Ты мой закат, ты мой рассвет

Поэтому, когда в пятницу вечером медсестра говорит, что ко мне пришел посетитель, я с надеждой несусь - насколько это возможно в моем положении - к двери. Антон сказал, что вернется только поздно вечером в воскресенье, но, может быть, решил сделать сюрприз?

На улице уже стемнело, но в свете ярких фонарей снег так сверкает, что хочется прикрыться рукой. Чуть в стороне стоит мужская фигура, но я сразу же понимаю, что это не мой майор. Этот выше и долговязый.

Вадик.

С цветами. Где-то же откопал ромашки в феврале?

И плюшевой игрушкой размером почти с меня, которую держит под подмышкой. Выглядит как всегда немного грустным и потерянным одновременно. Но улыбается, когда шагает навстречу.

В последнее время мы почти перестали даже переписываться. Точнее, я стараюсь так отвечать на его сообщения, чтобы это выглядело вежливым намеком на то, что общаться нам больше не стоит. Хоть это паршиво с моей стороны, потому что ему нужна помощь и так уж получается, что я единственный человек в его окружении, который видит и понимает, что происходит.

— Привет, - улыбается Вадик и втискивает между нами плюшевого зайца с огромным розовым бантом.
– Извини, что без предупреждения. Боялся, если спрошу, ты не разрешишь. А мне очень хотелось тебя увидеть. Такая фигня последние дни в голову лезет...

Я кое-как уворачиваюсь, и вместо дружеского поцелуя в щеку у него получается притронуться губами к волосам где-то у меня над ухом.

Шаг назад.

Вадик грустно улыбается, кивает, мол, «я все понял, не вторгаюсь», и протягивает мне цветы. Удивительно, но у них тот же самый горьковато-то полынный аромат, что и у настоящих, весенних, которые растут на клумбах у бабули. Кстати, надо бы попросить парочку нам с Антоном в новый дом. Когда уже можно будет начать облагораживать территорию. Антон прислал пару видео и несколько десятков фотографий, на которых видно, что на участок уже завозят строительные материалы, но домом все это станет в лучшем случае к середине лета. И мне обидно, что, скорее всего, я даже не смогу никак во всем этом поучаствовать.

— Хорошо выглядишь, - улыбается Вадик, приминая снег тяжелыми подошвами ботинок.

— Шутишь?
– Я немного отвожу капюшон, корчу страшную рожу.
– Поверь, у меня есть зеркало, чтобы иметь прекрасное представление о том, как выгляжу. А ты еще в школе врать толком не умел. Так что молчал бы уже.

Он смеется, обещает больше не говорить формальных глупостей и предлагает прогуляться хотя бы по внутреннему двору больницы.

Сначала говорит обо всякой ерунде, потом хвастается, что нашел работу и даже очень успешно движется вверх по карьерной лестнице. Я радуюсь, подбадриваю, шучу. Вадик шутит в ответ.

Мы оба делаем вид, что между нами нет недосказанности.

— Мы с Викой...
– Вадик останавливается, когда мы делаем второй круг почета по внутреннему двору медицинского центра.
– Ну, вроде как, пытаемся начать все сначала.

Он вдруг так пристально заглядывает мне в глаза, словно хочет увидеть там... что? Осуждение? Ревность? Негодование?

Я должна сказать ему, что он совершает большую ошибку. Что Вика, несмотря на годы дружбы, не задумываясь, разрушила мою жизнь, потом вышвырнула его и чуть не стала причиной того, что сам Вадик едва не полез в петлю от безысходности. И что мириться с таким человеком - неразумно. Она не то, что не изменится - она всегда была такой, просто мы не замечали этого, думая, что ее грубость - это такая изюминка, острота прямого взгляда на мир.

С другой стороны - кто я такая, чтобы вмешиваться в чужие отношения, когда сама успела наломать дров в своих?

— Ты не рада, - констатирует факт Вадик и почему-то улыбается этому.

— Послушай, Вадик, ты просто...

— Йени. мы еще можем...
– Он пытается взять меня за руку, но я быстро отодвигаюсь и без зазрения совести усаживаю плюшевого зайца прямо на ступени крыльца.

— Вадик, Вика - не та женщина, которая сделает тебя счастливым.

— Потому что она - не ты, - соглашается он.

— Нет, потому что она - эгоистка и жестокий человек. Не знаю, почему решила вернуться к тебе, но она никогда и никого не прощала, она мстила всем своим бывшим и хвасталась этим.

— Твой муж - тоже редкостная сволочь, - усмехается Вадик.
– Но ты видишь его в каком-то своем свете. Как будто над ним нимб светится.

— Он не святой, но никогда не сделает мне больно. В этом между ним и Викой принципиальная разница.

Господи, да почему мы вообще снова говорим не о том?

— Вадик, мне очень жаль, но если ты думаешь, что я ревную, то...

— Нет, не думаю, - как-то очень резко и почти грубо перебивает он.
– Ты просто очень заблуждаешься. Как всегда.

Какая-то часть меня понимает, что он хочет что-то сказать, что за всей этой бравадой стоит что-то большее, чем просто попытка меня уколоть. И те фотографии, на которых Антон с Викой в кафе в «Доме книги» снова всплывают в памяти, как трехдневные утопленники: уродливые, опухшие, но все еще хорошо узнаваемые.

Не хочу спрашивать.

Не хочу даже думать, что это могло быть. В семье должно быть доверие. Когда-нибудь придет время и Антон сам все...

— Продолжай быть слепой дурочкой. Йени. И извини, что влез в твое идеальное счастье своими грязными намеками.
– Вадик уже откровенно язвит.
– Не сдержался.

Когда он уходит, я еще пару минут стою на крыльце и нюхаю ромашки, пытаясь заглушить послевкусие этого странного разговора.

Цветы не виноваты, что их принесли не по назначению. Как и заяц.

Поэтому я беру все это и дарю первой же попавшейся девчонке с огромным, как глобус, животом под смешным халатом в уточках.

Когда Антон вернется - я наберусь смелости и спрошу про Вику.

Пусть это будет еще одним балластом, который мы сбросим прежде чем окончательно вступить в новую жизнь.

Глава сорок первая: Антон

Я приезжаю в воскресенье: злой, уставший, голодный и затраханный работой до состояния «не стоит даже в голове».

Кот белой тенью бросается к двери и бессовестно карабкается прямо по ноге, и выше - по рубашке до самого плеча, чтобы тут же сунуть морду мне под нос.

Гад мелкий.

Это же новый костюм и новая рубашка! Ну не блядь твою мать?!

Хочу оттащить поганца за шиворот и прикрикнуть, чтобы ему хватило ума хотя бы какое-то время даже не поднимать свои уши-локаторы, но паразит так мурлыкает и мяучит, что у меня, циника и бессердечной твари, рожа растягивается в улыбку.

Слышишь ты там, наверху, если чё - дай мне пацана, а? Я с девчонкой не справлюсь, она же из меня будет веревки вить и на пальцы наматывать. Вот прямо сейчас задницей чувствую.