Убить демократа

– - Не скромничай. Боцман. Ты выдержал ровно двенадцать с половиной минут. И еще выдержал бы -- сколько нужно.

– - Заткнись, -- попросил Боцман.
– - Я же тебе сказал: заткнись. Это не самое приятное воспоминание в моей жизни.

– - Извини, больше не буду, -- охотно согласился маленький.
– - Просто мне хотелось сделать тебе комплимент.

– - Потом будем комплиментами обмениваться. Когда дело закончим. Приступай.

Мухин подошел к водителю и буднично предложил:

– - Вставай. И снимай штаны.

– - Ребята! Да вы что?! Я и не думал вам грозить. Я просто предупредил вас об опасности, о которой вы, возможно, не знаете. А так я готов! Спрашивайте!

– - Начнем с середины, чтобы тебе было легче, -- проговорил Мухин.--Губернатор провел разговор с хозяином дома номер семнадцать по улице Строителей. Кто это был?

– - Комаров, преподаватель института.

– - Откуда ты знаешь?

– - Случайно. Слышал, как секретутка сказала, когда созванивалась с ним.

– - Губернатор пожал хозяину дома руку и сел в машину. Как он сел?

– - Ну как? Нормально.

– - Сколько лет ты возишь губернатора?

– - Скоро четыре.

– - Значит, успел изучить его привычки, манеру поведения?

– - В общем, да.

– - Вот и вспомни, как он после того разговора сел в машину. Дверцу сильно захлопнул?

Водитель глубоко задумался и решил, что откровенность в этом постороннем вопросе не сможет принести ему вреда, но подтвердит его искренность.

– - А ведь и верно!
– - воскликнул он.
– - Так саданул дверцей, что я даже удивился. Обычно он закрывает -- ну, нормально. И сразу закурил. Обычно он в машине не курит, старается только в кабинете. И сразу скомандовал: езжай.

– - А как обычно говорит?
– - спросил Боцман.

– - Домой. Или в контору. Или еще куда. А тут сказал: езжай. И все. Только минут через пятнадцать приказал: на работу.

– - Значит ли это, что губернатор остался недовольным результатами разговора с Комаровым?
– - спросил Мухин.

– - Пожалуй, да, -- покивал водитель.
– - Да, недоволен. Это точно. Хмурый он был.

– - И ты обратил на это внимание?

– - Водители -- народ приметливый. Если четыре года ездишь с одним и тем же человеком, невольно узнаешь его характер.

– - Зафиксируем достигнутое, -- предложил Мухин.
– - Губернатор остался недоволен разговором с Комаровым, а ты обратил на это внимание.

– - Но не придал значения, -- уточнил водитель.
– - В один день у человека может быть одно настроение, в другой день другое.

– - Ты мог и не придать значения настроению губернатора, потому что был не в курсе его дел. Но некто, назовем его пока мистер Икс, был в курсе и этим настроением чрезвычайно интересовался. И этому человеку ты дал знак о том, в каком настроении находится шеф. А конкретно -- о том, что переговоры были безуспешными. Скажу больше: ты подал этот знак в течение примерно пятнадцати минут после того, как губернатор сел в машину и вы отъехали от дома Комарова. Ты мог сразу мигнуть фарами или подфарником, мог сделать это или нечто такое же позже, но ты это сделал. И если ты сейчас назовешь этого

человека, будем считать, что самая трудная часть нашей беседы уже позади.

– - Понятия не имею, о чем ты говоришь, -- заявил водитель.

И тотчас, без всякой задержки, Мухин как-то странно махнул рукой, и на голову водителя обрушилась такая лавина боли, какой он не испытывал даже когда попал в аварию и его зажатую искореженным железом ногу вырезали автогеном. При этом он не терял сознания, каждая крупица боли находила свое место и не исчезала, пока не источала свою силу. Он не знал, сколько

продолжался этот ад -- десять минут или час. Но скорее всего -- не больше трех или пяти минут, потому что за это время его собеседники никак не сменили своих поз.

Когда боль наконец отпустила и он получил возможность все видеть и слышать, Мухин заметил, обращаясь к напарнику:

– - Извини, Боцман. Я знаю, что ты не сторонник таких методов. Я тоже. Но это гораздо эстетичнее, чем зажимать яйца в дверях, а иногда оказывается и эффективнее. Страшна не боль. Страшен страх боли. Он ее испытал. И испытает еще, если будет продолжать нести чушь, а не давать прямые и точные

ответы на наши вопросы. Что успокаивает мою совесть? Я тебе скажу. Если бы мы попали в его руки, он не озадачивался бы морально-этическими проблемами. Нет, не озадачивался. Но в данный момент, Костя, повезло нам, а не тебе. Поэтому кончай строить из себя Зою Космодемьянскую, если ты знаешь, о ком я

говорю, и отвечай на наши вопросы. Коротко и точно. И правдиво, разумеется. Итак, когда ты подал знак?

– - Сразу, как только отъехали.

– - Какой?

– - Мигнул левым подфарником. Хотя поворачивали мы направо.

– - Сигнал был заранее оговорен?

– - Да.

– - Кому ты подал сигнал?

– - Не знаю.

– - Это не текст в нашем разговоре. Костя. В нашем разговоре не может быть слов "не знаю".

– - Но я действительно не знаю! Было почти темно, туман. Я и понятия не имею, кто увидел мой сигнал.

– - А кто должен был увидеть?

– - Этого я тоже не знаю.

Мухин обернулся к товарищу:

– - Боцман, выйди на три минуты, а? Не могу я издеваться над твоей изнеженной психикой. Клянусь, я не сделаю ему слишком больно. Я сделаю только так, чтобы он вспомнил, что такое боль. Заодно принеси полведра воды. Она может понадобиться.

– - Нет!
– - сказал водитель.
– - Нет! Пожалуйста, не нужно! Я все скажу. Все, что знаю. Я действительно не знаю, кому подал знак, когда мы отъехали от дома Комарова. От меня ничего и не требовалось. Лишь мигнуть не повороте левым подфарником, если переговоры закончатся неудачей.

– - Кому ты подал сигнал -- не вопрос, -- заметил Мухин.
– - Ты подал сигнал убийце. Через двадцать минут Николай Иванович Комаров был застрелен.

– - Я не имею к этому никакого отношения!
– - воскликнул водитель.
– -Клянусь жизнью моих детей! Клянусь всем, чем только можно!