У истоков Броукри

– Тебе не пора домой? – Спрашивает она и переводит на меня невидящий взор. – Ты ведь пропускаешь все веселье. Я помню званые ужины. Любила их. Могла выбирать себе туалет часами. А сколько всего происходило на этих званых ужинах, Адора. Никогда и не знала, чем закончится вечер.

Я задыхаюсь, отхожу назад и моргаю. Что она имеет в виду? Что пытается сказать? В ушах звенит. Я растерянно осматриваюсь, а затем прикрываю ладонями рот: неужели я потеряю сегодня отца?

Я срываюсь с места. Вырываюсь из палаты и натыкаюсь на ребят в коридоре. Они в ту же секунду подходят ко мне, будто собираются подхватить на руки, если я неожиданно свалюсь вниз. Но я нахожу в себе силы бежать дальше.

– Что происходит? – Взволнованно спрашивает Эрих. – Куда ты несешься?

– Домой.

– Но зачем…

– Эрих, не спрашивай, просто шевелись!

– Что она тебе сказала?

Молчу. Не знаю, как объяснить Ривера, что его лучший друг убийца. Грудь пылает, а перед глазами стоит улыбающееся лицо Хельги. Я пытаюсь выкинуть его из головы, но не выходит. Ноги трясутся. Достаю телефон и набираю номер Мэлота.

– Черт! – Вспыхиваю я, когда брат не берет трубку. Наверно, не слышит. Мы должны спешить, мы должны добраться до отца быстрее, чем Марко. Но что, если он уже там? Что если он …

Нет. Встряхиваю волосами и поджимаю губы. С отцом все будет в порядке. Я успею. Мы выбегаем на улицу и замираем на перекрестке.

– Эрих, я должна попасть домой, как можно быстрее. – Серьезно смотрю на парня и беру его за руку. – Надо срезать.

– Но там карнавал.

– Нас не узнают, - говорит Конрад. – Смешаемся с толпой. Но что происходит? Куда ты так несешься, принцесса?

– Я потом расскажу.

– Нет, расскажи сейчас. – Требует Эрих. – Что сказала Хельга?

– Она сказала…, - я поправляю волосы, - сказала, что…

Я не могу. Глаза Ривера безумно красивые, и они прожигают меня недоумением, а я, как ни стараюсь, не могу выдавить из себя правду. Парню будет больно.

– Убийца на вечере, и его цель – мой отец. – Отрезаю я. – Нужно торопиться.

– Что? – Удивляется Конрад. – Что ты сказала?

– Потом поговорим, господи, пожалуйста, мы должны бежать!

Ривера недовольно выдыхает, но все же срывается с места. Он хватает меня за руку и тащит за собой вдоль темного переулка. Вскоре мы оказываемся на шумной улице, где так много людей, что едва ли можно протолкнуться. Повсюду разносится громкая музыка, не утихают вспышки фейерверков. В панике морщусь и сжимаю ладонь Эриха изо всех сил, будто бы сумасшедшая. Меня толкают, пинают из стороны в сторону, словно неживую, и я еле сдерживаю всхлипы, томящиеся в груди. Мне жутко страшно.

Мой отец – не пример того, каким должен быть отец. Наши отношения – не пример того, какими должны быть отношения. Если бы я могла уйти, я бы ушла, и если бы он мог забыть обо мне, он бы забыл. Но по какой-то странной и необъяснимой причине меня это не волнует. Все становится абсолютно неважным. Он вправе не любить меня, да, так ведь бывает! И родители не любят детей по причине или без – такое случается. Но это никак не значит, что его не могу любить я. Злого и плохого, ужасного, жестокого, отстраненного и совсем не такого, каким я хотела бы его видеть – но единственного. У меня один отец. И я не хочу его потерять.

Мы прорываемся через толпу, держась друг друга. Бофорт дышит мне в спину, а я не отпускаю ладонь Эриха. Когда мы оказываемся на свободе, и сумасшедшие картинки лиц, чудовищ остаются позади, я не могу ровно стоять на ногах. Крутящиеся огненные шары стоят у меня перед глазами. Я до сих пор слышу крики горожан, их смех и эту музыку. Я, будто бы пребываю в трансе. И до дома тоже плетусь, едва различая дорогу под ногами. Мы оказываемся у поместья в кромешных сумерках. Конрад тянет меня к входу, а Ривера застывает и покачивает головой.

– Меня не пустят.

Я цепляюсь за эту возможность, как за последний шанс уберечь парня от правды. Да, рано или поздно он узнает, что убийца – Марко. Но я знаю, чувствую, что должна молчать столько, на сколько хватит сил.

– Мы справимся. – Киваю я. – Лучше возвращайся домой.

– Возвращайся домой? – Не веря, переспрашивает Эрих. – Я не отпущу тебя одну. Ты говоришь, там убийца, так ведь?

– Просто…

– Что происходит? Я не идиот, Адора. Что тебе сказала Хельга?

Поджимаю губы. Мы глядим друг на друга, а я продолжаю сдерживать это чувство в груди кинуться вперед и прижать парня к себе. Близко-близко.

Я не отвечаю, и тогда он недовольно кивает.

– Хорошо. Я зайду через твою комнату.

– Эрих…

– Встретимся внутри.

Он не спрашивает. Он сообщает.

Ривера исчезает в темноте, а я опустошенно опускаю плечи. Не хочу, чтобы он узнал правду. Не хочу, чтобы ему было так больно.

– Каким образом он собирается проникнуть в дом через твою спальню? И почему это прозвучало так повседневно?

Не слушаю парня. Наплевать на его ревность, на его шутки. Сейчас не это важно!

– Черт, - ударяю себя ладонь по лбу, - что же это.

– В чем дело, принцесса?

– Убийца – Марко. Понимаешь? Конрад, это Марко Дамекес убил Стюарта, и едва не убил Лиз! – Выдыхаю и несусь к входу. Бофорт бежит за мной. – Как сказать? Как сказать об это Эриху? Он ведь его лучший друг.

– Не могу поверить. Дамекес? Сукин сын! И он сейчас здесь?

– Да. Мы должны найти его.

– Но почему он? Не могу поверить!

– Давай отыщем Марко до того, как он сделает что-то с моим отцом.

– Хороший план.

Дома царит опьяняющая атмосфера покоя, залитая шампанским и дорогим вином. В длинных, шикарных платьях женщины обсуждают других женщин, а мужчины, едва стоя на ногах, не обсуждают других мужчин, но обсуждают женщин.

Оркестр играет что-то быстрое. Люди улыбаются, курят, а над их головами вьются облака из белого дыма. Предвыборная кампания – приманка. Суть сегодняшнего вечера подкупить как можно больше людей дорогой выпивкой, но, что самое смешное – все здесь это прекрасно понимают, и никому нет дела до высшей цели.

Моя мать выглядит так, словно она прекрасная скульптура: высокая и неповторимая. На ней прилегающее голубое платье – не совсем тонкий намек на голубую кровь – волосы подобраны к верху, а на шее шикарное ожерелье, переливающееся в свете ламп. Каждая в этом зале хочет быть моей матерью. Женщины думают, что она достигла пика свободы, и ее жизнь протекает на вершине наслаждений. Они ошибаются, но они никогда об этом не узнают. Все эти декорации, весь этот вечер – ложь, обернутая в прелестную упаковку, а в чем мои родители и знают толк, так это во лжи. Безоговорочно.