У каждого свой путь.Тетралогия

Марина почувствовала — его руки, до этого спокойно лежавшие на ее груди, упали. В полумраке вертолета заметила, как потемнели бинты на месте глазниц. Догадываясь о его мыслях и ругая себя за то, что фактически призналась, она наклонилась к его уху:

— Олег, я люблю тебя. Мне вдвое больнее, что именно я стала причиной твоей беды. Ты ненавидеть меня должен!

Слова звучали искренне и полковнику захотелось поверить. Он облегченно вздохнул:

— Маринка, да ты что! Не вини себя. Это я, старый разведчик, видевший неоднократно портрет Горева, должен был заметить его. Я вообще его не видел, а ты вспомнила. Ты, правда, собираешься выйти за меня замуж не из жалости?

Она украдкой поцеловала его губы:

— Правда.

Его отогревшиеся ладони легли на ее талию. Степанова обратила внимание на чуть лукавую улыбку появившуюся на губах Шергуна. Спросила, уткнувшись в его ухо и слегка прижавшись к нему:

— Что это вы, господин полковник, так странно улыбаетесь?

Олег украдкой передвинул одну руку под бушлатом ей на грудь, погладил и прошептал в ответ:

— Я очухался! Слабость слабостью, слепота слепотой, но с тобой снова себя мужиком чувствую…

Степанова рассмеялась в ответ, к удивлению контрактников. Это получилось у нее естественно, хотя душа в тот момент плакала от горя, а в мозгах промелькнуло: «Господи, прости меня за эту ложь! Неужели я никогда не смогу стать счастливой? Как стыдно лгать Олегу! Он не заслужил…».

Вертолет приземлился в Моздоке. Маринка вновь улеглась на носилки, набросив на лицо белые бинты. Ее и Шергуна унесли в небольшое помещение при аэродроме, где они оставались вдвоем долгое время. Олег сел на носилках сразу, едва его внесли в комнату и попросил:

— Марина, мне надоело лежать и чувствую я себя значительно лучше, чем ночью. В общем, собираюсь лететь до Москвы сидя!

— Согласна. Но в самолет тебя все же внесут.

Ждать пришлось больше трех часов. Степанова успела накормить Шергуна обедом и он оживился еще больше. Расспрашивал ее о детях, о родителях, о деревенской жизни. Женщина с удовольствием вспоминала о собственном детстве, о сыне и дочери. В ответ расспрашивала его обо всем. Во время их оживленной беседы дверь бесшумно отворилась.

Степанова резко обернулась, почувствовав колебания воздуха, готовая дать отпор. На пороге стояла медсестра со шприцем в руках. Марина все поняла и молча кивнула, глядя на Шергуна. Когда незнакомая рука взялась за кисть полковника, он резко отдернул руку и прижав к себе, спросил:

— Марина, кто это?

Она дотронулась до его пальцев:

— Ты понял, что тебя тронул чужой человек?

— Я знаю твои руки. Кто это?

Женщина ответила сама:

— Я медсестра, главврач просил сделать вам укол в одиннадцать…

Полковник протянул руку, чутко прислушиваясь к звукам. Степанова видела это по напряженному подбородку и тихо сказала:

— Олег, я здесь. — Взяла другую его ладонь и чуть пожала. Кисть сразу расслабилась и она поняла, что он успокоился. Когда медсестра вышла, Марина спросила: — Олег, ты узнаешь меня по прикосновению?

Он повернул голову на голос и задумчиво сказал:

— Узнаю… Только не понимаю, как?

Она предложила:

— Хочешь проверим, узнаешь ты меня или нет среди нескольких людей?

— Давай!

Степанова выскочила из комнаты. Минуты через три вернулась в компании восьми человек. Трое были женщинами, остальные пилоты. Все молчали. Марина спросила:

— Ты готов?

Полковник кивнул. Один за другим к нему подходили люди, ласково (так просила Марина) дотрагивались до подбородка и отходили. Мужчины дотрагивались мизинцем. Полковник пять раз дал отрицательный ответ, но когда Степанова дотронулась до него, он схватил ее за руку:

— Марина!

Остальные женщины, прошедшие мимо Шергуна, ошеломленно спросили:

— Как вы ее узнали?

— Не знаю. Ее руки самые нежные…

Они снова остались одни. Шергун молчал, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Марина смотрела на его забинтованную голову. Перед глазами встало лицо Кости. Она переборола себя:

— Олег, что ты слышишь?

Он вслушивался в звуки минуты две, затем ответил:

— Разговор двух парней, мотор грузового автомобиля, какой-то странный свист и музыка…

Женщина молчала, продолжая задумчиво смотреть на мужчину. Полковник забеспокоился. Он закрутил головой, пытаясь узнать, где она находится, но ничего не услышал. Тревожно спросил:

— Марина, ты здесь?

Она подошла и села рядом, приобняв за плечи:

— Здесь, мой хороший! Не бойся, я не уйду.

Шергун обхватил ее за плечи руками, притиснул к себе и сказал:

— Марина, я страшный эгоист! Я боюсь остаться без тебя даже на минуту!

Они летели в самолете молча. За всю дорогу не сказали друг другу ни слова, да и разговаривать из-за шума было тяжеловато. Олег прижался к ее плечу своим, держался за ладони Марины и молчал. Он впервые не боялся показаться слабым. Женщина поглаживала его пальцы, а перед глазами вновь и вновь всплывало лицо подполковника Силаева. Такое, каким она видела его в последний раз, грустно-задумчивым…

Вместе с генерал-полковником Брединым, увезли Шергуна в госпиталь Бурденко. Спустившемуся в приемный покой доктору, Степанова передала документы и попросила разрешения остаться, на что получила категорический отказ. Нравы здесь были построже, нежели в полевом лазарете. Марине разрешили прийти на следующий день. Олега увезли наверх для тщательного осмотра. Она успела пару раз поцеловать его и торопливо сказать:

— Я завтра приеду. Ты жди!

Едва каталка скрылась в лифте, как она разрыдалась. Генерал не стал ни о чем расспрашивать. Сгреб за плечи и силой увез в управление. Заперся в кабинете вместе с подчиненной, приказав адьютанту ни с кем не соединять и не беспокоить. Усадив на диван, опустился рядом и принялся осторожно расспрашивать. Уставшая, издерганная, измотаная Маринка сквозь рыдания рассказала обо всем. О том, что собирается выйти замуж за Шергуна, о своем обмане и о любви, что живет в сердце многие годы. Даже о встрече с Костей, о его тяжелой жизни рассказала без утайки. Боль рвалась из нее. Она не могла больше держать ее в себе.

То утыкаясь в грудь генерала, то тыкаясь носом в спинку дивана, она говорила и говорила. Бредин молчал. Он ни слова не произнес за время ее рассказа, лишь гладил по плечам сильной ладонью, да время от времени прижимал к себе чуть крепче. Когда слезы иссякли, немного повсхлипывав, как все бабы, Марина уткнулась носом в подлокотник и заснула, подтянув коленки к подбородку. Она даже и не вспомнила, что рядом сидит генерал. Женщина очень устала за эти дни и не столько физически, сколько душевно.