У свободы цвет неба

Сперва он спросил ее, как она устроилась и наняла ли уже сопровождающего. Услышав короткое "да" на оба вопроса, легко кивнул и предложил прогулку в его собственный городской сад, тот самый, с мостиками над рекой, маленькой набережной и ящерами в воде. Не прямо сейчас, разумеется. Например, завтра. Понимала ли Полина, что согласиться будет большой глупостью? Конечно, да. Была ли она благоразумна? Естественно, нет. Сил быть благоразумной у нее было недостаточно. Для этого нужно было отказаться от предложения маркиза, а Полине было нечем это сделать. И в результате на следующий день маркиз встретил ее у входа в свой городской сад и повел по дорожке, петляющей между цветочных клумб и стволов деревьев, похожих на гинкго.

Они и трех шагов пройти не успели, когда Вейен заявил, что видит в ней сааланку, по ошибке родившуюся и выросшую в Новом мире. Полина в ответ только хмыкнула:

– Маркиз, это слишком грубая лесть.

– Лесть?
– переспросил он.
– Почему же?

– Потому что саалан ставят себя выше других существ и считают комплиментом признание сходства с ними, проявившегося у чужаков, - объяснила она, следуя рядом с ним по тропинке.

– Но это всего лишь правда, - с легким удивлением сказал маркиз.
– Мы действительно выше.

– Если вы выше, то зачем вам нужен купол над нашей атомной станцией и как вы намерены им пользоваться впредь?

Вейен, услышав это, даже придержал шаг. Полина не сразу поняла, в чем дело, но быстро сообразила. Вопрос показался ему эхом бесед в Исюрмере, только теперь спросила она.

– Ты меня поймала, - он мягко улыбнулся.
– Что ж, и мы несовершенны, и нам случается ошибиться. Цена ошибки тем выше, чем дерзновеннее был замысел. Ты сама это знаешь.

– Хотели как лучше, получилось как всегда, - кивнула она.

– В другой раз получится лучше, - маркиз излучал оптимизм и благодушие.

– Вы еще за этот раз не расплатились, - заметила Полина.

Вейен мягко и обаятельно рассмеялся.

– Вот видишь, - сказал он с лукавым торжеством, - ты привела наш аргумент.

– Я запомнила вашу логику, - она пожала плечами.

– И какая же она для тебя, наша логика?
– в голосе маркиза слышался живой интерес. К теме, не к собеседнице.

Но Полина эти фокусы уже лет двенадцать видела по клиентским историям. Никаких иллюзий на свой счет она тоже не питала. Пятьдесят лет, разрушенное здоровье и не самый ангельский характер на свете - совсем не подарочный комплект, так что никакого личного интереса к ней у маркиза быть не может. И тем мне менее он здесь, и говорят они совсем не о погоде. Если сааланец начинает беседу "по душам", следует ждать предложения узнать друг друга поближе, а затем навязывания каких-то обязательств. Или сразу последнего, минуя третью фазу прощупывания почвы. В принципе, можно попробовать вывернуться, хотя лично ей уже почти все равно. Причина попытаться была, хотя и формальная - обязательство дружбы, данное ею Димитри. Для саалан это все слишком всерьез, князь должен по крайней мере быть уверен, что Полина сделала все, что от нее зависело. Она шагнула вперед по дорожке. Цветной песок захрустел под ногой.

– Ваша логика?
– переспросила, чтобы начать отвечать.
– Прагматическая. Меркантильная. Настолько приземленная, что даже странно знать о вашей магии.

Вейен хмыкнул и сделал два шага по дорожке вперед. А потом преподнес сюрприз.

– Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай, на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

– Ион Деген, танкист Второй мировой, - медленно проговорила Полина.
– Откуда вы... откуда ты это знаешь?

Маркиз, очень довольный собой, с улыбкой повернулся к ней.

– Я знаю о вас больше, чем ты думаешь. Ну что, ты будешь продолжать утверждать, что меркантильные и приземленные - мы, а не вы?

Полина посмотрела в глаза маркизу, чуть приподняв бровь. Потом, отвернувшись к реке, блестящей за цветниками, заговорила.

– Послушай, Бог, еще ни разу в жизни

С Тобой не говорил я, но сегодня

Мне хочется приветствовать Тебя...

Ты знаешь, с детских лет мне говорили,

Что нет Тебя. И я, дурак, поверил.

Твоих я никогда не созерцал творений.

И вот сегодня я смотрел

Из кратера, что выбила граната,

На небо звездное, что было надо мной.

Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,

Каким жестоким может быть обман...

Не странно ль, что средь ужасающего ада

Мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя.

На полночь мы назначены в атаку,

Но мне не страшно. Ты на нас глядишь...

Но, кажется, я плачу, Боже мой, Ты видишь,

Со мной случилось то, что нынче я прозрел.

Прощай, мой Бог. Иду и вряд ли я уже вернусь.

Как странно, но теперь я смерти не боюсь!

– Тоже военное?
– осведомился маркиз.

– Да, конечно. Только авторство и год написания так и не установили. То ли Зацепа, то ли Зайцев, то ли в сорок втором, то ли в сорок четвертом, то ли советский, то ли эмигрант... Листок нашли в кармане шинели застреленного бойца. Текст впервые был публично прочитан в Москве за год до аварии, ведь история у него более чем скандальная.

– Почему же?

Маркиз купился, Полина ясно видела его искренний интерес и готовность слушать ее.

– Об этом может сказать и сам текст. Советский союз был атеистическим государством, вера считалась постыдным пережитком прошлого, а эмигранты, хоть аристократия, хоть простые, были верующими людьми, у них только религия от родины и осталась. А написано: "Ты знаешь, с детских лет мне говорили, что нет Тебя. И я, дурак, поверил". Вряд ли такое могли постоянно и с детских лет говорить в Европе или Америке. Кроме того, утвердившись в вере, человек на смерть идет, здороваясь с Богом, а не прощаясь с ним. И удивляться тому, что в самые тяжелые минуты жизни Божье присутствие ощущается острее всего, твердо верующий человек тоже не будет. Он будет благодарить. А внезапное обращение к Богу красноармейца перед последней атакой... это скандал. Такое не публиковали. И очень тщательно проверяли работу замполита части.

– Ты хочешь сказать, - задумчиво хмыкнул Вейен, - что ваш бог сам решает, кому явиться и кого поддержать? И с чего бы ему тогда поддерживать неверующего?

– Ну и кто меркантилен и приземлен, ты или я?
– спросила Полина.

Вейен остановился на дорожке, преградив ей путь.

– Пленила, убила и ранила!
– улыбнулся он.
– Я должен тебе обед.

– Не теперь, - попросила Полина.
– У меня были планы на вторую половину дня.

– Хорошо, - легко согласился он.
– Занимайся своими делами, потом договорим.

Он не появлялся месяц. Длинный сааланский месяц. И вот вчера вместе с еженедельной афишей от него принесли письмо. Две строки на пергаменте ровными округлыми сааланскими буквами: "Буду рад увидеться через день. Если хочешь, могу зайти за тобой в твои апартаменты". Апартаменты, о господи. Она хотела снять небольшой домик у Нового рынка, но ей отсоветовали, сказали, это не тот район для мистрис. Пришлось перебираться через реку и снимать половину этажа в двухэтажном доме, стоящем торцом к мощеной кирпичом улице. Домом занимались сайни: владелец здания отселил дочь матриарха своего гнезда с подросшими щенками и приходил навещать их каждую неделю, заодно забирая арендную плату у жильцов. Соседями Полины были дама-нотариус, ждавшая документов на земли для клиента, и юноша-мелкомаг, прибывший по каким-то делам сюзерена. Четвертые апартаменты пустовали. Чистенько, но бедненько, с точки зрения таких, как да Шайни или Димитри, и вполне адекватно с ее собственной точки зрения. Спальня, гостиная, кабинет, ванная, гардеробная и столовая. И услуги сайни: уборка и готовка. Продукты можно заказать, можно самой купить на рынке и там же попросить отнести по адресу, дав понюхать кожаный брелок на ключе. С другой стороны лестницы такие же апартаменты другого жильца. Все это за две тысячи рублей в день. Район для не слишком зажиточных приезжих и для не слишком знатных и богатых уроженцев столицы. Кроме нечастых гвардейцев с мечами, на улицах в основном возчики и мастера, у каждого за поясом кистень. Не от людей, от ящеров. У незнатных женщин и подростков при себе рогатые посохи, используемые в основном как коромысло для грузов. Ящеров при случае гоняют этими же посохами. Все просто и без затей. Не слишком выпендриваясь с обедами по тавернам и покупками одежды, Полина могла бы прожить тут и год, но столько не потребуется. Димитри сразу сказал, что она тут только до листопада. Если старший да Шайни хотел смутить ее разницей между этой окраиной и центром Исаниса с улицами, вымощенными каменной плиткой, особняками с витражами и тавернами с яркими вывесками, то он прогадал. Сааланский пафос Полине был так же безразличен, как и вопрос о ее месте в здешней табели о рангах.