Ты мне не запретишь!
Шрифт:
– Лена, не усугубляй! Итак тошно!
Измайлова усугублять не стала, а схватила меня под ручку и утащила обедать в кафе.
А потом, ближе к ночи опять подступила пустота. Опять снилась Русакова. Зачем? Зачем она приходит ко мне?! От неё веет леденящим мою пустую душу холодом. Снова сжимает горло спазм, горит и разрывается всё в груди. Опять судорожно просыпаюсь в холодном поту. Мне страшно. Страшно и жутко. Чувство одно: ужас. Это, и есть, наверное, мучения, посланные мне – та самая небесная кара?
========== «Тяжела ты, шапка Мономаха!» ==========
Не
Призналась, но стало только хуже! Она обиделась на меня. Затеяла смуту.
А Рома воспринял всё вполне адекватно. Он, правда, отличный опер, но руководитель из него – неважный. Это он и сам признал, и не морочился больше. Лену даже уговаривал не обижаться.
Ничего, потом мы с ней помирились. Как-никак, подруги…
Забавная история вышла с «душителем» таксистов, назвавшимся Зотовым. Подозрение пало на начальника оперов . Потом всё же поймали этого отморозка. Миша пристально смотрел на него, сидящего в обезъяннике, усмехался недобро. Что он с ним потом сделал, известно только нашей «пыточной»!
Потом случилась дикая история с моими автономерами. Это какую наглость надо было иметь, чтобы у меня, начальника ОВД, так беспардонно украсть номера?! Пришлось напрячь всех своих. И что же? Постарались ребята, нашли мне и того придурка, и номера похищенные! Только, вот, незадача случилась: повесился тот воришка. Опять пришлось дать указание, чтоб избавились от тела. Когда увидела, как вытянулись лица Савицкого и Фомина, невольно задумалась.
Что-то я делаю не то и не так! С жизнями людей обращаюсь, как с колодой карт: захочу – порву, захочу – выкину прочь. «Царица ветров и бурь» или как там называлась та книжка? Вот, такой царицей я и стала! Судить: казнить и миловать принялась сама. Голосование на наших сходках – только формальность. И, главное: считала искренне, что была права. Чем дальше – тем больше! Никто мне не указ! Нет, это же…. Неправильно, неверно, нерационально, незаконно.
Решила сдать убийц наших патрульных. Такое решение посчитала правильным и рациональным. Пусть их осудят и дадут немалые сроки. Мы не судьи и не палачи.
Не радуют встречи с Андреем, последнее время совсем редкие. Уже не могу расслабиться, как следует. Он уже знает: кто я. Увидел, нежданно придя в отдел. Предложил не заморачиваться на эту тему. Типа, всё равно будем встречаться! А у меня уже нет стимула. Потеряла вкус к этим встречам. Раньше, хоть, адреналин был, «шпионские страсти». Тоже, Мата Хари, нашлась!
Зотов ходит мимо, улыбается. Накануне признался мне: отца, вроде как, простил и даже почти помирился. И, что после этого мать ему мерещиться перестала.
– Миш, а, ведь, ты и мать не можешь простить до сих пор?
– Да, не могу!
– нахмурился он, - Она могла заступиться за меня! Но, не захотела. Ей было всё равно!»
– Нет, не всё равно! – возразила я, - Она не хотела, чтобы так вышло. Побоялась твоего отца. Не хотела попасть под его горячую руку, понимаешь? У них тогда, итак, были непростые отношения. Поэтому она к тебе все эти годы и ходила - вину свою
чувствовала, переживала за тебя!Он задумался, потом поведал мне историю из прошлого:
«Странно, я почему-то вспоминаю себя совсем маленьким. Годика два или три мне было. Мать и отец тогда постоянно ругались и скандалили между собой. А я заберусь в шкаф, закроюсь и сижу там, как в домике. Однажды уснул. Они вспомнили про меня, когда потеряли. Начали искать. А когда нашли, мать посадила меня себе на коленки, смеялась и плакала. А отец откуда-то принёс коробку очень вкусных шоколадных конфет. Мы втроём ели эти конфеты, а я больше не конфетам радовался, а что отец и мать не ругаются, не кричат друг на друга…»
– Миша, прости мать! Ей это нужнее, чем отцу. Она тогда со спокойной душой уйдёт.
– Хорошо, я попробую! – пообещал он…
С тех пор Зотов стал спокойней и без повода на оперов не срывался. Если уж распекал, то за дело!
Прикололся однажды: в отчёте подписался генерал-майором!
А генерал-майор Грачёв недавно звонил, интересовался: как там его отпрыск поживает? Моего звонка не дождался - беспокоится.
Ответила, что всё хорошо, Миша справляется.
Генерал приглашал в гости. Под благовидным предлогом отказалась.
А потом, как гром среди ясного неба, приказ о награждении! Удивилась, если честно.
Только увидев прокурорских, пристально сверлящих меня взглядами, у зала для награждения порядком струхнула: не за мной ли пришли?!
Нет, Слава Богу, не за мной! Но, поджилки затряслись и внутри всё похолодело. Я уже попрощаться хотела со своими друзьями-подельниками. Они, нарядные и красивые, в парадной форме, окружили меня. Я целую речь толкнула перед ними: «Прежде чем туда пойти, я хочу сказать… Всё непросто… Иногда, чтобы защитить родных и близких, кем я, в общем, вас и считаю, нужно пойти на такое, после чего те люди, которых ты защищаешь, могут от тебя отвернуться!»
Я взглянула на Ткачёва. Поймёт ли он когда-нибудь, зачем я убила его любимую? Он пока ничего не знает. И другие не знают. Знаю только я. И мне одной предстоит мучиться и страдать ещё неизвестно сколько!
Вика и Рома Савицкий сказали слова поддержки.
И мы пошли в зал…
«Указом Президента…. награждается медалью… полковник, Зимина Ирина Сергеевна, начальник отдела МВД «Пятницкий»!
Грачёв улыбается и цепляет мне медаль на грудь . Пожимает руку, говорит благодарственные слова:
– Спасибо за честную, безупречную службу!
С застывшим, как маска, лицом, говорю ответные слова:
– Служу Российской Федерации!
И только, слегка подёргиваясь, желваки на скулах выдают меня. Другие думают, что причиной тому – волнение, торжественная обстановка. Вовсе нет! Передо мной опять встаёт удивлённое лицо Кати Русаковой, её расширенные от боли глаза.
У меня вновь темнеет в глазах, опять сжимает горло. и горит всё в груди. Я сейчас упаду…
Нет, не сметь! – приказываю себе, - Ира, ты сильная, ты всё сделала правильно! Они поймут или не поймут – их право. А сейчас возьми себя в руки и иди! Сегодня ты - героиня, ты получила заслуженную награду! На тебя смотрят твои друзья и близкие люди. И они с тобой!