У птенцов подрастают крылья

Ольга Владимировна тут же придумала поставить две пьесы с музыкой и танцами. В них можно было использовать и Николая Николаевича как музыканта-композитора, и Нину Семеновну как балерину-педагога.

Увы, ни в одной из этих пьес мне участвовать не пришлось. Зато в обеих блеснул Ваня Благовещенский. Нужно прямо сказать, что тут уж он сразу покорил сердца всех чернских барышень. Названия пьес не помню, зато очень хорошо помню их содержание.

Первая — сказка о том, как поздней осенью ветер срывает с деревьев листву, обнажает лес и гонит птиц в теплые страны. Но в осеннем лесу остается одна больная птичка, она очень слаба и не может лететь. Напрасно ищет она приют у разных деревьев. Их ветви голы, им негде приютить несчастную птицу. И только вечнозеленые ели и сосны принимают ее под свой густой кров и укрывают от злого холодного ветра.

Роль злодея-ветра Ольга Владимировна и поручила Ване. Он был одет в дымчатое трико, носился по сцене, как настоящий ветер, с развевающимся огромным газовым плащом. А следом за ним бежали толпою ребятишки, наряженные, как красные и желтые листочки. Все это выглядело на сцене очень эффектно и красиво. Тут же под музыку Ваня декламировал:

Я ветер. Мне любо осенней порой Летать над полями, в лесах бушевать, Рвать серые тучи, деревья качать И тешиться сорванных листьев игрою. Я ветер крылатый, я всех сокрушу…

А детишки отвечали ему хором:

Мы листья-листочки, шумим: шу-шу-шу…

Ваня продолжал:

Ледяным своим дыханьем Птиц на юг я прогоню, Мощных крыльев колыханьем До земли дубы склоню! Так шуми же, лес дремучий! Мне сегодня приказал Мой отец, мороз могучий, Чтоб всю ночь я бушевал. Я деревья закачаю И зеленый их убор Размечу и разбросаю, Я наполню гулом бор!..

И он снова кружил и носился по сцене, увлекая за собой пестрый хоровод «листвы».

Вторая пьеса была совсем иная.

На сцене парикмахерская в Севилье. Хорошенькая парикмахерша причесывает свою подругу, и та просит причесать ее особенно хороню и сообщает ей свою тайну: знаменитый тореадор Манолито завтра посвящает ей быка, которого он должен будет в честь нее заколоть шпагой. Подруга-парикмахерша в отчаянии. «Манолито, Манолито, неужели все забыто!» — восклицает она, выхватывает из-за пояса кинжал и хочет убить им соперницу. На шум вбегает находившийся неподалеку сам тореадор:

Что такое, господа? Где две женщины сойдутся, Неурядица всегда! Обе бросаются к нему с упреками.

Разобравшись, в чем дело, тореадор решает все очень просто:

Как всегда, тебе, Лорита, Будет завтра первый бык! А второй тебе, Конхита, Клятву я держать привык!

Дело заканчивается всеобщим примирением. Все трое танцуют; девушки при этом раскрывают черные кружевные веера, как крылья сказочных бабочек или птиц. Каждая своим танцем старается привлечь к себе внимание тореадора.

А он в блестящем трико, с красной повязкой на голове, с красным плащом за плечами… Ну какое же женское сердце смогло устоять перед таким красавцем! К тому же у Вани был красивый баритон. Танцуя со своими подругами, он напевал:

Пылко испанка полюбит, Жар запылает в груди, К сердцу прижмет, приголубит, О миг блаженства, любви!..

Ах, Ваня, Ваня! Что ты только творил с сердцами чернских барышень! Про наши ребячьи сердца я уже не говорю: их, словно копоть, покрывала черная зависть.

Помимо спектаклей в народном доме, мы устраивали еще веселые пикники. Всей труппой выезжали с ночевкой то в Бековский лес, то в Богатый лог. В лесу на костре пекли картошку, варили в котле кулеш, кипятили чай в огромном медном чайнике. Не знаю даже, откуда такой взялся, кажется из трактира Серебреникова. В него входило больше ведра воды.

Закусив, попив чайку, мы усаживались у костра, пели хором, читали стихи, разыгрывали простенькие сценки. Особенным успехом пользовалась все та же сцена с тореадором. В лесу при свете костра она и смотрелась, и слушалась как-то совсем по-иному. А слова песни о пылкой испанской любви воспринимались с необыкновенным воодушевлением.

Наконец, когда все уже, бывало, охрипли от пения и устали от всяких проделок, мы расстилали у костра огромный ковер и укладывались вздремнуть часок-другой до рассвета.

А потом — утренний чай, купание в речке и возвращение домой со смехом, с песнями… Никогда не забуду я эти летние дни — дни, залитые ярким солнечным светом, дни нашей юности.

Истины ради хочу тут же отметить, что так беззаботно проводила время не вся наша молодежь.

Наиболее передовая ее часть не только веселилась, не только радовалась новой жизни, но и стремилась глубже вникнуть в ее смысл и всячески помочь ее налаживанию.

Летом 1919 года в нашем городе образовался Коммунистический союз молодежи. Его члены создали при клубе библиотеку-читальню. Там постоянно организовывались лекции и диспуты на различные политические, философские и религиозные темы.

Комсомольцы не только занимались политическим самообразованием. Они постоянно выезжали в села и деревни нашего уезда и вели там агитационную и просветительную работу.

К сожалению, ни я, никто из моих приятелей не проявлял интереса к политике. Меня лично с детства интересовали две вещи — природоведение и художественная литература. А вот теперь, после знакомства с Ольгой Владимировной Рахмановой, особенно заинтересовал театр. Не скажу, что я участвовал в спектаклях только ради развлечения, вовсе нет.

За это время я прочитал все пьесы классиков и вообще все, что было о театре в нашей уездной библиотеке. Довольно много книг по этому вопросу привезла с собой Ольга Владимировна Рахманова. Я перечитал их все, а некоторые по два, по три раза, так что знал почти наизусть.

Видя мое увлечение театром, Ольга Владимировна стала относиться ко мне особенно внимательно, много рассказывала о Художественном театре, о Станиславском, Качалове, Москвине, много рассказывала и про свою жизнь, как она стала артисткой, а впоследствии режиссером-педагогом.

— Вот, Юра, окончите среднюю школу, приедете в Москву дальше учиться, тогда обязательно приходите ко мне, вступите в наш театральный кружок молодежи, может, в дальнейшем и будете профессиональным актером.

— Я обязательно им буду, я уже твердо решил! — с жаром отвечал я.

Ольга Владимировна ласково улыбалась.

— Не торопитесь слишком. В театре тоже не одни розы. Там и шипы встречаются, да еще какие шипы! Раз наколешься, потом всю жизнь помнить будешь.