У свободы цвет неба

Я тыкала в скрины леденеющими пальцами, читала реплики и узнавала слова, слышанные и читанные не раз. И в какой-то момент почувствовала, как немеют губы и кончик языка, как по венам разливается знакомый колкий холодок, как тело становится легким, быстрым и послушным... и обнаружила, что я иду куда-то по коридору крыла аристократов. Оказалось, что к Дейвину.

– Мастер, - сказала я, едва Нодда меня пропустила.
– Я знаю, где их офис. И как их взять, тоже знаю.

Выслушав мою идею, он скривился так, как будто ему скормили незрелый лайм. С одной стороны, ничего такого, что он или я уже бы не делали когда-то, я не предложила. Более того, сааланская правоприменительная практика такие вещи вполне допускала, судя по моей собственной истории. С другой, кажется, ему совершенно не улыбалось повторять опыт двадцать третьего года. После некоторых раздумий он позвал Асану и попросил меня повторить мою идею ей. Мне не было жалко, я повторила. Выслушав меня, виконтесса сделала очень круглые глаза.

– Алишия... Ты понимаешь, что предложила?

– А что остается?

– спросила я.
– По одному поселки проверять в надежде найти, куда они еще два роддома запихали? Так мы их еще год искать будем, если фауна раньше не справится. Мистрис да Сиалан, ты вспомни, в Петро-Славянке даже охраны не было, только медперсонал. Случись с девчонками что - новых наберут, и вперед. А так, если сразу взять и офис, и медперсонал, есть шансы, что сами все скажут, еще и живых успеем застать.

– Почему ты так думаешь?
– спросил Дейвин.
– Зачем им сдавать самих себя?

– Самих себя - незачем, - согласилась я.
– А друг друга запросто сдадут, мастер Дейвин. Не тебе, так полиции.

– Полиции?
– переспросила Асана.
– Ты хочешь вмешать в правонарушение еще и их?

– А то им в первый раз, - пожала я плечами.
– И вообще, я же не предлагаю прямо в офис врываться силами полиции, что мы, сами не справимся? А вот допрашивать надо профессионалам.

– Ты имеешь в виду кого-то конкретного?
– печально спросил да Айгит.

– Да, - кивнула я, - двоих вполне конкретных. Годные дядьки. Устойчивые и выносливые.

Кажется, графа передернуло.

Программа защиты для морских млекопитающих в территориальных водах края оказалась программой предоставления животным убежища в этих самых территориальных водах. Эгерт узнал об этом из вторых рук. Первыми руками был второй заместитель торгового атташе Норвегии в крае. О реальных его целях не знал только ленивый, поэтому когда он связался с администрацией наместника и попросился на корабли саалан с неформальным визитом, сославшись на свое увлечение исторической реконструкцией, Улаев только тоскливо скривился. Формальных причин для отказа не было, а ждать после такого визита можно было чего угодно, начиная с "жучка" в капитанской каюте и заканчивая всплывающими где попало копиями секретной переписки или лоций. Саалан, однако, к просьбе отнеслись прямо-таки с энтузиазмом, особенно когда мастер Гутлейф явился к капитану с визитом в тунике коричневой шерсти, отороченной зеленой узорчатой тесьмой, узких коротких серых штанах и подобии брайта из двух овечьих шкур, обутый во что-то, очень напоминающее броги, и при мече. Как приличный человек. Визит, как и следовало ждать, закончился приглашением на борт и обещанием рассмотреть возможность участия норвежского гостя в каком-нибудь коротком рейсе. Безопасники края тосковали, морщились, кривились... и молчали. Герцог Беломорский в двух разговорах на тему этого странного контакта отозвался о визите с оптимизмом, которого подчиненные генерала Улаева разделить не могли, в отличие от живого интереса и уважения, которое Келах да Атей чувствовал к самому Гутлейфу Лангсефу. Вот только основания у этих чувств были совсем разными.

Представители управления внутренних дел края вздохнули и смирились, готовясь разгребать неизбежное. Только посоветовали оставить комм на берегу, во избежание конфликта технологий. Господин Лангсеф пообещал последовать совету и... протащил на борт пленочную камеру. Это было только началом. Да и, если начистоту-то, пленочная камера там была не только у него. В конце концов, какое кому дело, кто какие кадры предпочитает в личном архиве, пока корабль спокойно стоит у пирса.

Гость, ободренный практически полным отсутствием проверки и обнадеженный приглашением в рейс к китам, радостно рванул готовиться. В назначенную дату он появился в приемной капитана Келаха в кожаных штанах, шерстяной рубахе, кожаной короткой куртке и снова при мече. Ботинки, правда, были вполне современными, но гость снял их, едва поднявшись на борт, и переобулся в мягкую обувь из кожи с завязками на щиколотках, чем вызвал молчаливое одобрение не только капитана, но и всей сааланской части команды.

Неделя контакта культур по пути до места обитания небольшой стаи сельдевых китов, обосновавшейся на границе Баренцева и Белого морей, запомнилась всем участникам и свидетелям событий как очень милое времяпрепровождение, учитывая покладистый характер гостя и то, что он послушно участвовал во всех необходимых корабельных делах, выполняя, что просят, и ни разу не отхватил по затылку ни фалом, ни шкаториной.

Всерьез норвежец удивился, только увидев, как Келах да Атей спускается в шлюпку и приглашает его с собой. К китам. Китов было трое: самец, самка и шестиметровый детеныш. Капитана Келаха они знали и даже были готовы общаться. Когда сааланец, наклонившись к воде, издал звук, напоминающий громкий и не слишком музыкальный скрип, Гутлейф Лангсеф поморщился и поковырял пальцем в ухе. Кто-то из саалан философски улыбнулся - мол, им наш язык тоже не кажется приятным на слух, однако же стараются. Весь процесс фиксировался на механическую пленочную камеру моряком из жителей края. У китов капитан с сопровождающими провел примерно час, потом счел договоренности достигнутыми и распорядился направляться обратно к кораблю, ждавшему на воде. Киты провожали шлюпку.

Уже на борту гость расспрашивал о том, как такого взаимопонимания возможно было достичь так быстро, и узнавал особенности сааланского хозяйствования, включавшего в цикл любое договороспособное живое существо, начиная с морского ящера, размером в два раза превышающего этого самого сейвала, и заканчивая разумным грызуном, напоминающим бобра или нутрию. Вопрос норвежца, чем же может быть полезна в хозяйстве такая прожорливая и огромная тварь, как кит, тоже не вызвал затруднений. Ему прямо ответили, что герцоги и графы северных земель планируют хотя бы на летнее время, пока сейвалы в субполярных водах, заменить ими катера охраны, приданные Московией, чтобы они предупреждали нарушителей морских границ края о том, что их судно уже в чужом водном пространстве. Мол, так и люди смогут отдохнуть в нормальное человеческое время, и дурацких ситуаций будет меньше. Главное, добавил капитан, обучить соседей видеть в морских млекопитающих не еду или источник сырья, а хотя бы чужих служебных животных, на большее-то мы не рассчитываем, мораль в этом мире не та. Зам торгового атташе осторожно поинтересовался, откуда такая терпимость к подобным несовпадениям по довольно принципиальным вопросам - и получил рассказ про горных и северных ддайг соседней с Аль Ас Саалан страны, Даргана, и их обычаи. Начиная с выращивания разноцветных матерных надписей на фруктах и овощах и заканчивая воровством сааланских детей в воспитанники, а их матерей - в рабство. Включая продажу за деньги. Норвежец умилился и рассказал про горных троллей, обычаи которых, по преданиям, очень напоминали этих самых ддайг. Пока часть из них не поубивали нафиг за плохое поведение. А вторая часть вроде бы в какой-то момент крестилась и превратилась в людей, хотя и несколько нетипичной внешности, и потомки их затерялись среди нормальных норвежцев и шведов.

Разумеется, расстаться просто так, вернувшись в порт, было нереально, и прощание затянулось до глубокой ночи. Пока прощались, заверяя друг друга в лучших чувствах, выпили достаточно, чтобы начать пить за хорошие дипломатические отношения. Тост за благополучие князя и его команды гость охотно поддержал, тем более что как раз в компании с частью этой самой команды он и успел поднять бокал уже неоднократно. Император Аль Ас Саалан врагом тоже не был, так что и за него выпить зазорно не было. А после него Келах да Атей предложил тост за Харальда Пятого, и эту идею норвежец тоже с удовольствием принял, а куда бы он делся. После этого кто-то из русской части команды продолжил логическую цепочку тостом за Маргрет Датскую, от чего старший помощник, сорокапятилетний воспитанник "Макаровки", чуть заметно поморщился, но сказать ничего не успел, потому что тут же кто-то предложил тост за английского монарха, а потом и за императора Японии, и неудобная ситуация сгладилась, как всегда и бывает, полным нарушением протокола, который на частном приеме, в общем-то, никого особо и не волновал.

Через два дня после этих событий Иван Кимович Рудой попросил наместника о персональной встрече. Князь удивился, но время выделил, и даже довольно быстро, всего-то в конце недели. Выслушав внимательно рассказ подполковника о приключениях зама торгового атташе Норвегии на борту сааланского "цветка", он терпеливо посмотрел на Рудого.

– Это все понятно. Но в чем проблема, Иван Кимович?

Подполковник вздохнул.

– Я понимаю, что найденное на борту корабля герцога Беломорского прослушивающее устройство проблемой быть не может, поскольку к моменту обнаружения оно уже давно перегорело от соседства с вашими, кхм, технологиями. Но вот что меня беспокоит, господин наместник. Господин Лангсеф - торговый дипломат. Почему-то обладающий прекрасной военной выправкой, которую он вовсе не всегда дает себе труд скрывать.

– Так, - улыбнулся князь.

– Также у него отличное время реакции, судя по тому, что он ни разу не сделал ошибки ни при передвижении между такелажем судна, ни при работе с ним по просьбе капитана. Две недели в море на парусном корабле незнакомого типа - и ни одной травмы, господин наместник, вам самому не удивительно? Это же не ваш соотечественник, в конце концов.

– Не особенно, - ответил князь, - но вы продолжайте, Иван Кимович.

– Меч у него очень прилично заточен, и еще вот на фото, видите, под его антуражной курткой кобура? Мне интересно, он ее хоть на ночь-то снимал?

– Но ведь ни люди, ни животные не пострадали?
– уточнил Димитри.

Рудой вздохнул.

– Еще этот норвежский гость несколько раз пропадал из виду на корабле, и мне кажется, аппаратура при нем была довольно интересная...

Димитри усмехнулся.

– Знаете, я бы на его месте тоже не удержался и насовал бы кристаллов записи если не к штурвалу, то в каюты. Если вы думаете, что первая экспедиция, включая Унриаля да Шайни, вела себя иначе до объявления открытого присутствия, то я удивлен. Этот парень - отличный моряк и очень неплохой купец. И как гражданин своей страны он мне тоже симпатичен. Мастер Лангсеф наблюдателен, в меру дерзок, вежлив без заискивания, умеет построить интригу и любит своего короля. Что же до его любви к оружию - таков обычай богов его страны, что мужчина без оружия не признается ими достойным. Келах уже написал мне, что пригласил его заходить размяться с мечом, если будет время. И наконец, Иван Кимович, давайте признаем очевидное. Они там после возвращения пили в том числе и за здоровье Харальда Пятого. Думаю, что при удачном стечении обстоятельств Келах да Атей с удовольствием и гордостью пригласил бы государя Норвегии на борт лично. Поэтому ставить мастеру Лангсефу в вину то, что он принес клятву именно этому королю и работает его ушами и глазами в чужой земле, не вполне логично, вам не кажется?