Убежище, или Повесть иных времен

с почтенным названым отцом моей любимой будем ждать от вас дальнейших

известий.

— Какое счастье, — заметила я, — что из любви ко мне ты настоял, чтобы я

научилась ездить верхом. Теперь я могу следовать за тобой, не боясь ничего и

никого, кроме Елизаветы. Найдите для меня, дорогая леди Арундел, самый

скромный наряд служанки, а милорд должен воспользоваться обличьем

живописца, которое он изобрел и носил в более счастливые времена, и если уж я

едва узнала его в этом наряде, то как может узнать его кто-то другой? О,

поспешите, дорогой друг! Выберите для нас самых быстрых лошадей. Каждый

миг мне чудится, что меня уже окружает стража Елизаветы. Настанет ли

время, когда мы будем приносить вам не одни тревоги и заботы?

Добросердечная леди Арундел снабдила нас всем необходимым, и мы

тотчас отправились в путь. Еще до захода солнца мы подъехали к крестьянской

хижине неподалеку от Сент-Олбана, где, как утверждал мой супруг, можно

было в безопасности отдохнуть, в чем я очень нуждалась. Так как он

несчетно ездил по этой дороге в оба конца, лицо каждого встречного казалось ему

знакомым, я же была уверена, что и его узнают все. Наши хозяева, как мне

показалось, что-то поняли и в нашем появлении усмотрели некую тайну,

поэтому я разбудила милорда на рассвете, про себя решив не переступать более

ничей порог, пока мы не доберемся до своего приюта. Даже щедрое

вознаграждение, которое оставил этим крестьянам мой супруг, сообразуясь скорее

со своей душой, чем с наружностью, возбудило у них подозрение. Они

уговаривали нас остаться подольше, и теперь уже их манера показалась

подозрительной мне. Когда же мы отправились в путь, то поспешность нашего

отъезда, надо полагать, подтвердила их опасливые догадки. Лорд Лейстер,

прекрасно зная эту местность, выбирал самые безлюдные дороги. Я не жалуясь

переносила немыслимую усталость, скакала целый день, не подкрепив себя

ничем, кроме нескольких глотков парного молока, которое предложила мне

встретившаяся в пути крестьянская девушка, и, когда солнце уже склонялось

к вечеру, мы въехали на крутой склон, откуда открывался вид на Сент-Вин-

сентское Аббатство. При виде знакомых мест сердцу моему стало тесно в

груди. Единым взором я пыталась охватить всю картину с тем чувством, которое

пробудить способен лишь вид родного дома. Природа, казалось, одела леса

особенно сочной зеленью, прозрачный ручей, виясь, струился в величавом

безмолвии, не нарушаемом криками шумливых лодочников. Сама

невинность нашла себе приют в тени прибрежных ив. Пурпурное вечернее солнце

изливало вокруг покой и само нежилось в нем. Неодолимое очарование этих

мест овладело моим сердцем, на миг я забыла о всех несчастьях.

— Здесь, — воскликнула я, придерживая коня, — здесь мы в безопасности!

Ах, более чем в безопасности — здесь мы будем счастливы! Отчего, отчего

нельзя вернуть часы нашей первой встречи, те часы ни с чем не сравнимого

блаженства? Тогда этот мирный ландшафт замыкал собою все наши

желания: в его пределах было все, что нужно для существования, в нас самих —

все, что нужно для счастья, но общество людей, это первое среди земных

благ, несет с собою множество зол, исправить которые под силу лишь смерти.

А высокочтимый отец Энтони — с какой отрадой... Но ах! С какой печалью

примет он нас: самим появлением нашим предуведомленный о беде, он не

сможет всецело отдаться радости в минуту встречи.

Сменяя друг друга, эти чувства и впечатления переполняли меня, а между

тем мы добрались до места, где сердце мое узнавало каждую мельчайшую

примету. Лорд Лейстер привязал наших коней в лесной чаще, и мы

пешком направились к Пещере Отшельника. Над землей сгущались вечерние

сумерки.

Мы еще прежде условились, что я буду хранить молчание, пока милорд не

подготовит постепенно к своему появлению отца Энтони, чье ослабевшее

сердце могло не вынести потрясения, но как же были поражены мы сами,

когда незнакомый голос предложил нам войти! С замирающим сердцем я

сжимала руку лорда Лейстера, пока он с тревожным удивлением расспрашивал

об отшельнике.

— Он уже десять дней как умер, — отвечал незнакомец, — и похоронен

среди Скрупов в склепе Сент-Винсентского Аббатства. Мне поручено охранять

то небольшое имущество, что он оставил, пока его родственники не

распорядятся, что с ним делать.

— Вот и конец нашим надеждам на безопасность, покой и радость, —

промолвила я с горестным вздохом, отворачиваясь от Пещеры. — О, безгрешный

Энтони! У меня нет сил, чтобы оплакать тебя, и весть об этой утрате, над

которой еще недавно пролила бы потоки слез, я встречаю сейчас с

безразличием. Куда деться нам, несчастным скитальцам? Останься мы в Лондоне, не

только дружеское расположение, но даже простая корысть могли бы

предоставить нам приют. Здесь я так же хорошо известна, как ты — там, и новые

владельцы Сент-Винсентского Аббатства, несомненно, узнают нас обоих.

Хуже того — мы не знаем, кто они и не окажемся ли мы во власти злейших

врагов. Увы, любовь моя! Какие беды навлекла я на тебя! И я не могу более

казаться бодрой: силы изменяют мне, я должна отдохнуть — хотя бы просто на

голой земле.

— Милосердный Боже! — вскричал лорд Лейстер, обнимая и поддерживая

меня. — Чем заслужили мы такое множество несчастий? Давай проберемся

через лес: кто знает, моя Матильда, быть может, волею Провидения, вход в

гробницу открыт, и там мы сможем найти приют. Крестьянин, что сейчас

живет в Пещере, явно не посвящен в тайны отца Энтони, и секрет Убежища тот,

по всей вероятности, унес в могилу. Соберись же с силами, любовь моя, еще