Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
«Иностранный кодекс чести», — думает Широяма и приказывает писцам пропустить сказанное.
— Заместитель директора Фишер знает о том, что вы его не поддерживаете?
Кленовый лист, сорванный ветерком, — огненный, широкий, растопыренный, — ложится рядом с магистратом.
— Заместитель директора Фишер видит и слышит только то, что хочет видеть и слышать, ваша честь.
— Директор ван Клиф не посылал вам никаких инструкций?
— Мы не получали ничего. И пришли к очевидному выводу.
Широяма сравнивает прожилки на листе с венами на кистях.
—
Де Зут удивлен вопросом, но дает детальный ответ Ивасе.
— Директор де Зут предлагает две стратегии: обманный маневр и силу. Обманный маневр включает в себя вступление в затяжные переговоры с фальшивым договором в конце. Достоинство этого плана в отсутствии кровопролития. Недостаток — англичане хотят сделать все быстро, до наступления зимы в Северном Тихом океане, и они уже встречались с такой стратегией в Индии и на Суматре.
— Значит, силой, — кивает Широяма. — Как можно захватить фрегат, если у нас нет своего фрегата?
Де Зут спрашивает:
— Сколько солдат у вашей чести?
Магистрат сначала говорит писцам, чтобы они перестали записывать. Затем приказывает им выйти.
— Сто, — признается он де Зуту. — Завтра будет четыреста, скоро — тысяча.
Де Зут кивает.
— Сколько лодок?
— Восемь сторожевых, — отвечает Томине, — у береговой охраны.
Затем де Зут спрашивает: может ли магистрат реквизировать рыбацкие и грузовые лодки в бухте и по всему побережью?
— Представители сегуна, — отвечает Широяма, — могут реквизировать все.
Де Зут рассказывает Ивасе, а тот переводит: «Мнение исполняющего обязанности директора такое: тысяча хорошо обученных самураев легко победят врага на земле или на борту фрегата, но проблема перевозки неразрешима. Пушки фрегата уничтожат флотилию прежде, чем самураи приблизятся к кораблю. Более того, морские пехотинцы «Феба», располагают новейшими… — Ивасе использует голландское слово «ружьями», — …мушкетами, у которых пороховой заряд в три раза больше, и заряжаются они гораздо быстрее».
Пальцы Широямы разрывают кленовый лист.
— Значит, нет никакой надежды на захват корабля силой?
— Корабль нельзя захватить, — отвечает де Зут, — но бухту можно запереть.
Широяма бросает быстрый взгляд на Ивасе, подозревая, что голландец сказал неправильное слово по- японски, но де Зут, продолжая речь, теперь обращается к переводчику на голландском языке. Его руки показывают цепи, стену, лук и стрелу. Ивасе уточняет несколько терминов и поворачивается к магистрату:
— Ваша честь, исполняющий обязанности директора предлагает воздвигнуть, как это называют голландцы, «понтонный мост»: мост, сделанный из связанных вместе лодок. Двухсот, думает он, будет достаточно. Лодки должны быть реквизированы в деревнях вне бухты и собраны у горла — связаны вместе с одного конца к другому, чтобы образовать плавающую стену.
Широяма представляет себе эту картину.
— Разве военный корабль не сможет ее пробить?
Исполняющий обязанности директора понимает и обращается к
Ивасе на голландском:— Де Зут — сама говорит, ваша честь, что военный корабль, чтобы пробиться сквозь понтонный мост, должен опустить паруса. Материя парусов связана из пеньки и часто пропитана маслом, чтобы не намокала. В сезон теплой погоды, как сейчас, промасленная пенька легко возгорается.
— Горящие стрелы, да, — понимает Широяма. — Мы можем спрятать лучников в лодках…
На лице де Зута читается неуверенность:
— Ваша честь, если «Феб» загорится…
Широяма вспоминает рассказанный миф:
— Как солнечная колесница!
«Если этот план удастся, — думает он, — нехватку солдат могут простить».
— На «Фебе» многие моряки, — объясняет де Зут, — не англичане.
«Такая победа, — заглядывает в будущее Широяма, — может принести мне место в Совете старейшин».
Де Зут беспокоится:
— Должны быть обеспечены условия почетной сдачи в плен.
— Почетной сдачи в плен не бывает. — Широяма хмурится. — Мы в Японии, исполняющий обязанности директора.
Глава 37. КАЮТА КАПИТАНА ПЕНГАЛИГОНА
Примерно шесть часов вечера 19 октября 1800 г.
Темные облака сгущаются, и сумерки наполнены насекомыми и летучими мышами. Капитан узнает европейца, сидящего на носу сторожевой лодки, и опускает подзорную трубу.
— Посол Фишер подплывает к нам, мистер Толбот.
Третий лейтенант ищет правильный ответ:
— Хорошие новости, сэр.
Вечерний бриз, пахнущий дождем, шуршит страницами книги расходов.
— «Хорошие новости» я как раз ожидаю услышать от посла Фишера.
Отделенный от корабля милей спокойного моря, Нагасаки зажигает светильники и закрывает окна.
Гардемарин Малуф стучится в дверь и просовывает в щель голову:
— Поздравления от лейтенанта Хоувелла, сэр: мистера Фишера везут к нам.
— Да, я знаю. Скажите лейтенанту Хоувеллу, чтобы он сразу провел мистера Фишера в мою каюту, как только тот поднимется на борт. Мистер Толбот, передайте майору Катлипу: мне нужны несколько морских пехотинцев с заряженными ружьями, на всякий случай…
— Есть, сэр, — Толбот и Малуф убегают на молодых подвижных ногах.
Капитан остается с подагрой, подзорной трубой и закатом.
На берегу зажигают факелы на сторожевых башнях, в четверти мили за кормой.
Через минуту — две в дверь стучится хирург Нэш — каким-то своим, особенным стуком.
— Заходите, господин хирург, — говорит капитан, — вы вовремя.
Нэш входит, в этот вечер он хрипит, как порванные мехи.
— Подагра — это ингравесцентный [112] крест, который приходится нести страдальцам, капитан.
112
Ингравесцентный — от английского ingravescent (букв, утяжеляющийся)