Тысячеликий герой
Шрифт:
«Клянусь Аллахом, если вы хотите услышать правду, – сказал он, – эти двое равной красоты. Я не могу сделать выбор между ними еще и потому, что это мужчина и женщина. Но у меня возникла другая идея. Давайте по очереди разбудим их, так чтобы другой об этом не знал, и того из них, кто будет больше очарован, можно признать менее прекрасным».
На том и порешили. Дахнаш превратился в блоху и укусил Камар-аз-Замана в шею. Очнувшись ото сна, юноша потер укушенное место, сильно почесал его из-за жгучего зуда и между тем немного повернулся набок. Он увидел, что рядом с ним лежит кто-то, чье дыхание слаще мускуса, а кожа – нежнее крема. Он удивился, присмотрелся к тому, кто был рядом с ним, и увидел, что это девушка, подобная жемчужине или сияющему солнцу, подобная куполу, осеняющему прекрасно возведенную стену.
Камар-аз-Заман попытался разбудить ее, но Дахнаш сделал сон девушки глубже. Юноша потряс ее. «О моя любимая, проснись и взгляни на меня», – сказал он. Но та даже не пошевельнулась.
Будур же повела себя иначе, чем Камар-аз-Заман. Она не предполагала и не боялась, что кто-нибудь наблюдает за ней. Кроме того, Маймуна, которая разбудила ее, со своим женским коварством высоко взобралась по ее ноге и сильно укусила в то место, что пылает жаром. Прекрасная, благородная, восхитительная Будур, увидев рядом с собой мужчину и обнаружив, что он уже взял ее кольцо, будучи не в силах ни разбудить его, ни представить, что он сделал с ней, охваченная любовью, возбужденная откровенной близостью его плоти, потеряла всякий контроль и дошла до высшей точки откровенной страсти.
Вожделение жгло ее, ибо желание женщин намного сильнее желания мужчин, и она устыдилась своего собственного бесстыдства. Затем она сняла с пальца юноши его перстень с печатью и надела на свой палец, вместо того кольца, что взял он, поцеловала его в губы, поцеловала его руки и не оставила ни одного места на нем, не поцеловав его; после чего прижала его к своей груди, обняла, положив одну руку ему на шею, а другую в подмышку, и так прильнув к нему, она заснула.
Таким образом, Дахнаш проиграл спор. Будур вернули в Китай. На следующее утро, когда молодые люди проснулись, разделенные целым азиатским континентом, они стали глядеть по сторонам, но никого не находили рядом с собой. Они призывали своих придворных, колотили их и крушили все вокруг себя, совершенно обезумев. Камар-аз-Заман слег в изнеможении, его отец, царь, сел у него в изголовье, плача и рыдая над ним, не оставляя его ни днем ни ночью, а принцессу Будур пришлось приковать железной цепью за шею к одному из окон ее дворца. [334]
334
Из Burton, op. cit., III, pp. 231–56.
Встреча и расставание, сопровождаемые дикой страстью, типичны для любовных мук. Ибо когда сердце стремится к суженому, не внемля увещеваниям, велики и мучения, и опасности. Но здесь в события вмешиваются силы, неподвластные обыденному разуму. Плоды тех событий, которые стали происходить в самых отдаленных уголках мира, постепенно сближаются и происходят чудесные совпадения, благодаря которым неизбежное свершится. Кольцо – это талисман, которое осталось от встречи одной части души с другой в том месте, где к герою возвращаются воспоминания, и оно означает, что сердцу дано было осознать там то, что упустил Рип ван Винкль, и бодрствующий ум не противопоставляет реальность высшего мира реальности повседневности. Это знак того, что теперь герой должен два мира воссоединить.
А затем в истории о Камар-аз-Замане нам долго рассказывают о том, как медленно и чудесно осуществляется судьба, которую пробудили к жизни. Судьба дается не каждому, а лишь герою, который погрузился в бездну, чтобы соприкоснуться с ней, и вынырнул снова – обрученный с нею кольцом.
5. Властелин двух миров
Свобода перемещаться в любом направлении через границу миров, из мира, где течет время – в безвременные глубины и снова возвращаться из них, не оскверняя принципы одного мира принципами другого, но при этом позволив разуму познать один посредством другого – для этого требуется мастерство. Тот, кто исполняет космический танец, говорит Ницше, не стоит инертно на одном месте, а радостно и легко кружится и перепрыгивает с одного места на другое. Можно говорить только из одной точки, но это не умаляет просветленного знания об остальных.
Мифы редко описывают таинство быстрого перехода с помощью одногоединственного образа. Но если такое все же происходит, такой момент становится драгоценным символом, исполненным глубокого смысла, требующим бережного отношения и осмысления. Например, таким моментом является Преображение Господне.
По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними и просияло лице Его как солнце, одежды же Его сделались белыми как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: «Господи хорошо нам здесь быть, если хочешь, сделаем здесь три кущи. Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии». Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их, и се, глас из облака глаголющий «Сей
есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте». И услышавши, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус приступив коснулся их и сказал: «Встаньте и не бойтесь». Возведши же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса. И когда сходили они с горы, Иисус запретил им, говоря никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. [335]335
От Матфея, 17:1–9.
Здесь целый миф сконцентрирован в одном эпизоде: Иисус – это провод-ник, сам путь, видение и спутник возвращения. Ученики – это его последователи, им самим таинство недоступно, и все же им открывают таинство единения двух миров в одно целое. Петр был так напуган, что начал говорить что-то невнятное. [336] Плоть растворилась перед их глазами, чтобы явить Слово. Они упали на лица свои, и, когда поднялись, дверь снова закрылась.
Следует заметить, что этот момент свершения вечности гораздо более значителен, чем романтические представления Камар-аз-Замана о его личной судьбе. Здесь мы оказываемся свидетелями не только мастерского перехода и возвращения через порог миров, но также и гораздо более глубокого проникновения в глубины. Главный смысл видения о преображении Христа – не индивидуальная судьба, потому что свидетелями откровения стали три человека, а не один; и значение его нельзя сводить к чисто психологическому. Его, безусловно, можно не учитывать. Мы можем усомниться в том, что такая сцена в действительности когда-либо имела место. Но это ничего для нас не меняет, так как сейчас нас интересуют проблемы символизма, а не историчности. Нас не особенно волнует, были Рип ван Винкль, Камар-аз-Заман или Иисус Христос реальными историческими личностями или нет. Нас интересуют не их истории, а «истории про них» и такие истории настолько широко распространены по всему миру – в разных странах и о разных героях, что вопрос о том, был ли тот или иной герой универсальной темы реальным человеком, может иметь лишь второстепенное значение. Преувеличение значимости этого исторического элемента привело бы нас к путанице, оно попросту может размыть истинный смысл этих посланий.
336
Определенный элемент комической разрядки можно видеть в наивном проекте Петра (который он выпалил не задумываясь в тот момент, когда видение было перед его глазами) – утвердить невыразимое в каменном основании. За шесть дней до этого Иисус сказал ему: «ты – Петр [камень], и на сем камне Я создам Церковь Мою», – затем немного позднее: «думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (От Матфея, 16:18, 23).
В чем же тогда смысл образа преображения? Вот вопрос, который мы должны задать себе. Но чтобы уловить их универсальный смысл, а не рассматривать с узко сектантской позиции, нам лучше рассмотреть еще один, не менее известный, пример подобного архетипического события.
Вот отрывок из индуисткой «Песни Бога», Бхагавадгиты. Бог, прекрасный юноша Кришна, является воплощением Вишну, Вселенского Бога; принц Арджуна его ученик и друг.
Арджуна сказал: «Если ты полагаешь, что я могу созерцать Твою космическую форму, о мой Господин, повелитель всех мистических сил, будь же милостив, яви мне Свою безграничную вселенскую сущность».
Бог ответил:
Мой дорогой Арджуна, сын Притхи, о созерцай же теперь мое великолепие, сотни тысяч разнообразных божественных и многоцветных форм. О лучший из Бхарат, узри различные проявления Адитий, Васу, Рудр, Асвини-кумар и всех остальных полубогов, которых до тебя никто не видел и о которых никто никогда не слышал. О Арджуна, что бы ты ни захотел увидеть, все это есть в моем теле. Эта вселенская форма может показать тебе все, что ты пожелаешь увидеть сейчас и что ты захочешь увидеть в будущем. Все – движущееся и неподвижное – находится здесь, в одном месте. Но ты не можешь видеть меня своими нынешними глазами, поэтому я наделяю тебя божественным зрением. Узри мое мистическое могущество.
Сказав это, великий Бог йоги открыл Арджуне свой высший облик, облик Вишны, Бога Вселенной: с множеством ликов и очей, представляющий множество дивных зрелищ, увенчанный множеством небесных украшений, вооруженный множеством поднятых вверх божественных оружий; облаченный в небесные гирлянды и одежды, умащенный небесными благовониями, прекрасный, великолепный, безграничный, с лицами, глядящими во все стороны. Если бы сияние тысячи солнц вспыхнуло одновременно в небе, то было бы это подобно ослепительности Могущественного. И тут в лице Бога из богов Арджуна увидел всю вселенную с ее множеством частей, собранных в единое целое. Затем Арджуна, охваченный изумленьем, так, что волосы на его голове встали дыбом, склонил голову перед Богом, соединил ладони в приветствии и обратился к Нему: