Ты мне не запретишь!
Шрифт:
Я искренне поблагодарила их, вздохнула с облегчением, потом спросила:
– А Паша где?
– Он следом за нами шёл, отстал немного, - ответил Исаев.
Я внимательно посмотрела на Терещенко. Знала, что он любил Катю.
– Олег, прости меня! Все меня простите! Я не хотела ТАК.
Он опустил голову вниз, тяжело вздохнул, пожал плечами.
– Ира, людям свойственно ошибаться. Ты ошиблась, очень жестоко ошиблась. Но, ничего уже не поправить. Мы с тобой! Не переживай ни о чём! Мы всё понимаем, и не осуждаем тебя!
– сказала Лена.
Я обвела взглядом своих посетителей.
– Ладно, пойдём мы! – Исаев и Терещенко, а с ними и Фомин, отправились за дверь. Климов направился за ними. Следом вышли Толя и Вика. Костя и Лена ещё оставались у меня в палате. Дверь приоткрылась, в неё протиснулся Ткачёв с букетом цветов. Он выглядел взволнованным и немного рассеянным, глаза были красные, воспалённые: -Простите, Ирина Сергеевна! Я с суток, не спал ещё. Вот, цветы вам принёс. Выбирал, задержался.
Он приблизился, отдал мне букет, затем почтительно отошёл на несколько шагов.
Я взяла цветы в руки, похвалила:
– Спасибо, Паша! Красивый букет.
Обратилась к Зотову:
– Миша, поставь в воду, пожалуйста!
Он живо сходил на пост, принёс вазу с водой, взял у меня букет, поставил цветы в воду. Ваза теперь красовалась на моей прикроватной тумбочке.
Лена и Костя попрощались:
– Ир, мы пойдём, ладно? Выздоравливай!
– и направились к двери.
Капитан всё так же нерешительно топтался в сторонке.
– Паша, прости меня!
– я искренне раскаивалась.
– Бог простит, - сказал он.
Потом с таким отчаянием посмотрел на меня. Его лицо исказила гримаса боли, я услышала тихие слова:
– Ирина, Сергеевна! Мы же верили Вам. Я на Вас молиться был готов. Что же Вы наделали?! Я же на могиле у неё поклялся , что найду и убью того, кто её убил…
Он вдруг достал свой табельный ПМ. Подрагивающей рукой навёл его на меня, нажал курок. Грохнул выстрел.
Дальше всё было, как в замедленном кино:
Зотов рванулся к нему, закрывая меня собой . Пуля вошла ему в живот. Он вздрогнул. На одежде сразу же появилось кровавое пятно.
Я изо всех сил закричала: «Нееет!» , хотела подняться с кровати, но руки-ноги не слушались!
– Ткачёв, дубина! Ты что сделал?! – осипшим голосом сказал Михаил. Он успел приблизиться к нему, схватил его за ворот толстовки, чтобы удержаться. Другой рукой зажал рану, сочившуюся кровью. Затем отвёл руку в сторону, посмотрел на окровавленную ладонь, усмехнулся: « Я это уже видел!»
Щукин и Лена Измайлова, опешив, стояли у двери. Потом Константин легонько толкнул Лену:
– Врачей зови! –а сам рванулся к Ткачёву и Зотову.
– Ты с ума сошёл?! – закричал он на Ткачёва. Тот не слыша его, отчаянно смотрел в глаза раненому Мише.
– Я на её могиле поклялся! – растерянно повторил он.
– Дурак! Зачем нужна была эта клятва? – корил его Костя.
– Я не мог иначе. Я её любил, – Ткачёв выглядел абсолютно потерянным.
Оттолкнув капитана к стене, поддерживая Зотова, Щукин попытался осторожно усадить его на кровать. Но, Михаил, не стал садиться, ухватил его за плечо,
горячо и торопливо заговорил: -Костя, у меня очень мало времени! Слушай внимательно: ты и Лена свидетели, если что!– он стиснул зубы от боли, -Сейчас ещё и этого идиота из дерьма вытаскивать надо!
– он мотнул головой в сторону Ткачёва. А тот устало опустился на корточки, потом уселся на пол около стены. «Макаров» он держал в руке…
– Говори! – кивнул ему Щукин.
– Упирай всё на бытовую разборку: Катю убил я, потому, что зверски её ревновал к Ткачёву и Терещенко. На записи я есть. Ира просто перекинулась с Катей парой фраз и уехала. А я пришёл и потребовал взаимности, но она отказалась. Тогда я выстрелил. Ткачёв об этом узнал и испытывал ко мне личную неприязнь, потому и стрелял в меня. Убить не хотел. Был в состоянии аффекта. Ира тут не должна попасть никаким боком! Ты всё понял?!
– Да, Миш, я понял! – кивнул Щукин, - Держись! – он усадил его на кровать.
Я подползла к Мише, крепко обняла, прижала его голову к своей груди, гладила по волосам, по бледнеющему лицу.
– Миша! Зачем? Зачем ты меня собой закрыл? Ведь это была моя пуля!
– Нет, это … была моя пуля!
– он печально улыбнулся, - Всё точно, как во сне! Сон-то … с четверга на пятницу был… Вещий.
– Миша, Мишенька! Не умирай, не бросай меня! – слёзно упрашивала я, горячо целуя его .
– Что ты?! Не бойся, Ирочка! Не брошу, никогда и ни за что! Знаешь, чего я хочу? Роди и вырасти этого малыша, ладно?- он погладил меня по животу слабеющей рукой. Потом будто вспомнил:
Да… С отцом помирись. Это не он… Не с его подачи…запись восстановили. Ты прости его … за всё!
Он тихо застонал, поморщился от боли, стиснул зубы. Потом глянул на меня своими светлыми и чистыми глазами, улыбнулся:
– Жаль, что мало счастья … нам с тобой отмерено! Но, оно, ведь , было, правда?
– Правда! – у меня слёзы лились из глаз.
– Ира, мне пора уходить! За мной уже пришли, - он посмотрел в сторону окна, - Сейчас, мам! Дай попрощаться!
У меня внутри всё похолодело. Я лишь сильнее прижала к себе своего любимого.
– Ир, я очень … тебя люблю. Не жалей ни о чём… Если встретишь …другую любовь, и ответишь …на неё, я буду только рад! Поцелуй меня!
– тихо попросил он.
Его глаза уже закатывались, лицо стало совсем бледным.
– Миша, что ты говоришь?! Какую другую любовь?! – для меня это было дико.
Я прижалась губами к его ещё тёплым губам. Он нежно ответил, а потом безжизненно вытянулся у меня на руках. Я пыталась его удержать, но усилия были тщетны!
Я ничего не помнила и не видела от слёз…
Подбежали врачи, забрали его, увезли на операционный стол. Только без толку! Я уже знала, что Миши больше нет…
Вот она - кара небесная! Забрала я чужую жизнь – пришлось так жестоко расплачиваться. С уходом Миши у меня осталась память о нём и его предсмертное желание, чтобы я родила и вырастила моего ребёнка. Нашего ребёнка. Что я и собиралась сделать. Я буду любить его и не допущу, чтобы он страдал, как Миша. Да я и назову его так же – Мишенькой. Пусть живёт имя моего любимого человека. Отрада моему измученному сердцу…