У каждого свой путь.Тетралогия

— Ох, Маринка, беда ты для мужиков! Так и не отпускал бы тебя! Как хоть звали твоего?..

Степанова стерла слезы рукавом и потянулась к кружке:

— Александром. И было мне тогда восемнадцать лет…

Он ошеломленно выдохнул и медленно опустился на стул, не сводя глаз:

— Так вот почему ты Искандером звалась! Господи!

Они молча встали и выпили, не чокаясь. Женщина закусила тушенкой и посмотрела на полковников:

— Вы извините, мужики, но я в госпиталь схожу. Обещала Вацеку появиться. Он волноваться будет, а ему не стоило бы…

Схватила бушлат со стула и сунув в рот еще кусок консервов, скрылась за дверью. Полковники остались одни. Какое-то время в палатке стояла тишина, нарушаемая лишь позвякиванием ложек о жестяные банки. Марков положил ложку на стол и вздохнул, оглянувшись на дверь:

— Эх, не будь женат, точно приударил бы! А так, вроде и совестно…

Огарев поглядел на него с усмешкой:

— Не ты один такой шустрый! У Андриевича тоже мысль была «заняться Маринкой», да вот беда, обманывать не хотел. Молчал-молчал, а однажды мне выдал: «Чтобы ее обмануть, надо перестать считать себя мужиком».

Марков вытаращил глаза:

— Вацлав такое выдал?! Да ведь он всех медсестер по слухам…

Огарев вздохнул, но не улыбнулся на слова Маркова:

— Он самый! С медсестрами проще, а Степанова особенная. Он ее с Афгана знает. Как Искандера и Ясона…

Степанова вошла в медицинскую палатку. Андриевич спал. Степанова подошла и с минуту разглядывала поляка. Даже во сне его лицо оставалось твердым и суровым. Раненые смотрели на нее. Она хотела уйти, но спецназовец вдруг открыл глаза:

— Марина… Я тебя сквозь сон почуял. Почему не будишь? Присаживайся.

Чуть подвинулся на узкой койке. Вгляделся в лицо, отметив синяки, царапины и следы слез:

— Ты, что, плакала? Что случилось? — Вацлав, не ловко опираясь здоровой рукой в матрас, сел на кровати: — Рассказывай…

Она присела рядом, виновато взглянув на перевязанное плечо полковника. Шепотом сказала:

— Я позволила Гореву уйти, хотя могла бы убить…

Опустила голову и застыла, тормоша пальцами край темно-синего одеяла. Андриевич несколько минут вглядывался в ее растроенное лицо. Он слышал о том, что когда-то Марина и Николай были большими друзьями. Молча положил здоровую руку на ее ладонь и чуть пожал:

— Не убила и черт с ним! Главное, сама жива. Все равно этот волк однажды попадется! Не переживай.

Она подняла голову и грустно сказала:

— Спасибо, Вацек, за поддержку!

За время отсутствия Марины в Москве произошло не мало событий. Началось все перед ее возвращением в Чечню…

Бредины разговаривали на кухне. Тамара Георгиевна разогревала обед и внимательно слушала мужа. Женщине понять другую женщину оказалось намного проще. Жена генерала почувствовала, что Маринка сродни ей. Тамара не мало слышала от мужа об Искандере. Получалось, что она любила и шла на самопожертвование ради друга, лишь бы заставить его жить. На мгновение Тамара Георгиевна оторвалась от плиты с шипящими сковородками. Без раздумий дала совет:

— Женя, ты обязан поговорить с Шергуном, пока Марины нет. Должен объяснить ему все. Рассказать о любви Силаева и этой женщины. Уверена, Олег поймет. Нельзя допустить, чтобы Марина вновь принесла себя в жертву. Достаточно Горчакова… Если хочешь, я могу поехать с тобой. И ты предложишь Олегу остаться на службе. Без армии мужик погибнет. Полковника нельзя оставлять одного. У него есть руки и голова. Со временем научится печатать на компьютере вслепую, а для анализа поступившей информации не обязательно иметь зрение. Вы же все равно обсуждаете намечаемые операции.

Бредин согласился. Пообедав, вернулся в управление. Сделав вид, что вообще никуда не уезжал, разбудил Марину и увез в комнату общежития, которая числилась за Степановой…

Проводив Марину на самолет, Бредин заехал за женой и вместе с ней направился в госпиталь. Разговаривать с заместителем один на один он не решился. Вначале Евгений Владиславович без обиняков предложил полковнику остаться работать в отделе. Объяснил суть обязанностей, о которых накануне допоздна говорил с женой. Фактически Шергун оставался вторым адьютантом. Олег обрадовался, что останется служить. Он не мыслил себя без армии и с ужасом думал об увольнении со службы. Ощупью отошел к окну и остановился, стараясь привести себя в норму. Одернул больничную куртку, проведя по ней ладонями. Генерал-полковник вздохнул, поглядев на жену. Тамара кивнула и Бредин заговорил:

— Олег Маркович, мы с женой пришли к вам еще из-за одного вопроса… Дело касается Марины. Поймите нас правильно и постарайтесь не судить ее сгоряча.…

Генерал рассказал все, что знал о любви Степановой и Силаева. Рассказал о последней встрече женщины с подполковником. Шергун слушал. В душе появилась пустота. Он почувствовал себя обманутым. Совсем недавно оживленный и веселый, опустил плечи и голову. Руки бессильно обвисли. Олег застыл у окна, повернув перевязанное лицо в их сторону. Когда генерал замолчал, тихо сказал:

— Я все понял, Евгений Владиславович… Марина пожалела меня. Я отпущу ее, как только она вернется…

Жена генерала почувствовала в его голосе надсадность и обиду. Взяв мужа за плечи, она решительно выставила его за дверь. Подошла к полковнику и взяла его руки в свои:

— Ни черта вы не поняли, Олег Маркович! Маринка любит вас, но эта любовь другая. Это любовь сестры к брату. Мы, бабы, можем жить с мужчиной даже на том основании, что он просто нравится. Вы не имеете права обижаться на Степанову за то, что она решила выйти за вас замуж. Здесь не только жалость! Она знает вас много лет. Она не бросает друзей и чувствует себя виноватой за то, что с вами произошло. Вы бы никогда не услышали от нее ни слова упрека и жили бы счастливо. Но ее душа никогда не станет вашей. Она готова отдавать свое сердце без остатка всем, кого считает друзьями. За Горчакова Марина вышла замуж, понимая, что Леонид Григорьевич обречен. Она скрасила его последние дни. Но ведь и она когда-то должна стать счастливой. Не вечно же ей себя дарить…

Тамара замолчала и теперь смотрела на лицо полковника, пытаясь по его реакции узнать то, о чем он думает. Шергун долго думал. Затем вздохнул:

— Вы правы, Тамара Георгиевна. Это я поступал, как последний эгоист. Я ведь чувствовал — что-то не так, но старался убедить себя, что Маринка только моя. В моей беде Марина не виновата, я постараюсь объяснить ей это. К тому же, имея работу, я справлюсь со своей бедой сам…

Оба помолчали. Затем полковник снова заговорил:

— Спасибо вам и Евгению Владиславовичу, что открыли глаза.

— Вы сердитесь на Марину?

— Нет. Она, похоже, поняла тогда, что единственный способ заставить меня жить, остаться со мной рядом. Но сейчас я уже не совершу глупости, так как пришел в себя. Люди живут в темноте с рождения, так неужели я слабее их? Спасибо еще раз, Тамара Георгиевна…

После отъезда генерала полковник долго сидел на стуле у окна и думал. На сердце было больно, но не от обиды на Степанову. Он с грустью подумал: «Маринка, Маринка, добрая твоя душа! Вытащила меня, чтобы жить. Старалась сделать все, чтобы я не чувствовал себя инвалидом. Сама страдала, говоря о любви, а я и не чувствовал». В памяти мелькнуло обнаженное тело в голубоватом свете ночника. Олег грустно улыбнулся и его лицо вновь стало твердым, как в прежние времена…