Ты мне не запретишь!
Шрифт:
– Интересная концепция: семья! Хм, по-итальянски, мафия.
Я рассмеялась:
– А мы и есть - мафия! Моя работа - моя семья.
– В чём-то Вы правы! – усмехнулся генерал.
У него зазвонил телефон.
– Извините, - он вышел из комнаты.
Через пару минут вернулся, на лице улыбка.
– Всё хорошо?
– поинтересовалась я.
– Всё очень хорошо! Разумов уже арестован. Есть много, чего ему предъявить.
– Слава Богу! Я переживала, - невольно вырвалось у меня.
Поднялась с дивана, собираясь уходить.
– Ирина! Спасибо,
– Хорошо, договорились!
– я коротко попрощалась и вышла.
М-да, озадачил меня Грачёв. Личную просьбу генерала, попробуй, не выполни!
========== « Сын генерала Грачёва». ==========
Сидит передо мной. Кисть перебинтована. Очень удивлён, недоверчиво спрашивает:
– То есть, это сделали Вы?
– Ну, как я? Просто поняла, что ты не пойдёшь просить помощи у отца, и навестила его сама. А он, ведь, легко найдёт, что предъявить Разумову.
Михаил, тревожно глядя на меня, нервно спросил:
– Что он сказал, мой отец?
– Он согласился помочь. Он же твой отец! А ты – его сын. Вы не чужие люди, не забывай об этом!
– Не чужие….
Зотов горько усмехнулся.
– Миша, я уверена, что в глубине души, он чувствует, что виноват перед тобой.
– Виноват?! Да он сломал меня тогда, жизнь мою сломал! Он меня тогда чуть не убил, – стиснув зубы, процедил Михаил. В его потемневших глазах яростно зажглась ненависть. Здоровая рука сжалась в кулак .Он с силой ударил им по столешнице.
– Ну, не убил же! – резко осадила его я. Потом, уже спокойнее, положила ладонь на его кулак, сказала мягче, - Миша, не надо так! Вы - родные люди, и нужны друг другу.
– Он ненавидит меня, а я ненавижу его, - уже спокойно, даже как-то устало, сказал Зотов, разжал кулак, прижав ладонь к столу. Моя ладонь оказалась на его распростёртой ладони.
– Он не ненавидит тебя и хочет помириться.
– А Вы, Ирина Сергеевна, стало быть, в парламентёры заделались? Да я смотрю, вы с ним неплохо спелись!
– он с силой вытащил руку из-под моей ладони, - Кресло начокруга мой папочка, чисто случайно, не предлагал? И за мной приглядывать, тоже – чисто случайно, не просил?! – его язвительная усмешка слегка покоробила меня, но я не стала придавать этому значения.
Подпёрла подбородок ладонью, улыбнулась. Надо же! Они друг друга понимают без слов! Знают наперёд, что каждый из них может сделать. Отец и сын.
– Чего Вы улыбаетесь? – не понял он.
– Миша, для чужих людей, вы с ним слишком хорошо знаете друг друга! Мыслите почти одинаково. Да, предлагал! И место начокруга тоже…
– И, Вы … согласились? – Зотов взволнованно смотрел на меня.
– Как бы не так!- ехидно улыбнулась я, - Мне, Мишенька , и здесь неплохо! И потом, как же я буду за тобой присматривать, если в другой конторе буду?- мой весёлый смех слегка озадачил его.
– Нет, серьёзно?! – удивился он.
– Вполне! Да, и с завтрашнего дня ты не старший опер,исполняющий
обязанности, а начальник криминальной полиции! Дела принимай, Михаил Евгеньевич!– А… как же Савицкий?
– недоумевал он, - Это по просьбе отца?
– Нет, Миша, это мой личный приказ!
– строго ответила я.
– Спасибо, Ирина Сергеевна!
– он молча встал из-за стола и вышел…
========== «С ума сходят поодиночке» ==========
Прошло два дня. Начальник криминальной полиции ходил мрачнее тучи. Вернее, как тень. Сам потерянный, на подчинённых срывался не в тему. Потом, вообще, «окопался» в своём кабинете и никуда не выходил.
Савицкий и Ткачёв случайно увидели, как Зотов свой пистолет разбирал и собирал несколько раз на дню. Своими опасениями поделились со мной: «Ирина Сергеевна! Может, у него совсем кукушка съехала?»
Что-то беспокойно мне стало! Зашла к нему в кабинет:
– Миш, я не понимаю! Раз сто тебе звоню по внутреннему телефону – ты трубки не берёшь!
– Извините, Ирина Сергеевна! Я опять плохо спал, - еле говорит, на нём лица нет. Глаза больные, как у смертельно уставшего человека.
– Да, что ж такое-то?! Миш, ну подстрелил ты мальчика из отцовского пистолета, дотащил ты его. Все, ведь, живы и здоровы!?
– Это первый раз, когда я доброе дело сделал… и … последнее, - он поднял на меня полные слёз глаза, с трудом сдерживаясь, - Я с матерью с тех пор не разговаривал… до самой смерти.
«Сейчас в моей душе поселилось очень знакомое мне чувство: леденящий душу ужас.
Отец за украденный пистолет , наотмашь, нещадно бил Мишку ремнём. Избил до потери сознания. Мать всё это видела, но, вмешиваться не стала. Мальчишка звал её, просил о помощи. А она … просто ушла в свою комнату, потом сильно напилась…»
Враз, что-то подступило, сжало горло спазмом. Трудно говорить. Больно.
Ему, оказывается, ещё хуже, чем мне! Душа снова заполняется всеми чувствами сразу. До отказа. До рези в глазах.
Смотрю на него с сочувствием, сожалением:
– А сколько она прожила?
– Двенадцать лет, - он усилием воли отогнал непрошенные слёзы, - И каждый год, за неделю до этого дня, она приходит ко мне во сне. Просит, чтоб я простил отца. Постоянно. А я пью.
– Вот как?!
Он поднял на меня измученное лицо, полные боли и отчаяния глаза и, как будто, взмолился:
– Я устал. Я так хочу покоя!- вздохнул очень тяжело…
Что я могла для него сделать? Попыталась, хоть как-то, выразить своё сочувствие:
– Я понимаю. Я, наверное, должна что-то сказать… Но, не знаю, что…
Поднимаюсь с места. Уйти? Нет, нельзя его сейчас оставлять одного! У него же пистолет! Ещё, не дай Бог, с собой что-нибудь сделает. Карпов – тот матёрый волк был, а крыша поехала - вон, сколько дел натворил! Зотов слабее его. Что же делать-то?
Обхожу стол, приближаюсь к нему. Он сидит, опустив голову вниз. Весь - сгусток боли и нервов. Как мне выразить ему своё сопереживание? Положила ладони ему на плечо: