Ты знаешь мой секрет?

— Я боялся, что ты куда-нибудь сбежишь, а у меня нет времени тебя искать.

Вновь хмурюсь, не улавливая смысла. Зачем нам общаться. Секс, как теперь все громогласно утверждают, еще не повод для знакомства. А то, что он нас с Лизой спутал, так не он первый, не он…

Черт! Черт!!! Черт!!!!!

Не сейчас… не про сестренку…

— Как тебя зовут?

Осеняет умная мысль познакомиться… с моим первым мужчиной, а заодно еще на чуть-чуть отодвинуть собственное горе.

— Алекс.

— Это Саша или Алеша? — ненавижу сокращение имен.

Как клички у собак, честное слово.

— Алекс — это Алекс. Алекс Гроссо.

Произносит глядя на меня пронзительным взором карих омутов, а меня словно пыльным мешком по голове ударяют. Второй раз за одни сутки я впадаю в шоковое состояние и теряю дар речи.

* * *

— София, отомри!

Пробивается сквозь стучащее в ушах сердце глубокий ровный голос. Вакуум постепенно отступает, а я во все глаза, боясь моргнуть, смотрю на стоящего передо мной самоуверенного, самовлюбленного небожителя, непонятно как оказавшегося в моей крохотной квартирке.

Гроссо… Это, черт подери его сраную душу, сам Алекс Гроссо. Родной брат Макса, покойного мужа Лизы.

Сипло втягиваю в себя воздух, который совсем не хочет поступать внутрь, чтобы… нет, не высказать этому невозможному человеку всё, что думаю о его напыщенной заднице и всей семейке Гроссо в целом, а просто послать… Чисто по-русски… далеко и насовсем.

— Ты… да, ты…

— Успокойся, — обрубает жестким голосом, явно уловив мой настрой.

Взгляд тяжелый, открытый, неумолимый, будто из нас двоих именно он пострадавшая сторона, а не я.

Что? Да как он смеет!

Открываю рот, собираясь сделать очередную попытку показать хозяйку положения. Правда, отсутствие одежды и хлипкое прикрытие в виде одеяла, сводят на нет мою смелость, а звонок в дверь вообще сбивает с мыслей.

Вздрагиваю от удивления, умудряясь при этом всхлипнуть. Ко мне только Лиза приходила. Но теперь-то… кто?

Смотрю испуганными глазами на самоуверенного брюнета, а тот меня читает, как открытую книгу. Потому что сразу поясняет:

— Это парни завтрак принесли.

Парни? Завтрак? Господи, какой бред.

Качаю головой, а Алекс, пробежав по мне глазами, добавляет:

— Я жду тебя на кухне. Не задерживайся. Нам нужно поговорить.

— Убирайся прочь, — совладав с голосом, который все равно немного дрожит, указываю пальцем на дверь.

— Нет.

Спокойный ответ. Тяжеловесный. Непреклонный. Такой, что сомнений не возникает: его фиг с места сдвинешь, если он решил.

— Жду на кухне, София.

— Ты имя узнал? — прищуриваюсь, вспоминая ночной разговор в машине.

— Я всё узнал, — кивает самоуверенно куда-то в бок, — не только его.

Перевожу непонимающий взгляд в сторону и замечаю тонкую папку на краю журнального столика.

— Всё? — сиплю, чувствуя, как кровь отливает от щек.

Нет, только не это. Не надо всё. Господи, пожалуйста. Я третьего удара не переживу.

— Жду на кухне.

Повторяет еще раз и уходит, а я откидываюсь на подушку и на секунду прикрываю ладонями лицо.

Сонька, вот это попала ты в переплет. Врагу не позавидуешь. Нужно срочно избавляться от этого типа и ехать в больницу к Лизе. Впереди похороны. Вторые за три месяца. Господи, дай мне сил. Стираю, катящиеся одну за другой слезы, кусая губу, чтобы заглушить всхлип.

Но через минуту, с громким свистом резко выдыхаю и подрываюсь с кровати. Рано себя жалеть. Надо действовать.

* * *

— О чем ты хотел поговорить? — начинаю с места в карьер, заходя на кухню.

Я успела заправить постель, принять душ, одеться и почистить зубы, но кипящая ненависть в груди не только не исчезла, наоборот, набрала еще большие обороты. Но это всё ерунда, я привыкла сдерживаться и не демонстрировать посторонним своё внутреннее состояние. Потому что мои проблемы и заботы никому не важны, они — лишь повод для болтунов почесать языками, перемывая кости.

Чистосердечное сочувствие в наше время — слишком дорогое удовольствие, чтобы раздаривать его направо и налево. Люди закрылись и стали черствее. Но можно ли их судить, если и я — такая же?

Гроссо совершенно не ведется на мой вопрос, не спешит говорить. Лишь медленно скользит карим взглядом от наверченной кое как гульки на голове, не люблю, когда волосы лезут в глаза, плавно спускается на лицо, чуть задерживаясь на губах. Под пронзительным взглядом прикусываю нижнюю. Не дразню, само собой так выходит. Но потемневшие омуты и чуть более шумный выдох улавливаю и в самый последний момент заставляю себя не отшагивать назад в испуге.

Да, я — еще та дурная голова. Могу в один момент нападать, чувствуя браваду, а в следующий переживать и сжиматься в страхе. Вот как сейчас. В клубе сотни голодных взглядов рассматривали меня во время выступления, но совершенно не задевали, скатывались, как капли воды, не оставаясь в памяти. А этот Гроссо смотрит так, будто не только глазами по мне проводит, но и своей крупной рукой касается следом. Ощущаю его очень ярко, с трудом скрывая эмоции.

Лицом осмотр не заканчивается. Внимательно изучаются серая огромная футболка, вечно съезжающая с плеча, и борцовка под ней. А вот бюстгальтера нет. Не люблю его дома носить. О чем только сейчас жалею. Под пристальным взглядом моя грудь своевольничает, соски твердеют и… приподнятый уголок рта Алекса подтверждает, что он это заметил.

Паразит!

Балахонистые спортивные штаны с манжетами на щиколотках, к счастью, ему безразличны. А вот голые ступни с крашенными в салатовый цвет ноготками, просто захотелось хоть таким образом поднять себе настроение, явно оцениваются высоко. Хмык звучит громкий.

И снова взгляд глаза в глаза, зависаю, теряюсь, растворяюсь. Но громкое фырканье моей кофемашины всё прерывает. Любит она погудеть, когда заканчивает работу.

— Садись, — приглашают меня за стол в моей же кухне. — Круассаны с вишней, свежие булочки с изюмом, сыр, мясная нарезка, масло, сливки. Ты какой кофе предпочитаешь?

Он что, черт подери, решил устроить светский завтрак? Джентльмен фигов…

— А овсянки нет? — язвлю. — С садовой малиной?

— Непременно будет в следующий раз, — отбивает удар, не реагируя грубостью на подначку, словно следующий раз у нас обязательно состоится.

Вот совершенно не верю, что Гроссо — такой весь белый и пушистый. Эта акула бизнеса такой планктон, как я, заглотит и не заметит. А тут слишком расположен, слишком мягок, всего слишком… Напрягает.

— Со сливками люблю, — сдаюсь, наконец, решая, что Алекс прав.