У свободы цвет неба

Праздник в доме у Вейена да Шайни чем-то напомнил Полине середину смены в детском лагере или первое лето в лагере для эмигрирующих в Корытово. Праздновать предлагалось узким кругом, состоящим из старшей жены маркиза, его постоянной любовницы и гостьи в лице Полины. Планировалась милая ночь со страшными историями, которые рассказывали по кругу. Их собирались слушать под легкое игристое вино, от которого Полина с сожалением отказалась по медицинским показаниям, и тогда маркиз достал маленький бочонок, литров на пять, вкрутил в него кран и налил ей что-то очень похожее на ром. На ее удивленный взгляд он ответил небрежной улыбкой и двумя словами: "Так принято". Ну принято так принято, решила Полина и пригубила напиток вместе со всеми. Это, в конце концов, не вино. Уж если и навредит, то меньше, чем бактерии и ферменты брожения этого сааланского недошампанского. Короткая ночь началась.

Полина так и не вспомнила, кто предложил бросать кости, чтобы определить, кто после кого будет рассказывать, главное, что она оказалась не первой. Открывать вечер выпало старшей жене маркиза да Шайни, Натуаре. Она пересела на место рассказчика, в отдельно стоящее кресло с подлокотниками, крытое двумя коврами, опустила руки на подлокотники и предложила всем наполнить бокалы. А потом, спохватившись, спросила, будет ли Эрве, и Полина поняла, что речь идет о магистре Академии. Вейен усмехнулся:

– Я не приглашал его. Но если ты хочешь, позову. Хотя вряд ли он придет. Думаю, он теперь у государя на празднике.

– Я сама пошлю ему Зов, если ты согласен, - предложила Натуара.

Вейен кивнул, вроде бы благосклонно, но Полина заметила, что по его лицу пробежала почти незаметная тень.

– Ты будешь рассказывать?
– спросил он с доброжелательным интересом. Только на самом дне интонации слышался небольшой холодный сквознячок.

– Уже начинаю, - улыбнулась женщина.
– Давным-давно, далеко отсюда, в горной деревне жил один юноша. А в соседней деревне жила девушка, с которой этот юноша встречался. Юноша был сирота и жил один, без родни. Жители деревни считали это большим позором, у них не было обычая жить поодиночке. Но юношу по-своему любили, считали славным малым и желали ему счастья, которым они полагали семью. И потому собирали подарок для девушки, чтобы сгладить эту неприятность и помочь юноше получить ее благосклонность. А девушка и так была благосклонна к своему избраннику, и ее не тревожили ни его одиночество, ни мнение его односельчан. Не зная про собираемый дар, она ждала, когда он предложит ей перебраться к нему или сам придет к ней жить. Люди тогда жили очень обособленно, особенно в горах, и редко встречались с жителями соседних селений. Дойти от одной деревни до другой было не так просто, да и долго. Потому все встречались только на ярмарках, если только у кого-то не было нужды бегать в соседнюю деревню через день, проводя в дороге три дня из пяти. Однажды перед главной ярмаркой года тот юноша, как обычно, возвращался от своей любимой. На околице родной деревни он был встречен парнями, которых больше всего злило то, что он позорит деревню собой, сиротой, живущим в доме без родни. Вышло так, что его избили, а потом и заперли в хлеву, чтобы он не мог вовремя вернуться и подтвердить своей девушке предложение женитьбы. Подобное нарушение слова тогда было страшным позором, за который оба, и обманувший, и обманутый, подлежали смертной казни. Юноша попытался выбраться из хлева и горной тропой прийти к своей любимой, пусть избитым и в рваной одежде. Но преследователи снова поймали его и в этом виде представили старейшинам села, потребовав пытать и выяснить, в чем он виноват, что попытался убежать, когда его заперли. Старейшины согласились с ними и сказали, что если юноша перенесет пытки с честью, то тем самым докажет свое право быть равным среди всех жителей села, несмотря на сиротство, и тогда его отпустят. И он стойко и молча перенес и боль, и унижения ради своей девушки, надеясь на поддержку старейшин деревни, обещанную ему в награду. Но что значит стойкость сироты без родни против слов детей самых уважаемых сельчан и против спокойствия старейшин? Когда юноша понял, что концом пытки станет только смерть и все обещания - ложь, он так же молча принял свою судьбу. Его повесили в конце первого дня ярмарки. Его любимая добралась туда только на следующий день и увидела своего милого болтающимся в петле. Все славно развлеклись, чем не способ развеяться - посмотреть, как убивают человека. А виноват он или прав... Да не все ли равно? Сельчан не тревожила и судьба девушки. Ей просто вручили собранный дар. Конечно, не ради благосклонности ее любимого, а в знак раскаяния за то, что в нее влюбился такой ущербный житель деревни, которого к тому же уже все равно повесили. Сама она была не в силах сказать что-либо и оставалась под виселицей, глядя на своего милого. Но ее семья приняла подарок, и все сочли, что извинения приняты. Утром последнего дня ярмарки девушку нашли во второй петле, вывязанной на том же столбе, где уже висел ее незадачливый жених. Но разойтись с торговой площади сельчане не успели, потому что старые боги явились прямо на ярмарку и славно посмеялись. Сперва надо всей этой историей, затем над страхом глупых смертных и наконец над теми, кто, призвав их своими делами, при виде их попытался спастись. И все деревни с той стороны гор стали владением богов.

Голос рассказчицы умолк. Вейен, хозяин праздник, повел рукой. Бокалы присутствующих подплыли к бочке с краном и, наполнившись, разлетелись по местам снова.

– Давайте выпьем, - сказал маркиз.
– Выпьем и порадуемся тому, что все это случилось не здесь и не с нами. Присоединяйся, Эрве. Будешь только слушать или расскажешь что-то?

– Непременно расскажу, Вейен, - кивнул магистр Академии, невесть откуда взявшийся в большой гостиной маркиза.

"Хотя почему невесть откуда, - подумала Полина.
– Порталом же пришел". Пришедший порталом магистр тем временем озвучил условие:

– Но мой рассказ будет последним.

– Вот как, Эрве?
– по губам хозяина скользнула улыбка.
– Ты намерен пугать нас всерьез?

Магистр Академии саалан ответил маркизу непроницаемым взглядом.

– Как получится, Вейен.

– Хорошо, - кивнул маркиз и обратился к женщине, сидевшей слева от него.
– Даурая, твоя очередь.

Та, улыбнувшись, пересела в кресло и заговорила.

– Давным-давно и далеко отсюда один молодой маг сделал статую из глины и камня. Та статуя была особой. Ее члены сгибались, голова поворачивалась, а глаза и рот могли открываться и закрываться. Но статуя не живое существо, исходной искры не было в ней. И маг решил заставить статую ожить. Он попробовал создать искру сам, но не преуспел. Затем попросил помощи в своем деле одну женщину, наемного мага сильного семейства, умевшую многое, но она сразу сказала, что зря он это затеял, поскольку если новым телом не заинтересовался никто из богов, то вряд ли удастся заставить это тело ожить. Но искру можно заменить маленькой машиной, сказала она. Тогда статуя будет двигаться, как живая, вот только управлять придется каждым ее движением, а не действиями в общем. И они принялись за работу, вместо того, чтобы задуматься, отчего никто из богов не захотел вселиться в статую, ведь в отличие от тел умерших людей, она была бы почти вечной. Они сделали и второе тело, новорожденного щенка сайни, тоже подвижного, и в него тоже поместили маленькую машину, управляющую движениями. Но так и не задумались о том, почему ни одно из новых тел не привлекло богов. Говорят, в тот год лето не пришло к людям первый раз.

– Да, - задумчиво улыбнулся Вейен.
– Бабушка рассказывала мне об этом опыте. Все эти вещи ей пришлось бросить, уходя от нанимателей в Ледовый Переход... Но выпьем! Выпьем за то, что это было давно и не повторится больше!

Полина едва не вздрогнула. Почти задремав под мерный голос рассказчицы, она не сообразила, что слышит легенды о жизни саалан на Прозрачных Островах. В шестнадцатом году она бы руку себе зубами отгрызла за такую возможность, а теперь... Теперь, кроме вялого любопытства, она ничего не чувствовала. И надо было еще думать, чем развлекать эту милую компанию.

– Пересаживайся сюда, - услышала она голос маркиза.
– Твоя очередь рассказывать.

Полина послушно поднялась и сделала несколько шагов к креслу. Даурая улыбнулась ей, отходя со своим бокалом. Полина ответила вежливой улыбкой и, устроившись на месте рассказчика, начала по-русски:

– Был удалец и отважный наездник Роллон...

Она думала, что Вейен озаботится переводчиком или хотя бы будет переводить сам, но, к ее удивлению, русскую речь понимали все присутствующие. К концу баллады она порядком устала - и от труда припоминания текста, и от чтения наизусть. Но кажется, ей удалось поддержать традицию. В месте, где герой заявил: "Рад испытать я, отплатит ли долг сатана", Даурая, не сдержавшись, ахнула, а Вейен даже приподнял бровь. Когда Полина замолчала, Натуара зябко повела плечами и сказала: "Как хорошо, что это было не здесь". И за это выпили тоже. А потом кресло занял маркиз.

– Некогда давно, - зазвучал мягкий обволакивающий голос, - так давно, что народ саалан еще не знал своего имени, жил один король. Королями тогда звали военных вождей, а маги, как и теперь, были только советниками. Король был велик и славен, а советником у него был любимый брат. Король был любим народом и правил хорошо. Но судьба любого воина слишком сильно зависит от удачи. В одном бою, решавшем исход войны, удачи короля хватило на победу, но не хватило, чтобы уцелеть. Ему отрубили руку. Брат короля был великий маг и сделал ему руку из серебра, и была она немногим хуже живой, но обычай был неумолим: калека не может быть королем. И короля сместили. Он ушел и стал жить одиноко и укромно. Другой стал править, и был мир. У брата короля выросли дети. Он был счастливым отцом, у него было шесть сыновей и дочерей. Двое старших, брат и сестра, стали могущественными магами и искусными целителями и превзошли отца. Однажды в своих странствиях они нашли дом своего дяди и предложили ему живую руку взамен серебряной. Он удивился и принял их предложение. Они принялись исцелять его и преуспели, и король вернулся в блеске своей красоты и силы, а серебряную руку сохранил на память о мастере и о своем поражении в бою. Брат короля понял, кем был исцелен бывший калека, и убил своего сына за то, что тот превзошел отца в искусстве исцеления, а своему брату сказал, что недолгим будет его торжество. Пока они выясняли между собой, враги вернулись и напали снова. Король опять взялся за меч, но за ним пошли не так охотно, как раньше, и он не одержал победы. Враги вошли в его землю как хозяева, и он ушел с немногими верными в места, покинутые победителями. То была суровая и скудная земля, но у нее не было владельцев, и там можно было жить свободно. Так думали покинувшие родину. Однако свободу нельзя есть, а без покровительства родных мест и родных богов человек слабеет духом и теряет силы. Король признал это сам, и сам лег на камень, как сделал бы на родной земле, взывая к богам, а нож вручил своей серебряной руке. И те, кто пошел за ним, смотрели на него. "Вам нужны боги, вам не нужен король", - сказал он им. "Пусть боги придут, а я ухожу", - еще сказал он. Кровь его испарилась, а серебро, из которого сделана была ему рука, истаяло. И боги пришли. Недалеко им пришлось идти. Были они безлики и многолики, одеты в жуткие черные лохмотья и дерзко обнажены, многоруки и многозубы. Их запах был запахом меда, шерсти, крови и рыбы, и не было ничего и никого прекраснее и омерзительнее их.

– Плохо, что это было, - произнес досточтимый Эрве.
– Хорошо, что это прошло. Надо выпить за то, чтобы прошлое осталось в прошлом.

Маркиз поднялся из кресла и с улыбкой посмотрел на магистра Академии.

– Ты обещал историю.

Магистр посмотрел в камин, не видевший огня дней десять, потом за окно в белесую летнюю ночь. Там было темнее, чем в Петербурге в середине лета, но все же светло. И судя по серебристому оттенку неба, приближался рассвет.

– Да, - сказал он.
– Уже можно.

– Ну так начни, - хмыкнул маркиз.

По губам досточтимого Эрве скользнула улыбка, сразу же скрытая бокалом с вином. Потом бокал был отставлен на столик, а руки магистра Академии Аль Ас Саалан покойно легли на подлокотники кресла. "Слишком рисуется", - подумала Полина.

– Сердце Прозрачных Островов хранит башня, - неторопливо сказал досточтимый Эрве.
– Она сделана из темного стекла, как многие другие замки там. Но только эта башня врастает в землю Островов так глубоко, что из нижних ее окон можно видеть море до самого дна. Говорят, когда-то в ней жили все, кто населял Прозрачные Острова, пока саалан не пришли туда. Говорят, она обвита лестницей от подножия, упирающегося в морское дно, и до верха, пронзающего небо. В этом сходятся все, кто рассказывает о ней. Говорят также, что эта башня не отличается от обычной горы, разве что только стены ее более скользкие, чем сам лед, покрывающий Прозрачные Острова. Говорят, некоторые из населявших ее отправлялись в море искать лучшей доли и лучшей земли. Первое верно, второе нет. Любой из рожденных на Прозрачных Островах, хоть раз входивший в башню и видевший ее сердце, мог вырастить на снегу ягоды, а на камне - зерно. Говорят, потомки видевших сердце Прозрачных Островов носили печать уродства на лице или теле до третьего колена.

Полина украдкой оглядела присутствующих. Маркиз слушал рассказ задумчиво, как нечто полузнакомое, неожиданно украшенное новыми деталями. Но дамы, похоже, раньше не были знакомы с этой историей и выглядели очень впечатленными, а ведь досточтимый Эрве только начал рассказ. Конечно, магистр заметил ее маневр, перехватил ее взгляд и улыбнулся, вызвав тень недовольства на лице хозяина праздника. И после еле заметной, меньше вдоха, паузы вернулся к рассказу.

– Об их уродствах не лгали. Сердце Прозрачных Островов - это сгусток первородной магии. Но в отличие от Источников, та магия не течет в мир, растворяясь в нем, а постоянно прирастает и требует выхода. Соприкасаясь с живым телом, она дает огромную мощь, изменяющую облик в соответствии с проснувшимся даром, и изменения наследуются, но в непредсказуемом виде. Однако тело, соприкоснувшееся с этой магией, само по себе становится как бы Источником, позволяющим при желании создать себе любой, сколь угодно привлекательный облик. Такими были они - прекрасными и безобразными, жадными и щедрыми, жестокими и искусными в творчестве. Те из них, кто пошли искать лучшей доли, преуспели и в колдовстве, и в любви, и в искусстве созидания, и в интригах, и в войне. Но и им довелось узнать поражение. Те, кому повезло больше, вернулись на Прозрачные Острова с горечью поражения во рту. Сердце Островов не отвергло их, но они больше не были лучшими. Подросли другие, способные вместить больше магии, более дерзкие и могущественные, имевшие по несколько обликов. Эти были почти милосердны и даже заводили питомцев. Кому-то из них пришло на ум принести к сердцу Островов маленького лесного грызуна, и его потомки стали разумными и дали сердцу Прозрачных Островов то, чего не могли дать первые обитатели башни. Ни у тех, ни у других не было названия для этого, но когда порядком подросшие потомки зверьков, полюбивших прибегать греться к сердцу Островов, расплодились и начали говорить, оно стало расти. К тому времени первые обитатели Прозрачных Островов уже могли называть себя хозяевами, потому что у них появились гости. Поначалу они забавляли хозяев, хотя те и считали их немного докучливыми, но рано или поздно надоедает все. А если кроме надоевшей игрушки появляются еще и заботы... в общем, случилось так, что хозяевам стало не до гостей. Когда сердце Островов успокоилось и вернулось к прежним размерам, недопонимание между хозяевами и гостями превратилось в почти вражду. Войны, к счастью, не было. Часть зверьков ушла вместе с гостями, которым надоели хозяева. Как выяснилось, ушли к малому сердцу Прозрачных Островов, которое, родившись, отделилось от родительского и перенеслось в другой мир. Оно и стало святыней для малого, едва разумного народца. Но как родитель знает свое дитя, даже не видя его, из-за магической связи родной крови, так и сердце Островов оказалось связано со своим отпрыском. Связь эта есть и до сих пор...