Тыл-фронт
Шрифт:
— К рассвету артиллерия Восемьдесят шестой дивизии должна быть на огневых позициях, — коротко предупредил Рощина член Военного Совета перед отъездом и, окинув испытующим взглядом, спросил: — Понял свою задачу?
Майор выехал немедленно. Заскочив по дороге в дивизион к Бурлову, он прихватил Федорчука с командой разведчиков. За полночь Рощин добрался в Лишучжень. Улицы местечка были забиты автомашинами, орудийными поездами[25], прицепами с боеприпасами. Ближе к реке эшелоны[26] стояли в три ряда. Петляя окольными переулками, протискиваясь между
— Денисович, Земцов! — бросил Рощин и выпрыгнул из «доджа».
Около въезда на мост собралась группа офицеров, горело несколько нагрудных фонарей.
— Если дивизион через три часа не будет на огневых, завтра меня шлепнут, полковник, а не вас, — горячился весь испачканный, очевидно только что выбравшийся из реки, майор-артиллерист. — Бой, понимаете! Дивизия ведет бой! — казалось, он вот-вот заплачет. — А я здесь загораю.
— Распоряжение штаба армии, майор! — отозвался собеседник, в котором Рощин узнал полковника Мурманского.
Это несколько озадачило Рощина. Он знал, что в армии комендантские посты возглавляют офицеры из резервного батальона. «Он же был в резерве штаба фронта!» — подумал майор.
— Но можно же пропустить пару тракторов? — умолял артиллерист. — Орудия можно буксиром и под водой перетащить, а трактор туда не сунешь!
— Распоряжение… — снова затянул полковник.
В темноте кто-то досадно крякнул, крепко выругался полушепотом и сейчас же воскликнул:
— Вот он — штабист!
— Майор Рощин! Что вы там придумали? Какая-то кутерьма творится! — посыпались возмущенные восклицания.
— Вон десять тракторов купаются по вашей милости…
— Полтора часа стою с дивизионом! — уныло проговорил майор-артиллерист. — На двадцать километров вверх и вниз реку промерял: какие сейчас броды?
— Товарищ полковник, разрешите узнать, почему закрыт мост? — спросил Рощин.
— A-а, старый знакомый! — с подчеркнутой насмешкой проговорил полковник, осветив фонарем лицо майора.
— По какой причине закрыт мост? — переспросил Рощин.
— Мое распоряжение, майор. Так нужно! — уже хмуро ответил полковник.
— Японцы бомбили мост, одна болванка застряла в настиле. — пояснил кто-то из офицеров.
— Почему же вы ссылаетесь на распоряжение штаба армии? — спросил Рощин.
— Вам что угодно, майор? — вдруг рассердился Мурманский.
— Я офицер штаба армии. Имею задание члена Военного Совета к утру вывести всю эту артиллерию на огневые позиции. Сейчас мне необходимо знать, по каким соображениям закрыт мост?
— Вам ответили: в настиле застряла японская стокилограммовая бомба. Ухнет, не только от моста, от всей колонны ничего не останется. Нужно искать объезд, по мосту ехать нельзя.
— Сейчас посмотрим!
— Одного вас туда я не пущу, — преградил полковник путь.
—
Почему одного? Идемте вместе, — предложил Рощин.— Я имею в виду не себя, а специалиста-инженера, — сухо возразил Мурманский.
— Долго ожидать, обойдемся и без него, — заметил Рощин, сделав попытку обойти полковника и пройти на мост.
— Подождешь, майор! — уже с явным предостережением предупредил Мурманский. — Знаю, что делаю! За это я отвечаю!
— Там дивизию бьют. Какой толк в вашей ответственности!
— Он старше вас по должности!
— Ему завтра расстрел, если не выполнит приказ! — раздались возмущенные возгласы офицеров.
«С ним поцапаюсь, в крайнем случае под суд пойду. Не выведу артиллерию — труба!» — подумал Рощин.
В его памяти скользнули Новоселовка, генерал Николаенко, Валя, убитые бойцы…
— Товарищ полковник, всю ответственность я беру на себя! — уже грубо заговорил майор.
— Кругом марш! Разгильдяй! — выкрикнул Мурманский.
Рощин вздернул головой, словно от пощечины, и бросил взгляд на окружавших их офицеров.
— Сейчас поможем! — шепнул кто-то позади. По бокам у Мурманского выросли два подполковника.
— Пропустите, товарищ полковник! — проговорил один из них.
— Слышали: приказ члена Военного Совета!
— Это что же? — изумился Мурманский.
— Потом разберемся! — бросил Рощин уже на ходу. — Всем в укрытие… Федорчук, — за мной!
Бомба просела между двумя прогонами и повисла на хвостовом оперении. Доски настила вокруг нее были сорваны и обнажили метра на полтора вокруг мостовые опоры.
Рощин и Федорчук подобрались к бомбе. «Под мост не протолкнешь, да и опасно, — думал Рощин, чувствуя холодное, граничащее с безразличием спокойствие. — Хотя можно было бы опустить в воду на тросах. Интересно, куда меня отбросил бы взрыв? Может, оставить эту затею и попытаться найти объезд? Вода в полтора метра поднялась, какой объезд?»
— Товарищ майор, — оскалил зубы Федорчук. — Ей-богу, ничего не буде! Давайте я ее отнесу на берег? — шепотом предложил он.
«А что, если в самом деле попробовать вытащить и унести? — почувствовал тревожный холодок Рощин. — Раз не взорвалась от удара, может, не взорвется, если осторожно поднять…»
— Она, дьявол, тяжелая, — пробурчал Рощин, ощупывая холодный металл. — Да еще и засела. Пожалуй, не вытащим.
— Вытащу! Разрешите!
— Давайте попробуем, — согласился майор, перебираясь на прогоны, между которыми засела бомба.
— Нет, так не выйдет! — сейчас же воскликнул Федорчук. — Я сам, и не так… Вы уходите отсюда…
— Торгуйтесь! — сердито буркнул Рощин.
— Ремнями за хвост подлюку привязать, сделать петлю и на шею. У меня шея крепкая. То-о-варищ Земцов! — крикнул Федорчук. — Принеси два ремня!
Бомбу крепко затянули ремнями. Федорчук стал на прогоны, присел, посовал ногами по бревнам, и продел в ременную петлю голову.
— Ну господи боже ж мий, принимай в царство небесное! — прогудел он и напряг мышцы. Его бычья шея побурела, прогнулась, все тело мелко задрожало. Бомба туго, словно из резины, поползла вверх. Распрямившись, отчего метровая болванка смерти навалилась на грудь и живот, Федорчук растерянно взглянул на Рощина.
— Не выдно теперь, куда ставыть ногу, — виновато прохрипел он.