У каждого Темного Лорда...
Шрифт:
Горячая вода почти обжигает. Я терплю сколько могу, а когда вынимаю руки из воды, то понимаю, что зуд наконец-то прекратился. Не то чтобы я вовсе не чувствую последствия примененного заклинания (и мутит слегка, и на душе вот такого размера камешек лежит), но с этим хотя бы можно жить. Хотя хотелось бы без этого.
«А это совесть, мистер Поттер, она у вас все-таки есть, мои поздравления».
«Какая совесть? Я ей жизнь спас, между прочим!» — возмущаюсь я, хотя как можно возмущаться собственным мыслям?
«Спасли. Вам напомнить, какой ценой?»
«И почему с гоблинами и Пожирателями
«Мисс Грейнджер вам уже все достаточно внятно объяснила. Могу предложить другую версию: просто вы гнусный шовинист, не считающий врагов и гоблинов людьми».
«Не согласен! Врагов — не считаю, конечно, зато гоблинов — вполне!»
«Не пытайтесь шутить нынче вечером, Поттер, получается жалко».
А то я сам не знаю. Какие уж тут шутки, когда у меня все еще Империо с Риты Скитер не снято.
Вот кстати, да, пора перестать уже прятаться в ванной и пойти разобраться с этим.
У лестницы смена действующих лиц. Джинни все еще здесь, сидит на ступеньках. Риту посадили туда же. Джордж куда-то испарился, а вместо него рядом с Гермионой стоит Рон.
— Вот, решили выйти посмотреть, что тут за шум у лестницы...
— Что, весь дом уже в курсе?
— Почти. Но все решили, что лучше пока разойтись. Если тебе понадобится силовая поддержка, ты их ведь позовешь, а просто так рядом болтаться вроде как незачем.
— Ладно. Рита, пройдите на кухню, — командую я. Спохватываюсь и добавляю: пожалуйста.
Она бы и так пошла, конечно, но это-то и гнусно. Не хочу входить во вкус и раздавать приказы.
— Кто-нибудь пойдет со мной вести с ней беседы?
— Я пас, — говорит Джинни. — Пойду в гостиную. Ты меня позови, как закончите, я тебе ужин подогрею.
— Да ладно, что ты, можешь не...
— Нет уж. Просто позови, как все закончится.
— Хорошо, позову, конечно.
Мы с Роном и Гермионой проходим на кухню, и я снимаю с Риты Империо. Камень на сердце становится ощутимо меньшего размера.
— У вас нет ни чести, ни совести, мистер Поттер, — говорит мне Скитер. Кто бы говорил, между прочим.
— А чего нет у вас, мисс Скитер? Инстинкта самосохранения? Терпения? Мозгов? Давайте поговорим об этом.
...должны быть заблуждения
— Я, по крайней мере, не вылетал в форточку, дав предварительно Нерушимый Обет не покидать дом. Рита, вам как такое в голову пришло? Вы самоубийца?
Рита шмыгает носом и криво улыбается. Все это она пытается проделать с достоинством. Не то чтобы у нее хорошо получается.
— Ну, попытаться стоило.
— А если бы эта попытка стоила вам жизни? — почти шиплю я. — Подобрали бы завтра на площади перед домом ваш труп, и чего бы вы этим добились? Усложнили нам жизнь? Так какая вам с того радость? Все равно бы не увидели...
— Вы просто не понимаете, что это такое, жить взаперти!
Кухня оглашается дружным ржанием.
— Это мы не понимаем? Мы точно так же живем взаперти, как и вы.
— Вы вольны покинуть дом, когда заблагорассудится. А я тут застряла, и...
Рита осекается и замолкает. Я тоже молчу, стараюсь не давить. Одной ее истерики на сегодня мне хватило по горло. Зато Гермиона решает высказаться.
—
Знаете, мисс Скитер, это поправимо.— Да-да, я уже слышала эту песню, мол, вы победите, и тогда мы все прославимся, особенно я. Но сколько мне тут еще сидеть, пока это наконец случится?!
— Давайте так: вы пишете нам еще пять статей, мы принимаем вашу работу, а потом я снимаю с вас Нерушимый Обет.
— Деточка, я все понимаю, вы тоже долго здесь сидите, — печально улыбается Рита. — Но Нерушимый Обет называется нерушимым именно потому, что отменить его нельзя. Странно, что вы не понимаете элементарных вещей.
— Это вы не понимаете, Рита. Я у нас гений, — иронично улыбается Гермиона. — Нерушимый Обет я вам давать все-таки не стану, но могу твердо пообещать, что пять статей, один ритуал, легкий Обливиэйт для надежности — и вы можете быть свободны.
— А вот так мы не договаривались! — возмущается Рита. — Как я буду писать о пребывании здесь, если вы меня Обливиэйтом?..
Кажется, ее больше не волнует, как именно Гермиона собирается снимать с нее Нерушимый Обет. Информация дороже, понимаю. Жаль, что она об этом вспомнила только сейчас, а не когда Джинни с лестницы толкала. А вот меня живо интересует вопрос, что именно задумала Гермиона, но выяснять это прямо сейчас я, пожалуй, все-таки не буду.
— А вы записывайте, Рита, записывайте. Мы с вами перед вашим отбытием сядем вместе, проверим, не записали ли вы чего-нибудь совсем уж неправильного, отправим ваши записи совой вам домой или куда захотите, а вот уже после этого слегка заобливиэйтим.
— Да зачем Обливиэйт, если информация у меня все равно будет? Я не понимаю!
Зато я понимаю. Затем, что Фиделиус распространяется на Риту, раз мы ее сюда приволокли, а значит, жизненно важно, чтобы она не помнила наш адрес. Домик-то бросать не хочется.
— Рита, вы выйти отсюда хотите? Тогда не препирайтесь. Информация у вас будет, часть воспоминаний тоже, свободу я вам обеспечу. Все?
— Нет, не все. Я хочу знать, что мне писать, чтобы быстрее покончить с этим.
Какое похвальное рвение! По лицу Гермионы я ясно читаю, что примерно такая реплика просится ей на язык, но она все-таки сдерживается и отвечает:
— Это мы с вами обсудим примерно через полчаса, когда я закончу с зельем. А пока что...
— Пока что пойдемте, Рита, я вас провожу, — бросает с порога Джордж. Не знаю уж, сколько он там стоит, но появился он очень вовремя. Оставлять Риту без сопровождающих теперь не очень-то хочется, мало ли, что она еще выкинет, но уходить с кухни ни мне, ни Рону не хочется, как не хочется и отпускать Гермиону. Нам ведь надо еще выпытать, что она задумала.
Рита критически осматривает Джорджа — на предмет его готовности к мести за сестру, что ли? Но Джордж галантен и невозмутим. Рита встает и выходит из кухни, бросив на прощание:
— Через полчаса, мисс Грейнджер.
— Конечно, — радостно подтверждает Гермиона и тихо бурчит себе под нос: — спешу и падаю.
На кухне воцаряется тишина. Про такую обычно говорят «мертвая», но вообще-то довольно оживленная тишина. Мы с Роном смотрим на Гермиону. Она смотрит на нас.
— Ну что?! — наконец не выдерживает она.