У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Через сутки после памятной драки Степанова поняла, Горев исчез из Дуба-Юрта. Разведчики докладывали, что всякая слежка за лагерем прекратилась. Марина на следующий день вылетела на Моздок, а затем на Москву. Накануне, связавшись с генералом, она попросила не присылать машину. Но спускаясь с самолета заметила генеральскую «Волгу». Бредин сам встречал ее. Женщина насторожилась. Первая мысль была о Шергуне: «Неужели с Олегом что-то не так?». Затем в голове мелькнуло: «Или у моих что произошло?».
Генерал шел ей навстречу, придерживая левой рукой фуражку с высокой тульей. Полы шинели развевались на холодном ветру. За те дни,
— Здравствуйте, Евгений Владиславович. Что-то не в порядке с Олегом?
Бредин заметил синяки и царапины на ее лице, но ни о чем не спросил, отложив все на потом, лишь покачал головой:
— Успокойся. Вся нормально с Шергуном. Ты хочешь сразу ехать к нему?
Степанова созналась:
— Вначале хотела помыться с дороги, переодеться. Синяки замазать. Купить гостинца и к полковнику. Все эти дни удавалось только умываться. Форма грязная. В таком виде меня точно к Олегу не пустят.
Генерал повел ее к машине:
— Давай так. По дороге поговорим, а потом на моей машине едешь в госпиталь…
Оба устроились на заднем сиденьи. Впереди сел молодой подполковник, исполнявший обязанности адьютанта. Евгений Владиславович сказал:
— Мы с Тамарой рассказали Шергуну о твоей любви к Силаеву. Нельзя губить себя, Марина, даже если это делаешь из благих намерений. Стоит подумать и о себе.
Маринка еле вдохнула в себя воздух. Отвернулась к окну и глухо спросила:
— Зачем вы это сделали? Ему же плохо сейчас. Как вы могли разбить его надежды? Если бы я знала, что вы так поступите, я бы не рассказала ничего.
Генерал положил руку ей на плечо:
— А твои надежды? Как быть с ними? Ты должна быть счастливой. Олег все понял правильно. Он успокоился и ждет тебя, чтобы вернуть данное слово.
Степанова в отчаянии крикнула:
— Зачем, Евгений Владиславович?! Зачем? Ведь это не касалось вас! Я могла бы стать Олегу всем. По моей вине он ослеп, по моей!
Мужчина прижал ее к себе, несмотря на заметное сопротивление:
— Дурочка! Ты мне не чужая. За эти годы, ты как дочка стала. Я хочу видеть тебя замужем за любимым человеком, вот почему я так поступил. Марина, ты не виновата в том, что произошло с Шергуном и он это знает. Горящий бензин был случайностью, только и всего. Даже взявшие его в плен боевики этого предположить не могли. Пойми это и перестань себя винить!
Женщина заплакала, уткнувшись в шинель генерала, а он спросил:
— Мне с тобой съездить?
— Не надо. Я должна поговорить с Олегом сама…
Полковник сидел у окна в отдельной палате и прислушивался к тому, что делается за стеклом. Он ясно представлял идущих по аллее людей. Кое-где видневшийся из-под притоптанного снега асфальт. Голые деревья в инее и редких клочках снега на ветках. Торчащие пучки травы из-под не толстого снежного ковра. От окна веяло холодом, за окном было довольно морозно. Он оперся о подоконник рукой и встал. В палате полковник передвигался самостоятельно и уверенно, изучив и запомнив, где стоит стол, стул и кровать, находится умывальник. Так же его пальцы знали, где на стене имеется кнопка вызова медсестры.
Дверь отворилась и по ногам полковника пронеслась холодная волна. Он прислушался. Услышал вздох. Сердце заколотилось, как бешеное, но он подавил в себе это проявление
чувств. Тихо сказал:— Марина…
Она подошла и прижала его к себе:
— Здравствуй, Олег. Вот я и вернулась… Генерал рассказал мне. Он не имел права так поступать…
Он осторожно положил ладонь ей на губы. Чуть улыбнулся:
— Это ты не имела права лишать себя счастья. Я понимаю твои добрые намерения, но я и сам мог бы догадаться. Ведь я слышал о Силаеве. Марина, я благодарен за то, что ты вытянула меня к жизни. Генерал предложил мне работать у него, как и прежде. Я начал учиться жить в темноте. Ко мне дважды в день приходит человек, ослепший в Афганистане и учит чувствовать и слушать…
Полковник отпустил Степанову и уверенно подошел к окну. Сел на стул и обернулся забинтованным лицом к ней. Женщина почувствовала, как перехватило горло. С трудом проглотив возникший комок, она прошептала:
— Олег, а как же ты? Ведь ты любишь меня.
Он снова улыбнулся:
— Марина, я мужчина и никогда не смог бы простить себя, если бы сделал тебя несчастной. Бредин вовремя открыл мне глаза. Ты свободна. За меня не переживай. За доброту — спасибо.
Степанова решительно подошла к нему и прижала к себе:
— Я не хочу вот так расстаться. Я ведь люблю тебя, как родного брата люблю. И переживаю за тебя. Мне больно, что именно я стала причиной твоей сердечной боли.
Он вздохнул и обнял ее за талию:
— Вот так и считай меня братом. Приезжай, когда только захочешь увидеть. Я всегда буду рад тебе. Сообщи своему Силаеву, что ты свободна, как ветер!
Она поцеловала его в макушку:
— Пока не буду. Надо Ахмада поймать, а уж потом все остальное… — Марина неожиданно кое-что вспомнила и спросила Шергуна: — Олег, а генерал ничего не говорил тебе о съезде эмиссаров в Москве? Он должен пройти 20 февраля следующего года.
Полковник насторожился:
— Ничего. Ты откуда об этом узнала?
Степановой ничего не оставалось делать, как признаться в слабости и подробно рассказать Шергуну о драке с Николаем и атласном платочке с арабской вязью. В конце рассказа попросила:
— Прости меня за то, что не смогла убить его. Даже зная о твоих муках, не смогла…
Глава 8
Новый год Марина встречала дома. Генерал дал отпуск на две недели. 26 и 27 декабря были дни рождения у ее детей. Решили праздновать оба в один день. Саше исполнилось тринадцать лет, а Юле семь. Отпраздновав дни рождения и вне себя от радости, что приехала мама, они не хотели идти на новогодний праздник в школу. Марине пришлось уговаривать детей пойти.
За два дня, по вечерам, Марина с матерью сшили для Юлии красивое длинное платье со шлейфом и расшили его блестками и гарусом. К туфелькам на небольшом каблучке Марина аккуратно подклеила пышные банты из серебристой бумаги. На свитые в затейливую прическу волосы легла искусно сплетеная Сашей корона из проволоки с нанизанными серебряными бусинками.
Для Саши приготовили карнавальный костюм «Зорро». Для мальчика этот фильм был любимым, как когда-то и для Марины. Черный атласный плащ, расшитые по бокам золотым шнуром брюки и черная шелковая рубашка «с блеском». На боку висела шпага, собственноручно выструганная мальчиком из тонкой доски и покрытая серебрянкой. Витая рукоять из жести торчала из кожаных ножен. Перехваченные маской иссиня-черные волосы вились роскошными кольцами. Широкополая шляпа из обшитого черной материей соломенного сомбреро плотно держалась на голове.