Тысяча миль в поисках души

Конечно, сейчас земляки Купера уже не считают литературный труд «баловством». Но спросите любого жителя Куперстауна: чем знаменит его город? И он ответит: прежде всего тем, что в 1839 году здешний парень Абнер Даблдэй изобрел спортивную игру бейсбол. Да, да, леди и джентльмены, именно отсюда пошла по Америке игра, напоминающая старинную русскую молодецкую забаву — лапту. Здесь родился отец бейсбола великий Даблдэй, и тем вечно будет славен Куперстаун! Писатель Фенимор Купер? Да, кстати, и Купер здесь жил, если вас это интересует.

В 1939 году здесь был торжественно открыт. Дворец бейсбольной славы… Это замечательный дворец. Почти храм. Мрамор. Колонны. Золото и серебро. Сотни кубков. Портреты знаменитых игроков. Автографы президентов США на бейсбольных битах и мячиках. Боже мой, да есть ли в Америке хоть один болельщик, не мечтавший поглазеть на все эти сокровища?

Но не одним «Дворцом бейсбола» славен Куперстаун. Здесь на обозрение туристов (входная плата 2,5 доллара) выставлено каменное подобие человека ростом свыше 3 метров и весом больше тонны. Рассказывают, что в 1869 году на это чудище наткнулись, копая в огороде колодец. «Окаменевший гигант!… Огромный древний человек!» — закричали газеты. И пошло-поехало! Туристы вытоптали огород, но хозяин не обижался: доллары текли в его карман ручьем. Посмотреть на таинственную находку приезжали даже из Канады. Ученые разделились. Одни в изумлении покачали головами, другие горячо доказывали, что это грандиозный розыгрыш… Последние оказались правы. Уже после смерти хозяина огорода в надувательстве признались и каменотесы, и рабочие, копавшие колодцы.

Сейчас Куперстаун живет в основном за счет туристов. Я спрашивал: что вас сюда привело? Туристы отвечали: «Дворец бейсбола», Каменный гигант… Озеро и окрестные леса… И лишь врач из Бостона, приехавший сюда с двумя сыновьями-подростками и восьмилетней дочерью, сказал:

— Мы решили провести день с Фенимором Купером. Дети давно просились сюда.

Бостонец поделился со мной своим разочарованием: в Куперстауне нет музея Фенимора Купера. Мы долго искали могилу писателя. Нас отсылали на лужайку около школы, но там была не могила, а памятник Куперу, воздвигнутый, как и скульптура охотника Бумпо, на средства, собранные американскими литераторами.

На кладбище уже на исходе дня вас привел Джон — Спешащая Черепаха. На невысоком холме стоит маленькая церквушка. Кругом сосны и березы. На могильной плите выбито: «Джеймс Фенимор Купер. 15 сентября 1789 г. — 14 сентября 1851 г.».

— Вот мы и побывали у тебя в гостях, — сказал доктор. Его сыновья склонили головы. Девочка, держась за руку отца, не отрываясь, смотрела на Джона. Наверное, она впервые в жизни видела живого индейца. А он, сидя на пеньке, поглаживал искалеченную ногу и с какой-то сдержанной печалью на смуглом лице вслушивался в шум подступающего к кладбищу леса. Сейчас в его облике было что-то от тех индейцев, которые населяют книги Фенимора Купера… — (Одинокая, лишенная хвои сосна на просеке бледнолицых»,— вспомнились мне слова мудрого Чингачгука, отца храброго Ункаса, последнего из могикан.

Мои ковбои из Сан-Антонио

Меня разбудил шум за окном. Сквозь нейлоновые шторы в комнату отеля продирался рассвет. Два человека стояли за шторами на подоконнике и целились в меня из пистолетов.

Это были ковбои. В приоткрытое окно ворвался ветер, шевельнул шторы, и неожиданно ковбои стронулись с места, разом шагнули с подоконника, но не опустились на пол, а так и повисли в воздухе, и тогда я понял, что они просто нарисованы на шторах.

Ощутив неясную тревогу, я позвонил вниз и спросил у клерка, что происходит на улице.

— О, ничего особенного, мистер! — отозвался клерк. — Небольшой пожар в квартале от нас. Совсем маленький пожар. На такие у нас в Техасе не обращают внимания.

— А что горит?

— Небоскреб страховой компании, мистер. Совсем плевый пожар, не на что посмотреть. Просто позор, что они так расшумелись из-за пустяка.

Заснуть я больше не мог. Когда по стене соседнего дома поплыли желтые солнечные пятна, я оделся и спустился вниз.

В центре холла звонко журчал фонтанчик, подсвеченный зелеными и розовыми лампочками. У фонтана оспиной ко мне стоял ковбой. Точно такой, как на шторах в моем номере, но живой, да еще в подтяжках. Он кормил красноперых рыбок в бассейне. Его светлая нейлоновая куртка висела на спинке кресла.

— Разве это рыба? — обиженным голосом сказал ковбой. — Мелюзга.

Стряхнув с ладони последние крошки, он повернулся ко мне. Это был рослый красивый техасец лет тридцати пяти. Мне показалось, что я где-то видел его. Может быть, его портрет был в иллюстрированном журнале? А может, он просто похож на одного из киногероев? Высокий лоб, индейский нос с горбинкой, квадратный подбородок с ямочкой.

— У вас как рыбу измеряют? — неожиданно спросил он меня. — На вес или в длину?

— И так и эдак, — растерянно ответил я.

Мой акцент выдал меня. Ковбой понял, что я не техасец.

— А у нас в Техасе — расстоянием между глаз, — с вызовом сказал он. — Меньше четырех дюймов между глаз — это не рыба.

Он настороженно помолчал, ожидая смеха. На всякий случай я поспешил изобразить изумление.

— Потрясающе! — ахнул я.

Обескураженный моей реакцией, он задумчиво почесал лоб, и я увидел коричневую кобуру маленького плоского пистолета, висящую на ремешках под мышкой.

— Вы из Европы? — спросил он, надевая куртку и затягивая на груди застежку-«молнию».

— Вы угадали.

Он протянул мне пачку сигарет и проговорил снисходительно:

— Больше вопросов нет. Я не спрашиваю вас, кто вы и из какой страны. У нас в Техасе есть такая старинная песенка про болтливого ковбоя и о том, как плохо он кончил:

Четверо ковбоев сидели у костра. Четверым ковбоям было скучно И тогда один придумал шутку: «Пусть расскажет каждый, кто он и откуда», …Трое ковбоев сидели у костра, А за их спиной чернел могильный холмик…

Наша беседа с ковбоем (я уже запросто называл его Джоном, а он меня Борисом) продолжалась в кафе напротив отеля. Когда официантка принесла нам по четвертой чашке кофе, я уже знал, что по меньшей мере девять апостолов Христа из двенадцати были техасцами, что в Техасе нефти больше, чем воды, коров больше, чем людей, а хорошеньких девушек и миллионеров больше, чем во всех остальных штатах, вместе взятых. Один из них — известный скотовод, страдающий, по-видимому, комплексом неполноценности, — купил в Италии средневековый замок, приказал доставить его в родной штат и водрузить посредине своего коровьего королевства. Другой техасский оригинал — известный нефтяник — пытался купить, в Париже Эйфелеву башню, чтобы украсить ею новую скважину.

Из-за стола мы встали друзьями.

С грациозным полупоклоном он распахнул передо мной дверцу своего «шевроле» и пообещал показать город.

Горячий, сухой ветер, прилетевший из Мексики, рыскал по улицам Сан-Антонио, шелестел мохнатыми пальмами, морщинил воду в Сан-Антонио-ривер. Солнечные зайчики рыгали по осколкам стекла на тротуаре у подножия небоскреба страховой компании. Двое негров длинными швабрами сгоняли зайчиков в кучу.

По Буэнависта-стрит парами, группами, толпами бродили солдаты. В форме песочного цвета, цвета речной тины, голубого, темно-синего, оливкового, стального. В пилотках, фуражках, бескозырках, шляпах, беретах. От нарукавных эмблем рябило в глазах: красные пучки молний на черно-бархатном фоне, оранжевые морды тигров, крылатые золотые кони, серебряные перекрещенные кинжалы, парашюты, самолеты, ракеты.