрилась вмешаться и чуть их не испортила.

Да, Юля ничем не устраивала Дамира Цикала, и он этого сперва не скрывал. У нее не было нескольких миллиардов на заграничных счетах, отсутствовали выгодные для ведения совместного бизнеса родственники и связи в высших кругах. Она была простой и неинтересной для нашей «выдающейся семьи», как и миллионы других обычных девчонок.

Однако, я думал, что чуть позже отец смирился с моим выбором и отступил. Получается, нет. Он все же посчитал ее угрозой и просто затаился на время. А затем сделал ход конем… и, скорее всего, сразу в обоих направлениях.

Узнать всё, что осталось «за кадром» семь лет назад теперь становится принципиально важным и жизненно необходимым.

И я узнаю, даю себе клятву.

— И ты не заступился? — возвращаюсь к разговору, слегка приоткрывающему завесу жестоких тайн.

— Нет, потому что выяснил об этом постфактум, — отвечает спокойно, а вот меня всего скручивает от понимания ситуации, какой видели ее остальные, а особенно молодая, одинокая девчонка.

Беременная девчонка.

Финансово нестабильная.

Отвергнутая женихом.

Высмеянная его семьей.

Запуганная до смерти.

Я слишком хорошо знаю своего отца — безжалостного манипулятора, тирана и самодура, зацикленного на обогащении любыми средствами и методами, чтобы ясно представлять, как он мог давить на Котову, доводя ее до нервного срыва, а то и чего пострашнее.

— В то время она была одна, — продолжает Алекс добивать. — Точнее, с моей женой, единственной подругой, оставшейся на ее стороне. Остальные по какой-то неясной причине от Юли отвернулись. Думаю, твоя сестричка и тут приложила свою поганую руку.

Как бы не любил сестру, сейчас молча проглатываю обвинения. Побратим не тот человек, кто станет бросаться словами направо и налево, не имея обоснований. А значит, Карина тоже…

Отец и Карина. И я — слепой болван!

Дьявол!

Ощущение беспомощности накрывает лавиной. Тихая ярость сковывает тело.

Что может быть ужаснее, когда предает семья? Когда рушится незыблемая опора. Когда родные суют нож в спину?

И пусть я здраво никогда не считал их святыми, но и такой подлости не ожидал.