Тыл-фронт

— Проступок товарища Зудилина затрагивает честь всех командиров, — говорил Бурлов. — Зудилин приказал бойцу купить водки. Отдавать приказ, заставляющий бойца становиться на путь недостойного поведения, — значит совершать преступление. Калмыков обязан был выбирать: или самовольная отлучка и покупка вина, или невыполнение приказа Зудилина. Зудилин имеет за сравнительно короткое время уже два взыскания.

Наступило неловкое молчание. Наклонив головы, присутствующие старались не смотреть на Бурлова и Курочкина, Хорошавкин, как обычно, что-то чертил в блокноте. Рощин вертел карандаш.

«Не могут же, они его оправдывать? А молчат, — забеспокоился Бурлов, чувствуя какой-то просчет. — Надо было подготовить людей к этому… Чепуха! — сейчас же возразил он себе. — Кому нужна отрепетированная форма?»

— Что здесь судить? — нарушил молчание Грищенко. — Свалял дурака, пускай отвечает. Командиру батареи и вам дано право взыскивать.

— Здесь дело не только во взыскании, — возразил лейтенант Чупрунов. — А где честь командира?

— Можете представить, как на него смотрели бойцы, — вмещался Рощин. — Позор!

— Ты уж слишком! — возразил Володин. — Да еще заставлял стать на колени перед подчиненным!

— Который просидел в тюрьме два года, — добавил Зудилин.

Командиры заговорили все вместе. Курочкин нахмурился и встал.

— Больше порядка, товарищи командиры, — строго заметил он. — Это служебное совещание. Мы собрались, чтобы обсудить проступок своего товарища и помочь ему разобраться, — продолжал капитан, глядя на Зудилина. — Командир — лицо подразделения. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из вас верил, что за плохим командиром может стоять хороший взвод. Если командир взвода принуждает своего бойца пьянствовать…

— Неправда! — выкрикнул Зудилин.

Курочкин пристально посмотрел на Зудилина.

— Правда, товарищ Зудилин, — наконец проговорил он. — Приказать такому бойцу, как Калмыков, покупать водку, это сознательно толкать его на старую дорожку. А своим малодушием, прикрытым словами о чести, вы противопоставляете себя бойцам.

Осудили поступок Зудилина почти все командиры. Грищенко и Володин промолчали. Рощин выступал горячо.

— Я не оправдываю свою резкость по отношению к Зудилину, — заключил он. — Но низость, в какой бы форме она ни проявлялась, — есть низость.

Когда слово предоставили Зудилину, тот, облизнув сухие губы, проговорил:

— Я, товарищи, виноват. Прошу простить меня. Сегодняшний суд останется памятным на всю жизнь. Но извинения у Калмыкова просить не буду. Я не смогу этого сделать, — почти шепотом заключил он.

Приняли предложение Бурлова и Курочкина — задержать присвоение Зудилину очередного звания на один год.

Глава пятая

I

Порывистый низовой ветер перекатывал на болотах и пустырях белые волны. Попадая в затишье, снег сбивался в плотные сугробы с замысловатыми резными козырьками. Он взвивался в воздух, сверкая в лучах расплывшегося слепящим пятном солнца, алмазной пылью.

Поежившись от холода, генерал Савельев вышел из буксовавшей в занесенном кювете машины. Неодобрительно взглянув на суетившегося шофера, он свернул в просеку и направился в расположение полка. Помогавший шоферу адъютант бросил лопату и догнал командарма.

— Останьтесь с шофером. Вместе приедете, — приказал Савельев.

Если б не этот прохватывающий насквозь ветер, генерал даже обрадовался бы возможности пройтись. Такая неожиданность не часто выпадала на его долю, хотя он и постоянно разъезжал по двухсоткилометровому фронту, на котором занимала оборону армия. «Идти бы так, просто без цели, с ружьишком по следу русака. А еще лучше бы выспаться как следует». — Командарм поймал себя на «недозволенных» мыслях и ускорил шаг: впереди, растянувшись вдоль просеки, бойцы старательно сгребали снег. «Это что за волхвы?» — удивился Савельев. Поравнявшись с крайним бойцом, он спросил:

— С ветром воюете?

Прервав работу, боец испытывающе взглянул на Савельева, скользнул взглядом по вороту дубленой шубы, разыскивая петлицы. Не найдя их, предусмотрительно выпрямился и, приставив лопату к ноге, как винтовку, простовато проговорил:

— Снег убираем. Командарм должен приехать. Да, видно, в такую погоду не доберется…

«Какую глупость могут придумать взрослые люди!» — сердито подумал Савельев.

— Кто старший у вас?

— Во-он в шинели, старшина, — охотно доложил боец.

Обходя работавших, Савельев направился к старшине. Тот узнал его еще издали и зычно крикнул:

— Отставить работу! Равнение на середину!

Стараясь твердо ступать по сугробам, подошел к Савельеву.

— Товарищ генерал! Команда бойцов убирает снег. Докладывает старшина Кремляков.

— Здравствуйте, товарищ Кремляков, — поздоровался Савельев, подавая руку. — Не рано ли за расчистку взялись?

— Вообще, товарищ генерал, рановато. Завируха не кончилась, наметет опять.

— А зачем надумали убирать сейчас?

— Вас собирались встречать, — признался старшина. — Ждали часика через два.

— Кто распорядился? — нахмурился Савельев.

— Начальник штаба. Он и сам был здесь.

— Доложите ему, что я приказал людей отправить на занятия.

— Есть доложить — людей отправить на занятия! — козырнул старшина.

На широкой опушке к Савельеву, запыхавшись, подбежал командир полка майор Свирин. Выслушав его рапорт, командарм строго спросил:

— Из окопов, по всей вероятности, не пытались убирать снег?

— Нет, товарищ генерал, — признался Свирин. — Днем нельзя, снег нужно выносить в закрытые места. Японцы не любят, когда наш боец покажется: стреляют. А ответ послать нельзя…

— Для бойцов не нужно? А для меня дорогу расчищать? — Свирин виновато молчал. — Ну что же, пойдемте осмотрим боевые порядки второго батальона.

— Днем опасно, товарищ генерал, — предупредил Свирин.

Но командующий молча направился в сторону границы. Свирин недовольно вздохнул и, приказав передать о прибытии генерала командиру дивизии, вызвал четырех рослых бойцов в белых маскировочных халатах: